Контр-адмирал, сделав большой глоток, наполовину осушив воду из стакана, посмотрел на меня растерянным взглядом.

— Правила есть правила, сэр, — неуверенно произнес он. — У меня почти три сотни тысяч добровольцев, желающих поступить на службу во флот. Молодые парни — как люди, так и нелюди, в возрасте от пятнадцати до тридцати. В основном — бывшие фермерские дети, или из семей мелких промышленников. Почти поголовно у каждого имеются допуски для управления или обслуживания легкой техники. Гражданской, конечно — это трактора, комбайны, спидеры, оросители и так далее. Но это хороший задел для того, чтобы из них взрастить нечто большее.

— Именно поэтому я и изменил свой маршрут, прибыв на Гарос, — пояснил я причину остановки на Гаросе. — По нашим же законам, эти разумные не могут сразу попасть в регулярный флот.

— Да, сэр, им сперва необходимо пройти службу в Силах обороны, — согласился Дорья. — Но, должен заметить, что в секторе Мсст не так уж много звездных систем, представляющих интерес. Будь у меня дополнительное оснащение на этих рекрутов, дополнительные корабли, то я мог бы за короткий промежуток времени организовать захват этих систем и подчинить сектор Доминиону.

— Используя призывников? — уточнил я.

— Захват сектора можно отложить на некоторое время, — сбавил энтузиазм Дорья. — А новобранцев отправить в учебные центры для подготовки, после чего передать их в регулярные войска…

— Нет, контр-адмирал, — возразил я, смотря мужчине прямо в глаза. — Каким бы ни был энтузиазм наших призывников, никто из них не имеет опыта службы в имперской армии, а следовательно — законодательно не имеет права служить в регулярных войсках. Вариантов всего два. Первый — они на общих основаниях направляются в учебные заведения и проходят службу по призыву в Силах обороны Доминиона с последующим переводом в регулярный флот на основании личного заявления и контрактной схемы. Второй…

Экипажи для почти десяти звездных разрушителей…

Которые сами плывут в руки.

Стоит только согласиться.

Ведь после вербовки преступников пустить на передовую тех, кто сам туда рвется так это ли преступно, как кажется?

Что стоит всего лишь поменять закон, да загрести разом несколько миллионов бойцов?

Ведь это так просто…

Всего две бумаги — одну для отмены предыдущего закона, вторую — для написания нового.

— Второй, сэр? — повторил контр-адмирал Дорья, явно надеясь на ответ, который я прервал своими размышлениями.

— Второй, контр-адмирал, — произнес я, принимая решение. — Эти добровольцы остаются на Гаросе IV и тщательнее изучают законодательства Доминиона. Без службы в Силах обороны в регулярных войсках они не нужны. Так и передайте их инициативной группе.

Десять лет и тридцать первые сутки спустя Битвы при Явине…

Или сорок пятый год и тридцать первые сутки после Великой Ресинхронизации.

(Семь месяцев и шестнадцатые сутки с момента попадания).

За годы своей службы капитану Штебену приходилось побывать в немалом количестве переделок.

Как-то довелось два дня провести в канализации экуменополиса, выслеживая желающих нажиться на контрабандном сбыте имперского имущества.

А потом еще и принять в той обители вони и разложения бой.

И до сих пор он был уверен в том, что его запаховые рецепторы уже нечем удивить.

Ох, как же он ошибался.

В камере смердело так, словно здесь кто-то сожрал давно сдохшего ранкора, соизволившего начать процесс разложения во всех его прелестях.

А на деле же — ничего подобного, просто один слишком толстый, слишком грязный и слишком пахучий хатт, несмотря на свое прежнее положение, гадил под себя.

И ладно бы это было продиктовано какими-то объективными причинами — Граппа-хатт делал это целенаправленно, издеваясь над контрразведчиком.

— Ну, — Штебен посмотрел на огромную кучу экскрементов, размером едва ли не с самого Граппу, возвышающуюся в центре камеры, — п крайней мере теперь я знаю, что у тебя есть откуда этому вываливаться. Как запашок, самому-то нравится в подобной грязи находиться?

Хатт, находящийся в дальнем углу камеры, некогда бывшей тюремной кладовой, и единственной подходящей для содержания такого габарита пленника, лишь одарил контрразведчика презрительным взглядом.

— Ты же знаешь, чем заканчивается твоя игра в молчанку, Граппа, — вздохнул Штебен, расстегнув китель и вынув из внутреннего кармана маску-респиратор, а так же защитные очки. — Сперва ты устраиваешь подобного рода демарши, хотя в прошлый раз со рвотой по всему полу было куда как изобретательнее, затем приходят дроиды-дознаватели и делают свое черное дело, — при упоминании последних хатт едва заметно вздрогнул всем своим телом. — Проходит совсем немного времени, и ты начинаешь говорить, заливаясь как джедай на допрос в Инквизитории. Вот зачем из разу в раз проходить один и тот же путь?

Граппа что-то пробасил на своем родном языке.

— Мистер Граппа говорит, что так он выражает пренебрежение к вам, люди, демонстрируя, что ему, как любому достопочтимому хатту, плевать на людские законы, — перевел стоящий рядом серебристый дроид серии С3-РО. — Он показывает вам свою несломленность и готовность к пыткам.

— Ты в прошлый раз после встречи с дроидом-дознавателем слюноотделение-то сове контролировать не мог, мерзкий ты червяк, — усмехнулся Штебен, усаживаясь на принесенный раскладной стульчик, — а сейчас решил поиграть в непокоренного? Да если мое командование решит обнародовать хотя бы часть того, что ты уже наболтал, за твоей штукой придет такое количество охотников за головами, отправленных собственными сородичами и бывшими компаньонами, что ты у Доминиона политического убежища потребуешь.

Хатт снова заворчал своим басовитым голосом.

— Мистер Грамма заявляет, что у него есть могущественные союзники и покровители, которые прибудут ему на выручку, стоит только им узнать о том, что он в плену. И тогда ваши страдания будут нескончаемы.

— Ключевой момент — «если узнают», — сделал логическое ударение Штебен. Вздохнув, мужчина поинтересовался:

— Добровольно ты рассказать мне о своих упомянутых товарищах явно не хочешь, так? Ни о Тайбере Занне, ни о том по чьему приказу ты клонировал баронессу Д’Аста, ни о том где сейчас находится оригинал?

Хатт смачно плюнул в Штебена, но тот уклонился т оскорбительной влаги, объема которой хватило бы на то, чтобы захлебнуться.

— Это было грубо, — констатировал Штебен.

— Мистер Граппа говорит, что даже его плевок ценнее, чем ваша жизнь, оперативник Штебен, — сообщил дроид-переводчик. — Его друзья придут за ним и нас всех ждет кара.

— Все это мы уже слышали, — заверил контрразведчик, направляясь к выходу из камеры.

Когда металлическая переборка ушла в сторону, он посмотрел на хатта, который давным-давно начал без устали молотить языком, но продолжает строить из себя невинного альдераанца, застигнутого в арсенале с самодельным взрывным устройством.

— Уверен, что не хочешь ничего сказать до того, как я уйду? — поинтересовался Штебен.

Граппа пролаял ответ на хаттском.

— Мистер Граппа сообщает подробности казней, которым подвергнет вам, когда окажется на свободе, — сообщил дроид-переводчик.

— Что ж, — вздохнул Штебен, отворяя дверь. — Приятно, когда ты хоть кому-то настолько глубоко западаешь в душу. Проходите, ребята, настало ваше время. Но, Граппа, я знал, что ты это скажешь. Сегодня у тебя будет особенная компания металлических шариков.

Оперативник Контрразведки посторонился, пропуская внутрь бывшей кладовой одного за другим полдюжины имперских дроидов-дознавателей, прикупленных на черном рынке с месяц назад.

Хатт вновь заговорил, но теперь его голос сочился испугом.

Очевидно его истыканная иглами и неоднократно порезанная тончайшими скальпелями шкура вспомнила о том, что такое быть в манипуляторах подобного типа дроида.