– Простите, Таня, что за гадость Вы употребляете? Это не моё, конечно, дело, но есть более цивилизованные напитки.

Татьяна с удивлением посмотрела на бутылку:

– Какая разница? Чем эта хуже? Или чем другие лучше? – женщина была уже довольно сонной, и я понял, что разговор движется к концу. Терять мне было нечего.

– Если не секрет, кому достанутся все Ваши сбережения? Ведь у Вас, скорее всего, должны были остаться акции компаний мужа и отца, дача, машина, родительская квартира, в конце концов…

– Кому-нибудь да достанутся, – недобро усмехнулась женщина.

Я понял по её тону, что пора закругляться.

– Таня, я не хочу Вас больше мучить расспросами… Вспомните, пожалуйста, среди журналистов, риэлтеров и прочих людей, приходящих в эту квартиру, не было молодой очень хрупкой девушки или такого же маленького, хрупкого юноши. Он или она могли представиться журналистом, представителем благотворительного фонда, тем же риэлтером. Вспомните, пожалуйста! Мне очень это важно и нужно. И закончим с расспросами.

Я был абсолютно уверен, что Татьяна не ответит мне и ответа, в общем-то, и не ждал. Я самым внимательным образом следил за её реакцией. Я дождался. Она среагировала на слова «благотворительный фонд». Немного расслабилась от беседы и выпитого, и непроизвольно дала мне понять, что я попал в точку. В принципе, этого было достаточно. Я ничего не мог доказать, я не мог вытащить из этой слабой женщины признание, но теперь я был уверен, что контакт с киллером у неё был. И это был контакт в связи с благотворительным фондом. Всё, больше я здесь ничего не узнаю. Пора ретироваться. Осталась, пожалуй, самая лёгкая и приятная часть беседы. Я начал достаточно торжественно:

– Татьяна! Я ещё раз повторюсь, что это совершенно закрытая информация, я не имею права её разглашать. Но я чувствую себя обязанным сказать Вам это. Кузьмин арестован за хранение наркотиков. Доза достаточно большая, чтобы обвинить его по самому высокому пределу. – Татьяна слушала мою речь почти равнодушно, уткнувшись глазами в стол. На какой-то момент мне показалось, что она не слышит меня. Но она слышала. Она прекрасно всё слышала.

– Он выкрутится. У него отличные адвокаты. Он снова останется безнаказанным. Бессмысленно всё…

– Нет, Татьяна! На этот раз не бессмысленно. Он арестован не у нас в стране, а в Таиланде. Там совершенно другие законы, совершенно другие положения об адвокатуре и другая ответственность за подобные преступления. Он пойман там второй раз. Первый раз его депортировали, а второй раз он из тюрьмы уже не выйдет. Я, конечно, не знаком близко с тайскими законами, но, по мнению моего начальства, ему грозит смертная казнь. А, если суд учтёт две его предыдущие судимости в России, я гроша ломаного не дам за его жизнь. В принципе, быть повешенным или провести весь остаток жизни в тайской тюрьме – разница, поверьте, небольшая. Тюрьма там – не курорт, даже с нашей не сравнить. Страшнее, наверно, места нет.

С Татьяной произошли внезапные и разительные перемены. На серых щеках буквально вспыхнул румянец, глаза, наконец, заблестели, и женщина вдруг улыбнулась. Неожиданно я понял, что блёклые глаза с мешками внизу, болезненная худоба, спутанные волосы, отёкшее лицо – это маска, ужасный грим, под которым скрывается подлинная красота. Да-да, Татьяна была явно красивой женщиной. Я бы даже сказал, красавицей. Ничего не говоря и не переставая улыбаться, Татьяна подошла к каминной полке, нашла на ней записную книжку, нашла нужный номер, а потом огляделась в поисках телефона. Вспомнила, видимо, что телефона давно нет, и обратилась ко мне:

– Вы не могли бы дать мне телефон? Мне нужно сделать один звонок. Это быстро! Пожалуйста!

Я протянул ей трубку. Татьяна набрала номер, сверяясь с книжкой, и быстро заговорила:

– Нурия! Милая! Приезжайте, пожалуйста, мне нужно убрать квартиру. Всё-всё убрать. Здесь должно быть чисто. Пожалуйста! Я Вам обязательно заплачу… Нет, квартира тут совершенно ни при чём, она Ваша и так. Я заплачу за уборку, и за продукты. Не везите много. Я отвыкла есть… – Татьяна улыбалась. – Тогда я жду Вас завтра прямо с самого утра! Да, теперь всё будет по-другому. Совершенно по-другому.

Я оставил на столе свою визитку и собрался на выход. У самых дверей я оглянулся. Татьяна продолжала улыбаться. Сейчас она была похожа на вполне счастливого человека.

– Вы знаете, Татьяна, я не совсем всё Вам сказал. Дело в том, что Кузьмина арестовали не случайно. Его кто-то сдал тайской полиции, а наркотики ему, похоже, просто подбросили. Так что там не всё слишком законно…

Мне показалось, что Татьяна сейчас рассмеётся. Практически это и произошло. Её стал мучить то ли кашель, то ли смех, она смахивала слёзы и сквозь смех, слёзы и кашель пыталась говорить:

– Не слишком законно? Майор! Вы меня удивляете! Как же незаконно?! Законно, закономерно и справедливо! Вы заставили меня поверить в справедливость. Значит, есть ещё кто-то, кто вершит эту справедливость! Значит, оно всё-таки работает!..

– Что работает, Татьяна?! – я буквально схватил женщину за плечи. – Что ОНО? Как оно работает? Ответьте мне! Я принёс Вам хорошую весть! Вы должны мне сказать, как это работает? К Вам кто-то приходил и предлагал отомстить Кузьмину? Это была девушка? Скажите мне, Татьяна! Я прошу Вас! Это была невысокая очень худенькая девушка? Она просила у Вас денег? Себе лично или в благотворительный фонд? Таня! Да очнитесь Вы!

Я сообразил, что уже несколько минут трясу несчастную женщину за плечи, а она продолжает улыбаться, и её глаза наполнены торжеством. Ничего больше по ним не прочитать. Только торжество. Неужели оно так сладко, чувство мести? Неужели так сладко?!

Я был практически на сто процентов уверен, что к Рябцевой приходила Женя Маслова. Заставить её составить фоторобот было невозможно, она ни за что не стала бы этого делать. Она ни за что не ответила бы больше ни на один мой вопрос. Я уходил от Татьяны, из её дома, пропахшего горем, болью, дешёвой водкой, табаком и чувством отмщения в полном упадке сил. Разговор вымотал меня до полного безразличия ко всему на свете. Если месть – это то, что делает человека счастливым, если чужая смерть может приносить облегчение, то мне, взрослому здоровому мужику страшно жить на свете. В какой момент с миром произошли такие перемены? Когда перепутались понятия и законы? Когда одно подменило другое? Когда законы нравственности, морали и справедливости сменились законами торга, денег и расчёта? Понятия чести и совести куда-то исчезли, и на их место пришли воровские понятия. Когда? Почему я не заметил этого, ежедневно и монотонно неся службу на страже тех самых законов? Так, Сергеев! Не ныть, не ныть! Всё идет, как идёт. Ты делаешь свою работу, и если она будет зависеть от твоего отношения к происходящему, то всё, край! «Чистые руки, горячее сердце и холодное голова» – так учил нас товарищ Дзержинский. Фиг с ним, с сердцем. Даже с руками – фиг! Даже с товарищем Дзержинским… Голова – главное. Не забивай её лишними вопросами и ещё более лишними ответами. Просто работай. Лови преступников и жди справедливого наказания. А если наказание не настолько справедливо, насколько тебе хочется и кажется? Если степень ответственности напрямую зависит от наличия нулей на счету, связей адвоката и совести судьи? Тогда как? Стоп, майор! С такими рассуждениями остаётся прикупить патронов и из рук в руки передать их киллеру с реверансом и извинениями за беспокойство. Отставить! Всему своё время. Вот найдём преступника, отдадим его под суд, а там посмотрим…. Там ему впаяют пожизненное и, в общем-то, всё. И, наверно, это будет справедливо.

Позвонил Сашка. Как и предполагалось, найти бывших сокурсников Масловой было достаточно сложно. На это, действительно уйдёт время. Рудой не вспомнил никого из подруг дочери, тем более никак не мог помочь с их телефонами. Пять лет – не шутка. Сашка остановился на изъятии фотографий из архивного дела о розыске Жени Масловой, если таковые в нём сохранились. В очередной раз упрекнул меня в том, что я занимаюсь не тем, чем надо, а точнее, дурью маюсь. Послал напарника куда подальше и с чувством глубокого морального удовлетворения отправился домой, где меня уже должна была ждать Жанна.