Овраг вывел к идеально круглому, ровному пруду с прозрачной водой. Под ее гладью мелькали тени. Максим обогнул пруд по песчаному берегу и нырнул в перелесок, откуда раздавалось не то курлыканье, не то кудахтанье.

- Кто это? – выкрикнул Петро. Его голос звенел от страха.

- Мутант какой-то. С ним лучше не встречаться: я его в прошлый раз без головы оставил, так новая отросла. Но если мы пойдем напролом, а не по удобной тропинке, то разойдемся, как говорят моряки, на контркурсах. Эта тварь дежурит прямо на дороге, но далеко не уходит. И не спрашивайте, чем она питается.

Далеко среди деревьев мелькнуло темное, вытянутое тело на двух лапах и голова с метровым клювом. Петро напрягся, но монстр не заметил непрошеных гостей. Он развернулся и, испустив истошный крик, потопал куда-то в сторону.

Перелесок закончился. Максим по тропинке пересек поле, заросшее высокой травой, и наконец-то вышел к периметру. Разрушенные цеха мясокомбината маячили справа сбоку.

- Выбрались! – Максим полез на бетонный забор. – Подсадите меня!

Он помог перебраться Никитосу, потом Петро и последним спрыгнул на землю по ту сторону периметра.

- Окажете мне моральную поддержку? – Максим скорчил умоляющую физиономию. – Пойду сдаваться.

- Кому сдаваться? – не понял Петро.

- Жене. Сейчас она мне устроит промывку мозгов за головотяпство, - Максим коснулся грязного бинта. – Головотяпство в прямом смысле. Да она добрая, только я злоупотребляю ее добротой, вот в чем дело.

Но Петро только помотал головой и вернул Максиму карабин:

- Нет уж, со своей супругой разбирайся сам. А я пойду с малыми базарить. Чтобы язык за зубами держали.

- А у нас борщ наверняка на обед… Ну, как знаешь.

И Максим, повесив на одно плечо ТОЗик, а на другое – карабин, уныло побрел домой в обход периметра. Он думал: только бы жены не было дома. Только бы она ушла в магазин или гулять с ребенком. Или к подруге. Ему не хотелось причинять ей боль самим своим видом.

Максим поднялся по лестнице и позвонил. Олеся была дома. Она впустила мужа, заперла дверь и сказала с печальной иронией:

- Тебе для работы своей головы не жаль. Значит, будем лечиться.

Максим покорно прошел на кухню и сел на стул. Олеся размотала бинты на его голове.

- Снова крапива? Ты мог бы хотя бы отжать сок?

- Да ведь и так можно.

- Можно. Только это очень больно

Руки жены излучали тепло. От него страшно чесалась рана, и хотелось спать.

- Мне всю жизнь больно, - тихо сказал Максим, не шевелясь. – Я привык.

- Тебя не исправишь. Я бы так хотела, что бы ты перестал убивать себя! – казалось, что голос Олеси исходил из глубины души.

Максим поморщился и усмехнулся:

- Горбатого могила исправит.

- Знаю. Но никогда с этим не смирюсь.

Олеся закончила перевязку. Максим вскочил, поцеловал жену и глянул на себя в зеркало:

- Совсем другое дело! Орел-мужчина. Джигит просто.

- После боя, - поддержала шутку Олеся. – Давай спать, джигит. А я пойду с домашними делами разбираться.

Максим ушел к себе в комнату и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Спал он всего час. Разбудил его назойливый телефонный звонок. Максим снял трубку.

- Полковник ФСБ Александр Фирсов говорит. Срочно ко мне в отдел!

- Вы же вроде как в отпуске.

- Меня срочно вызвали. Так что бегом сюда… нет, я машину сейчас пришлю. Жди!

Вошла Олеся. Она молчала: все поняла без лишних пояснений. Только удивленно вскинула брови, когда Максим переложил из рюкзака во внутренний карман куртки пистолет ТТ с золотой дарственной надписью на затворе.

- Отдам хозяину. Мне он без надобности. Таких у меня еще две штуки лежит. Они же не стреляют… в аномалиях.

Вновь зазвонил телефон.

- Спускайся! Машина ждет!

Максим вышел на улицу. Черный внедорожник стоял у подъезда. Максим забрался на переднее сиденье. Всю дорогу он разглядывал прохожих и думал, что любой из них может оказаться его врагом – агентом по кличке Болт.

Спустя двадцать минут Максим поднялся в хорошо знакомый кабинет с массивным полированным столом.

- Мне уже обо всем доложили, - сказал Фирсов вместо приветствия, указывая на кресло. – И об исчезновении воспитанника, и о вашем походе. Теперь я хочу знать подробности.

Максим сел в кресло, сунул руку во внутренний карман куртки, достал и положил на стол наградной ТТ.

- Это вам от меня подарок. Из последнего похода.

Фирсов с равнодушным видом щелкнул выключателем настольной лампы и взял пистолет. Но Максим почувствовал, что внутри полковника разгораются радость и любопытство. Значит, и у особистов есть эмоции.

- Мой дед действительно погиб во время войны где-то на Кубани, - задумчиво произнес Фирсов. – Пропал без вести. Кто-то пустил слух, что он сдался в плен. Выкладывай.

Максим рассказал обо всем с самого начала и до конца в мельчайших подробностях. Он умолчал лишь о встрече с группой Церпицкого, и, конечно, ни словом не обмолвился о том, что лично повинен в гибели достойного предка полковника. Пока он говорил, за окном окончательно стемнело. В кабинете наступил сумрак. Единственным источником света оставалась настольная лампа. Максим глянул на часы: была половина двенадцатого ночи.

- Дворец Советов в Москве? Лермонтов вместо Пушкина? Не знай я тебя, подумал бы, что ты бредишь и вызвал скорую психиатрическую помощь, - с неожиданным дружелюбием в голосе и равнодушием в сердце сказал полковник. – Что ж, благодарю. Я рад, что мой дед – герой, а не предатель. Свободен.

Фирсов открыл ящик стола и положил туда дедовский ТТ. Краем глаза Максим заметил внутри бесшумный пистолет «Гроза». Значит, Фирсов его так и не сдал начальству?

- Меня отвезут? Маршрутки уже не ходят, - робко, боясь вспышки гнева, спросил Максим.

- Да. Я распоряжусь. Ступай.

Выходя из кабинета, Максим вдруг почувствовал, что Фирсов ему не верит. Он сунул руку в карман штанов и нащупал дерринджер. Можно, конечно, прямо сейчас застрелить полковника и даже, пользуясь «особыми способностями», уйти безнаказанным, но что потом?

Максим с гордостью выложил на стол запаянную в пластик карточку – удостоверение тракториста-машиниста:

- Сдал! На отлично! И теорию, и вождение.

- Что-то быстро. Всего месяц прошел.

- Полтора. Я же учился только на гусеничный трактор. Поэтому так быстро и получилось. Но ведь есть результат!

- Значит, надо это отпраздновать! – Олеся открыла холодильник. Там, на верхней полке, лежал большой торт-тирамису. – Не зря готовилась.

Максим сел за стол. Олеся быстро нарезала торт и устроилась на диване, посадив маленького Антошку на колени. Ребенок улыбался и пускал слюни, глядя, как отец за обе щеки уминает уже третий кусок.

Когда же чашки и блюдца опустели, Олеся взяла Максима за руку и спросила, глядя в глаза:

- Скажи, тебе это для Зоны нужно?

Максим вздрогнул, сжался и не удержался от шутки:

- Да. Я точно не собираюсь повторить подвиг Марвина Химейера. Не собираюсь сносить город бульдозером. Это все для Зоны.

Врать жене он не смог.

- Спасибо за честность. Что ж. Так тому и быть.

Максим вцепился Олесе в запястье:

- Как ты сказала? Это песня есть такая в моей «ковбойской» игре. Прямо так и называется: «Так тому и быть». Она звучит, когда герой скачет к месту последней битвы. Мы строим храм, только чтобы сжечь…

Олеся не ответила ничего, но Максим вдруг почувствовал ее боль. Отпустил руку жены и увидел на ней следы от пальцев.

- Ну вот. Теперь меня обвинят в домашнем насилии.

- А я бы хотела, чтобы эти синяки остались у меня на всю жизнь. Они ведь от тебя?

Олеся подула на руку, кровоподтеки посветлели и через минуту пропали. На их месте темнели почти незаметные царапины от ногтей.

Максим и Олеся коснулись друг друга лбами, потерлись носами друг об друга. Губы их соприкоснулись…