— Вельд объявился.

— Ты же сказал, что он погиб, видящий? — не смог скрыть своего удивления коренной.

Будучи вождём, а не простым воином, он был посвящён в некоторые тайны шаманов и знал, что сфера, хранимая ими уже в течении трёхсот лет, была незримыми узами связана со всеми перевёртышами. Стоило только потенциальному перевёртышу объявиться, как внутри шара будто искорка загоралась, давая прикоснувшемуся к сфере шаману возможность определить, возле какого именно из проклятых городов объявился новый кандидат в адепты. И эта искра преображалась в пламя, стоило лишь задуманному обряду свершиться. Связь со сферой новоиспечённого перевёртыша становилась прочней и теперь, в какой бы части Гванделона не находился адепт Многоликого, что бы он не делал, могущественный артефакт словно компас всегда указывал направление, в котором нужно его искать. И обрывал эту связь, стоило очередному носителю ауры Великого погибнуть.

— Его искра погасла, — подтвердил свои прошлые слова Ишми. — Но теперь она загорелась вновь.

— Думаешь, он смог повторить заклинание Янхеля?

— Нет, — видящий, искривив в болезненной гримасе губы, начал растирать затёкшие от долгого бездействия ноги. — Искра Янхеля никогда не затухала полностью. Она тлела все эти годы, вновь разгоревшись лишь после того, как Гонда помог ему добраться до сферы слияния. Искра Вельда потухла полностью, но теперь разгорелась с новой силой, словно он и не умирал совсем! — Ишми раздражённо швырнул в костёр ещё ветку. — Да и не с чем было Вельду свою частицу ауры связать! После того как Гонда свою развоплотил, впитав в себя её энергию, только одна сфера и осталась. Та, что у нас хранится. — Шаман тоскливо посмотрел Улугбе в глаза и с горечью признался: — Я уже было, после того как Вельд вслед за Янхелем сгинул, подумал, что всё, не бывать более Многоликому в нашем мире. Ведь последний перевёртыш, что где-то почти полвека по Гванделону ходит, так и не объявился до сих пор. По всему видать, что во время обряда, он не дал воле Великого над собой вверх взять, а значит и жертвовать своей сущностью ради возвращения древнего бога, он не будет.

— А Хранитель сферы?

— Гонда нам не страшен, — пренебрежительно отмахнулся видящий. — Он хоть и получил связь со сферой, благодаря глупости Янхеля, перевёртышем от этого не стал и даже развоплощение сферы ему в этом не помогло. Силу он, конечно, после этого немалую набрал, но вернуть Многоликого всё равно не сможет. Мы и войной-то на него пошли только для того, чтобы исключить возможность его союза с Вельдом. Они, как я слышал, старые знакомцы.

— Но теперь Вельд вновь объявился, — подытожил коренной.

— И поставил под угрозу то, во имя чего наши предки боролись многие века! Это единственный по-настоящему страшный враг! — со страстью зашипел Ишми, склонившись над затухающим огнём. — Хранитель сферы? Это всего лишь глупый мальчишка, впитавший в себя много заёмной силы. Пусть его страшатся сакский король или новый Предстоящий. Даже если он и создаст новую империю, к нам в степи не полезет. Пройдёт сотня лет и кто вспомнит о нём? Повелитель стихий? Айхи не жаждет власти. Это понятие чуждо самой сущности этих созданий. И ещё более ему чужда наша Степь. Пусть забавляется своим могуществом где-то там, в густых лесах на другом краю Гванделона. Нам нечего с ним делить! Но вот если вернётся Многоликий!….

— Что я должен сделать, видящий?

— Убить Вельда, — невесело усмехнулся шаман. — Найти и убить. Я помогу тебе.

Было холодно. Все эти годы он чувствовал, как капля за каплей уходит тепло, тонкой струйкой сочась сквозь еле приметную щель. И вместе с теплом этот мир покидала магия; медленно, неумолимо, словно пузырьки воздуха из потерявшего герметичность сосуда, размещённого в толще воды.

Пленённый бог невесело улыбнулся.

Ещё и полтысячи лет не прошло, а он уже над крохами истинной энергии трястись начал! Он! Тот, кто, походя, создавал и уничтожал целые вселенные, бездумно черпая волшебную субстанцию из неиссякаемого источника!

Да будь ты проклят, братец!

Мужчина привычно выругался, в очередной раз пообещав себе поквитаться с отщепенцем и с видимым усилием поднялся с каменного пола.

Совсем сил не осталось. Все остатки энергии на то, чтобы Покров полностью не закрылся, уходят. А ведь ему ещё нужно как-то с Утварой ментальную связь поддерживать.

Ну, ничего. Так или иначе, но вся эта, затеянная изгнанным богом интрига, скоро завершится. Недолго ждать осталось!

Пленник скользнул взглядом по покрывшимся изморосью стенам пустого зала, и медленно прошамкал к его середине, прямо к столбу матовой дымки, бьющей вверх прямо из пола. Немного постоял, приходя в себя от приложенных усилий, размазал по лицу холодный пот, стекающий со лба, вгляделся в два оттиска печатей, наложенных на Покров.

Два символа, надёжно запечатавшие выход, два замка, не дающие вырваться обратно в истинные миры. И если первая печать, в виде массивного, пылающего ярким огнём молота, была наложена им, то вторая....

Да будь ты проклят, братец!

На мгновение мелькнула полная соблазна мысль; отпустить почти закрывшуюся дверь, дать Покрову замкнуться до конца. И тогда две печати быстро сплавятся в одну, навсегда запечатав выход из этого мира.

Пленённый бог мысленно представил братца, визжащего от отчаяния и ужаса и, впервые за многие годы, улыбнулся. И тут же прогнал эту мысль, содрогнувшись всем телом.

Нет! Мелкий гадёныш всё точно рассчитал; разорвал свою ауру на части, раскидав их по всему Гванделону, сбил его тем самым со следа и, прошмыгнув к Покрову, наложил свою печать поверх первой. Так что теперь они вместе заперты в этом убогом, практически лишённом истинной энергии недомире. И он страшится остаться здесь навечно не меньше, чем изгнанник! Поэтому и принял условия игры, навязанные мятежным богом. Поэтому и не даёт слиться печатям, цепляясь за призрачную надежду, всё же вырваться отсюда!

Мужчина хищно оскалился, запустив пятерню в грязные, давно нечёсаные волосы.

Вот только кто сказал, что у братца дела лучше обстоят? Ему двуединый ключ точно так же жизненно необходим. Сквозь чужую печать до краёв наполненную истинной энергией даже старшие боги прорваться не в состоянии. Так что никуда отщепенец не денется; и за сохранностью ключа проследит, и к Покрову его приведёт, если у Утвары не получится.

А здесь....

А здесь они ещё посмотрят, кому в итоге достанется ключ. На одну короткую схватку сил хватит.

Некогда грозный бог вновь опустился на пол, с наслаждением вытянув дрожащие ноги.

Ждать осталось совсем немного. Он подождёт. Он научился ждать.

Солнечный зайчик игривым щенком скользнул по щеке, вскарабкался на нос, замер на несколько мгновений и сунулся в глаза, заставив рефлекторно прищурится.

Я ещё чуть-чуть повернулся, сгоняя шалунишку с лица и от души потянулся, сдерживая зевок.

Хорошо выспался! И денёк, судя по всему, прекрасный намечается. Сейчас умоюсь, к девчонкам зайду, да в харчевню с ними и спустимся. Тогда совсем хорошо будет. Интересно, Дин уже проснулась? Скорее всего, да. Маришка по своей привычке рано встаёт и соответственно и старшей подруге подъём устраивает.

Я и тут я замер, не донеся ногу до пола.

Стоило мне подумать о Маришке и в голове будто тумблер щёлкнул, невидимым калейдоскопом закрутив череду сплетённых в тугой узел воспоминаний: похищение девочки, Вимс, айхи, моя.... моя смерть.

Я, рывком вскочив с кровати, лихорадочно рванул край цветастой рубахи, обнажая живот и грудь, склонился, впившись глазами под левый сосок.

Ничего. Совсем ничего. Даже мелкой царапинки на коже нет, а о шраме, и тем более колотой ране, и речи не идёт.

Так Толик меня убил или нет? Боль в груди, прежде чем во тьму провалиться, я отчётливо запомнил. Такое и после смерти не забудешь. Но сейчас-то я живой! И следа от раны нет. Выходит, не убил? Почему? Тот ещё вопрос. Что у айхи в голове творится, пожалуй, и сам Лишний не разберёт!