— Всё терпит… — Мой взволнованный шепот на выдохе перебил Дэна.

Он замер.

— Да, она у нас терпила.

— Это больше похоже на меня…

— Нет. Это всего лишь одна из вероятностей. — Возразил Эндшпиль, но потом всё-таки добавил. — Куда всё может зайти.

— А третья?

— А третья — это твоя реальность. — Голос раздался в другой части комнаты, и я резко обернулась на него.

Третьего домика не было, нет. Зажглась лишь настольная лампа, и полумрак расступился от её яркого света. Дэн листал какой-то блокнот, и не обращал на меня внимание.

А у меня ноги подкашивались от впечатлений. От искренности, честности… И воздуха не хватало, и сердце билось, как сумасшедшее.

— Почему ты мне всё это показываешь?

Нет, правда, зачем он это делает? Это какой-то изощренный план?

— Мне показалось, тебе было интересно узнать.

— Но это всё слишком… — Пыталась подобрать слово, но ничего не приходило на ум.

— Правдиво?

— Откровенно!

— Боишься познакомиться с третьей Астрой? — Эндшпиль резко обернулся, и в темноте зажглись его глаза. Хищные, цепкие.

— Это всё… — Я махнула рукой на домики. — …лишь твоя фантазия! Ваша фантазия!

Голос мой дрожал, ноги стали ватными, а руки вспотели. Да, я боюсь…

— Мия, смелость! — Напомнил мне Дэн, протягивая на вытянутой руке тот самый блокнот, что недавно сам листал.

Смелость, смелость. Что прицепился?! Может, мне нравится быть там, где я есть. В своей реальности!

И как оглушительный раскат грома в памяти всплывают слова Маши. Пронзительные, разящие, но смелые и честные…

«Когда человек понимает ошибки, но заворачивается в них, как в мягкое одеяло, выбирает смаковать, а не исправлять, мне такого человека не жаль!»

Мамочки, это же относится и ко мне…

Нашла, когда вспомнить!

— Это твой утонченный эксперимент, да? — Со злостью спросила я.

Он не смеет играть. Снова издеваться! Не смеет!

— Что, воспитательная беседа с отцом прошла даром? — Взрываюсь ещё больше, чувствую, что лечу с горы, тело не слушается, оно неуправляемое.

Меня не остановить.

— Тише! — Пригрозил мне Дэн.

А мне было всё равно.

— Слишком детское занятие для такого крутого тебя, не находишь?

— Нет, не нахожу. — Эндшпиль отодвинул стул и сел. Нога на ногу и внимательный взгляд на меня.

Такое ощущение, что приготовился не слушать, а спектакль смотреть. Ага, представление одного артиста. Что-то я погорячилась с «мне всё равно». Да, однозначно…

— Мне это нравится. И продолжу этим заниматься, как бы кто не был против. — Последняя фраза получилась довольно жесткой, будто не только мне адресует.

— Надо же! Я не одна, кому не понравилось?

— Ты ещё не видела. — Заметил Дэн, и я вынуждена признать, что подловил.

Да, молодец, моё браво, Эндшпиль!

— Мне заочно не понравилось… — Не желала так быстро сдаваться.

Но Дэн лишь улыбнулся.

— Вот поэтому, Мия, мы заморочились над третьей реальностью.

— Так кому ещё не понравилось?

Скрестила руки на груди в попытке хоть как-то защитить себя на чужой территории и в поле чужого влияния, которое только так расшатывает мои нервы.

— Отцу.

— Надо же! Как мы с ним похожи! — Фыркнула я только для вида.

В памяти всплыли слова мамы об этом непреклонном и неподкупном мужчине, который совсем не желал ничего заминать.

— Я столько лет пытался вывести тебя на эмоции, а нужно было всего-то показать Астру. — Эндшпиль раздавил мою шпильку своими огромными и тяжелыми ботинками.

Склонил голову набок и всё также внимательно смотрел на меня.

— Всё-таки это твой эксперимент?

Мне надоело стоять посередине комнаты, как на сцене, и, отыскав глазами ещё один стул, села.

— Всегда было интересно, почему ты меня терпишь. Не боишься, не сторонишься, а тупо ждёшь, когда перебешусь. — Развернулся ко мне, чтобы видеть меня. — У каждого презирающего алкоголь есть своя история, свой гештальт, как сейчас говорят. Так вот мне взбрендилось, что нечто подобное существует и у терпил. То, из-за чего они добровольно натягивают смирительную рубашку.

Отложил блокнот на стол, больше не настаивая на своей третьей реальности-вероятности. А потом продолжил.

— И пока не появился новенький твои причины я перебирал с интересом, с каким-то предчувствием необычного. Но теперь… да всё оказалось немного пресно… Ты оказалась простой. Почти такая же история, что и у моей мамы…

На мгновение задумался, показалось, что последние слова вырвались против воли, Эндшпиль вовремя одумался.

— И мне самому расхотелось быть прилипалой, залипалой, наблюдателем-созерцателем — быть загадочным и странным для тебя. Поэтому эксперимент… Он не удался!

Он подвел итог, а мне показалось, что меня распяли. Сердце заныло, обижаясь на его слова. Ни одна выходка Эндшпиля не приносила столько боли, как его слова: «Ты оказалась простой».

Оказалась простой…

Можно было бы подумать, что это новый изощренный план, чтобы привлечь моё внимание, вывести на эмоции, как он и сказал. Только вот… Я чувствовала, что это не так.

Для него девиз ДеЛи — нечто святое. Вот сейчас он не врёт. Не врёт, когда я так хочу, чтобы соврал, разыграл, киданул в сети новой проверки.

— К чему тогда все эти защищания? — Не узнаю свой голос, он хриплый, еле слышный, неуверенный.

— Ненавижу подлость и предательство. — Он не назвал, но я поняла, что это всё про «новенького».

— А то, что сам сейчас говоришь, это не подло?

Я не выдержала, и одинокая слеза с щеки скатилась на шею, неприятно щекоча её и раздражая меня ещё больше.

Не стала её смахивать, слишком будет заметно. А так, может, в полутьме останется лишь моим позором. Поражением, о котором буду знать только я.

— Подло? — Переспросил Эндшпиль, и в его голосе я отчетливо услышала нотки неверия.

Я вскочила со стула, слишком резко, он покрутился и упал с нелепым грохотом. Пусть, сгорел сарай, гори и хата!

— Экспериментатор фигов, измываться только и умеешь. И защищал-то только вот ради этого, ради нового сюжета своего! Ради забавы, просмотров, восторженных комментариев. Что, много тебе насыпали лайков? Много задонатили?

— Мия! — Перебил меня, угрожающе, нетерпеливо.

— А всё, Эндшпиль, хотел вывести на эмоции, хотел, чтобы я тебя ненавидела, так не раскрывай на меня свою стоматологию, сиди и слушай!

И меня понесло, по-настоящему. Я даже не знала, что так могу истерить.

И это была не паника, о, нет. Далеко не. Я не кричала, а, наоборот, говорила тихо, злым, беснующимся шёпотом. Чтобы было не по себе, чтобы пробрало, чтобы душу всю вывернуть и себе, и ему.

Я видела, как он мрачнел, становился хмурым, чернее тучи. Но не злым. Мало, этого мне мало!

Он выводил меня на эмоции, видите ли. Вот теперь я хочу твои эмоции, Эндшпиль! Честность, искренность, смелость — получай, не жалко. И сдачи не надо, сыта по горло. Рыцарь надутого благородства!

Пропади ты пропадом!

Всё собирал, по крупицам для этого своего мультика. Наблюдатель-созерцатель триклятый! Послушная одноклассница? Астра, да пошёл ты!

— Тебе записать? Или так запомнишь? Давай, я потом посмотрю, сравню, всё ли правильно накалякал!

Чем больше и яростнее я всё высказывала, чем больше вскрывала всё запрятанное и замурованное, тем легче мне становилось.

Боже, давай ещё спасибо ему скажи, Мия!

И теперь я злилась на себя, даже паузу взяла, чтобы надавать себе и люлей, и оплеух — вознаграждения за терпеливость, ага.

— Так, стоп. Посмотри на меня! — Эндшпиль оказался рядом, крепко, но не больно сжал мои плечи.

От неожиданности послушалась и посмотрела в его глаза.

— Хватит себя клевать! — Выдал этот невозможно, непостижимо парадоксальный человек.

— Что? — Спросила на выдохе.

И выдохлась. Был запал и нет запала…

— Я рад, что в тебе больше от Мии-снайпера. — Пожал плечами и улыбнулся, отпуская меня и возвращаясь к своему стулу.