От неожиданности я подавилась чаем и, пока кашляла, думала, что ответить, а самое главное — каким тоном. Отец не мама, это она поймет, даст свободу, поддержит своей любовью и верой. Он не так терпелив в вопросах чести, достоинства и всего того, что может очернить Багировых.

Это Оля постаралась. Точно. Даже смотреть на неё не нужно, чтобы знать, как сейчас злорадствует. Мстительная тайпана, ядовитая, подлая пакостница.

— Правда. — Откашлявшись, говорю я и смотрю отцу прямо в глаза.

Уведешь взгляд — покажешь слабость, туда и надавят. А Тузов не моя слабость, прошла гегемония. Теперь уж точно.

— Почему я узнаю это от напуганной Оли? — Голос сердитый, твердый, властный, такой только в молот переплавлять.

Подождите. Напуганной? Вот же… Слов воспитанных на тебя нет, сестричка! Ну ничего, будет тебе правда.

— Потому что она знала об этом раньше, чем я.

По-прежнему не отвожу взгляд от отца, но краем глаза замечаю, как замерла ложка в руках Оли. Она сидит напротив меня, поэтому не трудно делать вид, что она мне безразлична. Мельком всё равно подмечу опасные выпады.

— Что значит узнала раньше, чем ты? — Напрягся, рукой задел нож, тот неприятно звякнул.

— Что ты такое придумываешь, Мия? — Спросила и Оля, так по-девичьи удивленно, оставалось только ресничками похлопать.

А ты что думала? Мамы сейчас нет, отец потому и завел этот разговор. А ты просчиталась, сестренка. Если маме всё-таки рискнула вчера рассказать, отцу уж тем более всё выложу, как есть!

— Амир сказал мне, что Оля знала о его переводе к нам в лицей. Я его увидела только на нашем дворе. — Когда говоришь правду, так легко чувствовать себя уверенной. Какое прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство!

Отец нахмурился, перевел взгляд на дочь.

— Это правда? — Спросил так серьезно и повелительно, что вот я бы точно не смогла даже слукавить.

Но это я, а у Оли опыта побольше будет. Соврет и глазом не моргнет, что сейчас и произошло.

— Папуль, ты чего. Откуда же мне знать, мы с ним после того случая и не разговаривали ни разу. — И так заметно выделила «после того случая», виртуозно переводя огонь вновь на меня. Тайпана, говорю же.

Теперь отец смотрит на меня. Взгляд тяжелее прежнего. Но я не тушуюсь, на моей стороне правда, я это знаю. И даже если мне он не поверит, я не слишком расстроюсь, свой ребенок всегда ближе.

Поэтому главное, что мама на моей стороне.

Но правда правдой, а маленькую хитрость никто не отменял:

— Если соврал он, то и я сказала неправду. За что купила…

— То есть вы с ним общались?

Решил не усугублять непонимание, это хорошо. Не хотелось бы дотянуть этот ужасный разговор до возвращения мамы.

— Конечно. Вчера даже погуляли немного.

Не знаю, успела ли Оленька и об этом донести, но лучше перестраховаться, а то неизвестно, под каким всё соусом она подала, если всё-таки со злости наябедничала.

Судя по тому, что отец этому не удивился, донесла сестричка. Ну что ж, тогда я поступила правильно. Почему-то интуитивно чувствовала, нужно говорить правду, только правду, в этом и будет моя победа.

— И как ты так спокойно об этом говоришь, Мия? Он же… он же столько плохого тебе сделал! — Наигранно восклицает «напуганная».

— Кто старое помянет, тому глаз вон. — Впервые за это время посмотрела на Олю. Лицо такое жалостливое, показушно растерянное, а в глазах сами черти лимбальным кольцом играются.

— А кто забудет, тому оба! — Завершила пословицу она.

Уф, пакостница как она есть. Отворачиваюсь от неё, снова смотрю только на отца. И жду только его слов.

— Мия, я нашёл новую школу. Она тоже профильная, пусть и не лицей, но немецкий там на очень высоком уровне, ты сможешь его подтянуть ещё лучше.

Он говорил и говорил, а я не верила своим ушам. Новая школа? Опять переводиться? Снова бежать? Скрываться?

— … в общем, там много всяких дополнительных курсов, внеучебных занятий, тебе понравится. — Подытожил он свою рекламную акцию.

Не верю. Нет! Только не это. Неужели уже всё решено?!

— Я хочу доучиться в лицее. — Севшим голосом говорю я, в глазах пелена, цвета сразу побледнели.

— Не думаю, что это возможно. Мия, не нужно терпеть издевательства. Сначала был один. Этот как его… Соломонов. Теперь и Тузов появился. Нет, я не могу допустить, чтобы моя дочь терпела всяких невежд.

Нет-нет-нет. Как невовремя всё сложилось в один пазл. Черт побери, как невовремя!

Нужно что-то придумать. Срочно! Вот сейчас, именно в это мгновение та самая точка невозврата. Нельзя допустить, чтобы он надавил.

— Папа! — Иду ещё на одну хитрость, пересиливая себя, называя его так, как никогда не называла. И он смотрит на меня совсем по-другому, пожалуйста, пусть его проняло.

— Да? — Голос взволнованный, нет уже ни строгости, ни властной непреклонности.

— Я люблю лицей, хочу окончить только его. Я больше не побегу от Тузова. Он на моей территории, и это теперь его проблемы! — Говорю спокойно, уверенно, даже не моргая.

И это так на меня не похоже. Знаю, чувствую. Сама удивляюсь и восхищаюсь тому, как, оказывается, умею. Отец точно меня такой не видел. Решительность моя не особо проявлялась в его присутствии, я вообще редко что отстаивала. Но сейчас я готова не только отстаивать, но отвоевывать своё.

— А что это тут за напряжение витает? — Спрашивает мама, открывая дверь на кухню.

Нерешенный вопрос повисает в воздухе и огромным камнем ухает мне прямо на сердце. Да, груза всё больше и больше, а ещё и сутки не прошли с моего решения быть посмелее.

Мда… То ли ещё будет!

В лицей я опоздала не одна, Оля со мной, отец вызвался отвезти нас, отправив Марселя Павловича по другим делам.

Оля терпела, чтобы не высказать мне всё, что обо мне думала. Я наблюдала, как она время от времени хмурит лоб, а губы её стягиваются в едва заметную злую линию.

Но при отце, даже таком задумчивом, каким он стал после нашего совместного завтрака, снять свою маску прилежной и хорошей доченьки Оля не могла. С неё точно спросят про то, как она умудрилась узнать про Тузова раньше, и сейчас она выбрала вполне себе рабочую тактику.

Я же думала о другом. Всю дорогу до лицея в мыслях крутилось одно: если у любимой и самой лучшей Оли тогда не получилось переубедить отца и он не отказался ни от переезда, ни от перевода в лицей, то как смогу я? Силы не то чтобы не равны, они вообще не сопоставимы. А тогда ультиматумы были уж точно похлеще моего робкого «папа».

Прощание получилось каким-то скомканным, каждый был в своих мыслях. И я даже не запомнила, что сказал отец. Может, вообще ничего не говорил…

В лицей я влетела пулей, чуть притормозив около турникета, но потом снова припустила до гардероба. Оля, как оказалось, тоже не отставала. Ещё бы, она терпеть не может опаздывать, педантична до умопомрачения.

В гардеробе кроме нас с Олей была ещё и Инга. Я не сразу её заметила, да и Оля тоже, раз начала меня отчитывать, не думая о невольных зрителях.

— Только попробуй ещё раз назвать моего отца папой! — Донеслось через два ряда вешалок от меня.

— Я давно хотела перейти на более близкое общение. Это был вопрос времени. — Соврала я, не признавая, что нарочно ввязалась в манипуляцию.

Обернулась, чтобы посмотреть на Олю, которая переобувалась впопыхах, застежки её лакированных туфель не поддавались: пакостили, прям как их хозяйка мне. Заметила удивленный взгляд Инги и осеклась.

Сестра же моя сводная сделала вид, что не заметила моего выпада. И это понятно, главное правило угрозы — не повторять дважды, как агитлозунг.

Когда надела уже вторую туфлю, свет стал блеклым, надо мной нависла тень.

— Если ты думаешь, что я подрастеряла сноровку и не смогу тебя уделать, как четыре года назад, то ты полная дура, Мия! — Скрестив руки на груди, сказала Оля и насмешливо повела бровью.

— Знаешь, ты мне уже угрожала завещанием. — Застегнув туфлю, медленно поднимаюсь, чтобы не смотреть снизу вверх, как поверженная. — И, как видишь, я жива, цела и невредима!