— Проходи, раздевайся. — Напоминает план действий застывшей мне.

Послушно пользуюсь приглашением. Денис раздевается быстрее, потом уходит в какую-то тёмную комнату, но тут же возвращается. Так же быстро, как и тогда в «Канатоходце». Он успел переодеться и сейчас стоял передо мной уже в спортивном костюме. Красивом, чёрном.

— Ванная слева. — Протягивает мне какую-то коричневую одежду.

Удивленно смотрю на него, даже забываю спросить, что это и для чего, но он сам отвечает на моё немое изумление.

— Нужно переодеться.

— Эм… Да я в костюме побуду. Не стоит… — Не договариваю, опять замираю на полуслове.

— Это не просьба. Дома нужно носить домашнее. Отопление я убавлял, поэтому костюм даю тёплый. Бери, Мия.

Поддаюсь настойчивости и забираю протянутое. Денис в это время открывает дверь в ванную, проходит первым, моет руки и смотрит на меня.

— Я поняла, что в чужой монастырь со своими правилами не прокатит. — Устало замечаю я, на всё сразу соглашаясь. Надеюсь, уж тут никаких его ДеЛи не будет.

— Полотенце чистое на полке. Будет твоим.

Он говорит какими-то намёками. То есть как будто не всё озвучивает. Я заметила, что полотенце-то огромное, банное. Таким не только ручки вытирают. Это он так принять душ предлагает? Ладно, разберусь, не маленькая.

Денис выходит из ванной, свет не выключает, огибает меня и направляется в другую темную комнату, которая из коридора прямо по курсу. Заметить, что там находится, не успеваю, захожу в ванную и закрываю дверь на ключ.

Комната большая, больше, чем даже наша ванная, и это в частном-то доме. Здесь царят цвета неяркие, но, если можно так сказать, — природные. Светло-коричневый, оливковый и кое-где янтарный. Всё так гармонично, умиротворительно. И сама ванная деревянная! Красивая, очень.

Эх, может ну его… воспользоваться гостеприимством по полной? Предложил же. Так, ладно, не предложил — намекнул. Но какая разница, не хотел бы, не намекал.

Уговаривать себя долго не пришлось. Когда увидела, как много всяких баночек для душа на полке стоит, вопрос был решён. Никогда бы не подумала, что Денис, наш Соломонов, так зачесан на уход. Хм… Но он же может жить здесь не один…

Эта мысль неприятно кольнула. Я даже нахмурилась. Правда, чего это я сразу из него волка-одиночку слепила. И что, что с Ингой расстался. Может, уже снова сошлись. Я в дела сердечные тоже не привыкла лезть. Так, Мия, нужно быть осторожной.

Не могу устоять перед соблазном попробовать хотя бы пару масел и гелей. Если бы я была у кого-нибудь из девчонок, ещё бы и голову помыла. Но сейчас… Нет, не стоит слишком расслабляться, на «чувствую себя, как дома» никто не намекал.

Быстро искупнувшись, надеваю предложенный костюм. Он, как и предполагала, великоват, но не так критично. Мягкий, теплый, так приятно укутал, что даже не хотелось ничего закатывать. Пусть будет таким большим, мне нравится.

Поймала себя на мысли, что чувствую себя уже не такой разбитой. Пусть вернулась не вся потерянная энергия, но уже даже грудь избавилась от огненного столба, а я думала, что он останется надолго. Ещё раз посмотрела на скляночки, чтобы запомнить и себе потом купить. Чудодейственные какие-то. Либо это всё-таки вода своё дело сделала… Не знаю, но ещё раз осмотрела ванную комнату и благодарно кивнула.

И даже снова жить захотелось.

Аккуратно приоткрываю дверь, вдруг поняв, что не знаю, куда дальше податься. Куда мне выходить.

Но Денис выходит в коридор сам. Вновь стоит передо мной, протягивает мне вешалку и телефон.

— Для одежды, для родителей. — Немногословно. Отрывисто.

Чувствую себя в чём-то виноватой. Может, долго в ванной была? Может, чем-то другим разочаровала?

Приподнятое настроение опять летит в тартарары…

Забираю вешалку. Телефон принципиально игнорирую. Не хочу никому звонить. Не уверена, что смогу выслушивать этот примерно заботливый голос мамы или строгий выговор отца. Денис же им там что-то уже сообщил, вот достаточно.

Но сам Соломонов так не думает.

— Нужно позвонить.

— Я сама решу, что мне нужно! — Зло шиплю я, думаю, что не расслышит, но закон пакости даже в такой квартире никуда не девается.

— Главное, чтобы это решение не было из жалости к себе. — Берет мою руку и вкладывает в неё телефон, а сам разворачивается и уходит.

Та комната оказывается кухней. Теперь я успеваю заметить очертания кухонного гарнитура, но прямо перед носом закрывается дверь.

Надо же! Ретировался, чтобы не мешать. Какая тактичность!

Ещё какое-то время смотрю на закрытую дверь, а потом малодушно решаю не звонить, а кинуть смску. Может, неправильно. Пусть и жалею себя, но сейчас не хочу их слушать. И слышать.

Когда с сообщением покончено и даже получен ответ, полный всяких заграничных нежностей, заверений, разрешений, приоткрываю дверь и вхожу на кухню.

Ощущение, что я попала в лесную сказку, здесь только усиливается. Больше деревянного, больше зеленого. Обои напоминают бамбуковые. Может, они такие и есть, я не слишком сильна в строительно-ремонтном искусстве. Но замечаю для себя, что хоть по гамме квартира и гармонирует с домом Соломоновых, здесь неуловимо проскальзывает другой дух. Совершенно другое настроение.

О чём я! Здесь музыка не привычная мелодия, а шум прибоя. Воды, морской пены, легкости, свободы.

— Беседы за готовкой ненавижу. Присаживайся за стол, скоро будем ужинать. — Не оборачиваясь, бросает Денис.

Он что-то мешает в сковородке и так умело всем орудует, что любая хозяйка позавидует.

Расслабленный, спокойный. Но далекий. Да, я нашла это слово. Далекий. Добрый, внимательный, по-своему справедливый, но далекий.

Но почему? Раньше тоже было так?

Или я это только сейчас начала замечать? Его замечать?

За всеми злоключениями, переживаниями, новыми замечаниями упустила момент, когда намокший бинтик начал досаждать. Запястье неприятно холодило, притягивая ещё больший озноб. В квартире действительно было прохладно, зябко до мурашек.

Я прошла к столу, выдвинула стул и присела. Не велено разговаривать, ну и фиг с ним. Мне и в молчании нормально живется.

Планировала отказаться от ужина, но всё так вкусно пахло, что от прежней уверенности почти ничего не осталось. Наверное, скажет, что и за ужином не беседуют, еда — это же святое.

— Десять минут нужно подождать. — Сказал Денис, закрыл сковородку крышкой и развернулся ко мне.

Увидел, что я тереблю в руках размотавшийся бинт, откуда-то из своей аптечки достал новый и, распаковывая его, подошёл ко мне. Присел на корточки, мягко взял мою руку, посмотрел на распухший от влаги след.

Обычно я не смотрю на него, даже не знаю, заживает или нет, может уже и перевязывать не нужно. Но сейчас мы вместе с Денисом смотрим на этот след чужой расправы.

— Кто это сделал? — Повторил тот свой вопрос.

— Сама. — Не хочу ни жаловаться, ни ябедничать, ни откровенничать.

— К чему эти тайны? — Поднимает свои глаза и впервые за всё время после своего возвращения смотрит на меня без спокойной стужи.

— Какая разница, кто. Сама виновата!

— Мия… — Голос становится тише, предупредительнее.

— Ты всё равно будешь смотреть на меня, как на провинившуюся. Поэтому опустим этот момент. Что там дальше по плану в этом твоём «говорить»? — Пытаюсь вырвать запястье из его рук, но Денис не отпускает.

Ничего мне не отвечает, только губы стягивает в тонкую сердитую линию. Не спокойствие и то ладно. Уже что-то…

— Нельзя выгораживать того, кто причинил боль. Он может подумать, что ему всё сошло с рук. — Прерывает молчание шёпотом.

— Я сама. Надоело всё, припекло, вот и резанула. — Таким же шёпотом, только с налётом злости и раздражения, отвечаю я.

— Ты не выглядишь, как человек, желающий расстаться с жизнью. — Опять поднимает свой взгляд на меня.

— Откуда тебе знать? В фильмах не всегда показывают правду! — Чувствую, как губы кривятся в ядовитой улыбке.