«А если серьезно?»

«Чтобы новенького отправил в нокаут до того, как он успеет нагадить».

Отрываюсь от телефона и удивленно смотрю на Машу. На мой немой вопрос она отвечает задорным кивком.

— Снайпер, не знаю, что это было, но экшн получился эффектным! — Заявляет Виктор, присаживаясь за парту, которая стоит прямо перед местом Дэна.

— Снайпер? — Не понимаю, у меня что теперь новое прозвище. Нет, я не против, просто не думала, что мой испуг смогут принять за невероятный профессионализм.

Или они все дружно решили поприкалываться надо мной? Особо обольщаться — не про меня, вот быть настороже — уже теплее, ближе. Ага.

Но Виктор ненароком поворачивается к Тузову, смотрит на него, склонив голову на бок, а потом выдаёт:

— Меткость, она от природы, не со штанами продается.

Маша рассмеялась так громко, что на нас обернулись некоторые девчонки, которые, как и мы, предпочли остаться на перемене в классе. А Тузов выпрямился и так посмотрел на нашего Непобедимого Молота, словно забыл, против кого зенки сушит.

Для меня до сих пор остается загадкой, как я пережила этот учебный день. Правда, в нём было всё: от комплиментов локонам до восхваления моей смелости. И устно, и в личных сообщениях. Это меня приятно удивило, некоторые, как Маша, попросили прощение. Я читала и изумлялась всё больше.

На следующей перемене к нам на задние ряды, кроме Виктора, пришли и другие одноклассники. Даже Инга, которая старалась делать вид, что ей не интересна наша болтовня, нет-нет да оборачивалась и из кабинета выскочить уже не порывалась.

Должна признаться: я крупно ошиблась. Ратую за ликвидацию ярлыков, а сама успела надумать и напридумывать себе несусветное, приклеить не только ярлыки, но и обидные бирки. Хороший урок, нужно его запомнить и желательно усвоить.

За всеми этими новинками и сенсациями я не заметила, как надрывался мой телефон. Да, потом я об этом так же крупно пожалела, но сейчас живое общение, такое настоящее, непривычное, было гораздо важнее виртуального. Мы общались на самые разные темы, словно впервые по-настоящему знакомились друг с другом.

Разве можно такое променять?

Тузов больше не караулил чужую парту и на переменах уходил. Но потом снова возвращался, каждый раз нагло разваливаясь на чужом стуле!

Почему Эндшпиль умудрился пропасть, когда у изверга случилось преждевременное обострение? Ну ничего, завтра кое-кто обязательно отправится к себе и будет оттуда пытаться прожечь своим взглядом. Если получится, позиции-то шатки. И так многие начали спрашивать, что это за переселение народов. Тузов что-то там наплел.

Но главный ответ будет завтра, осталось только ночь простоять да день продержаться!

А день, надо признаться, выдался неплохим. Настолько неплохим, что, столкнувшись в дверях лицея с мамой Тузова, я даже ни капельки не напряглась, не насторожилась.

Конечно, день как день, я же каждый раз встречаю Руслану Тузову. В своей-то новой жизни. Ну!

После учебного дня начинался трудовой, иначе занятия у репетитора по истории никак не назвать. И трудовой стаж мой натикал уже третий год. История — это мамина непреклонность, знать не просто нужно, а жизненно необходимо. Поэтому её углубленное изучение для меня обязанность.

Я привыкла и даже нашла в этом безоговорочные плюсы: без истории понимание литературы, высокохудожественной, классической, превращается в нелепое барахтанье беспомощного. А это то ещё удовольствие…

Сегодня Радмира Борисовна меня похвалила, воодушевление моё нельзя было не заметить. Я получала удовольствие от каждого её вопроса, даже если нещадно путала даты.

Домой вернулась уставшей, но безумно счастливой. Приму душ, вода снимет напряжение, и можно с новыми силами в бой за знания.

Дохожу до своей двери, дергаю, а она не поддается. Точно. Я же надумала запирать. Вот балда, уже успела зазря попаниковать. Впечатления-то раскидистые, не запутаться сложно, да, Мия…

В утренней спешке закинула ключ в сумку, даже не думая, в какой угол он свалится. Пришлось перебирать почти всё, чтобы дотянуться до нужного. На глаза попал светящийся телефон, который ещё с третьей перемены благополучно провалялся в беззвучном режиме.

Номер незнакомый, от слова совсем, никаких ассоциаций или проблесков узнавания.

— Алло, Мия? Мия, это Рубина. Рубина Соломонова. Здравствуй! — Несобранная речь совсем не вязалась с образом той Рубины, которую я узнала.

— Здравствуйте. Да-да, это я. — Немного удивило, что мне звонит мама Дэна, но…

— Мне Инга сказала, что ты можешь знать, где мой Денис. Скажи, пожалуйста, ты же знаешь, да? — Взволнованная надежда, граничащая с отчаянием, прорвалась через расстояние и чуть не сбила меня с ног.

Я облокотилось о стену, чтобы чувствовать хоть какую-нибудь опору.

Почему Рубина не знает, где Денис? Она бы просто так мне не позвонила. Всё серьезнее, чем подсказывало пессимистичное предчувствие?

— Я… Простите, я не знаю. А что произошло? Эн… Дениса не было сегодня в лицее.

— Не знаешь… — Голос слышался в отдалении, будто телефон был далеко от говорящего.

— Рубина Мансуровна, что случилось? Дениса нет дома?

— Мия, всё, всё хорошо. Да-да. Извини за беспокойство.

И на том конце провода звонок прервали.

Рука с телефоном опустилась. Когда оцепенение спало, механическим движением нащупала в сумке ключ, открыла дверь и вошла в комнату. Один звонок, всего несколько слов и счастья как не бывало. Это как навернуться со сноуборда, не удержав кант. Навернуться больно, ещё и пролететь колесом по трассе.

Нет, не может быть, чтобы с таким изворотливым пройдохой что-то случилось. Уж кто-кто, а Эндшпиль точно не пропадет, за любого можно попереживать, но за Соломонова переживать сродни преступлению.

А сердце-предатель всё равно болезненно сжалось.

От нагнетаний меня отвлек очередной звонок.

— Мия! Ты куда пропала? — Взвинченный и громкий голос Маши врывается в мою тишину.

— Никуда.

Нет сил распространяться о репетиторстве, занятиях, подруга и сама не так уж зависима от телефона, чтобы не понять — есть дела поважнее.

— Мия, там такое… Я тебе скинула скрин. Это конец. Он всё вывернул. Это чудовище тебя подставило!

Я не понимала, о чём она. Тяжело думалось, будто и правда с борда навернулась и головой ударилась. Ничего не задерживалось, да ещё и зайцем проезжало.

— Маша. Маша, стой. Что опять случилось?

— Зайди в вк, увидишь… — Шепотом ответила подруга.

Скидываю звонок, включаю на телефоне интернет, и одно за другим начинают приходить уведомления. Сообщения, много сообщений.

Захожу в соцсеть и просто проваливаюсь в вакханалию. Дойти до стула или хотя бы кровати не успеваю, обессиленным, сломленным стебельком опускаюсь прямо на колени.

Чтобы найти сообщение Маши, нужно пробраться сквозь обвинительный вердикт моих одноклассников. Переписки с теми, кто ещё недавно хвалил, восхищался, просил прощение, пропитаны теперь гневным, разочарованным, возмущенным недовольством.

«Всегда нужно оставаться человеком…»

«Мы отнеслись к тебе с пониманием, уважением, не стали трогать личное, а ты…»

«Это низко, подло. Не ожидала от тебя такого…»

И это самые безобидные. Целые простыни рассерженных и разъяренных слов-жал заполонили мои сети.

Буквы плывут перед глазами, тёмные круги оттеняют переписку, ничего не понимаю. Почему все как с цепи сорвались?

Что успело произойти за часы моего офлайна?

Добираюсь до сообщений Маши. Открываю скрин. И вижу себя, будто ещё днём, почти сразу после всех уроков, написала в общую беседу класса:

«С коробкой, как Дэн и говорил, вышло ювелирненько. Осталось только аккуратно обмолвиться, что Тузов наследник насильника, и всё. Больше не могу его видеть, надеюсь, Дэн вышвырнет его…»

И почти сразу другое сообщение:

«Ой, не туда. Случайно, это не вам…»