Чувствую взгляд Тузова, он следит за каждым моим редким движением. Больше не разваливается на чужом стуле, боковым зрением замечаю его прямую спину и что-то теребящие пальцы.

Нервничает? Ничего, пройдёт это. Хотел напялить на меня свою шкуру, чтобы я испытала всё сполна, вот теперь и получай последствия. Думал, легко быть предателем? Думал, у чувства вины зубки маленькие? Не-ет. Я точно знаю, загрызет тебя. Если хоть что-то, хоть какая-то мягкость, о которой говорила Оля, осталась.

А если нет? Ну и черт с ним. Я ещё ночью решила, что обиды прочь, злость — тоже. За себя не страшно, совсем. Наверное, так и должно было быть. Ещё тогда. Это мой бумеранг, значит я должна поймать и больше никуда, ни в кого не пулять его.

Страшно за Эндшпиля. Если он увидел те сообщение? Если ему друзья скинули скрин? Как он отреагировал? Он понял, что это подстава?

Ужасно много вопросов, которые я не могу ему задать. Пересилив себя и свою неловкость, я ночью отправила ему смску. Но в ответ тишина, даже не прочитано. И мой звонок, единственный, вымученный, тоже остался без ответа…

Куда он пропал? В такой ситуации каждая перемена на счету. Каждое отсутствие не в нашу пользу. Почему всё происходит, как в глупейшем кино, сценарий которого написан на коленках.

Приходит сообщение от Маши, но я не успеваю его прочесть, звенит звонок и начинается урок. А физик на свои занятия приносит самодельную глушилку, поэтому хоть вывернись наизнанку, доступ к виртуальному не получить.

На следующей перемене, кроме Маши, Инги, которая поглядывает на меня, как на врага народа, и Тузова, никого в классе не остается. Одноклассники выходят молча, но некоторые оглядываются якобы на стену позади меня.

Маша резко оборачивается и впивается в меня своим взглядом, считывая эмоции на моем лице.

— Как ты?

— Нормально. Терпимо.

— Ничего не болит?

— Нет, упала почти удачно. — Я ещё на физике поняла, что в спине больше ничего не щелкает, не стреляет. Только я вот теперь стреляный воробей.

— Ох, точно. — Маша звонко шлепает себя по лбу. — Я сейчас, это же всё нужно убрать. Сиди тут!

И она стремглав уносится в коридор.

Но… на её место садится Тузов. И как мне быть? Отвернуться? Но это не будет поражением?

Может, смотреть сквозь него? Принципиально не замечать?

Не знаю, как бы я поступила, заговори он. Но изверг молча меня рассматривал. Как картину в музее. Только он не ценитель, так — дилетант. Поэтому даже не рассматривает, а неприлично пялится.

И надо же! Мне, мне, а не ему становится неловко! Неуютно, некомфортно!

Надо бы прервать эту манипуляцию, тоже бессовестно начать его осматривать, но я не хочу. Он слишком противен и омерзителен, а зрительная память у меня хорошая, ещё запомню это вот его выражение, не отделаюсь потом.

К счастью, спасение приходит, откуда совсем не ждала. Да и вообще не сразу приняла это за спасение.

В класс входят четыре здоровых, высоких, мускулистых старшеклассника. Двое из них точно учатся в одиннадцатом, их весь лицей знает, тот случай, когда репутация бежит впереди слухов. Двое других из моей параллели. Их знаю чуть получше, не раз замечала рядом с ними Эндшпиля.

Четыре пары глаз смотрят на меня не мигая. А потом, рассеявшись по рядам, приближаются к моей парте.

Думала, что все эмоции выжгло вчера. Нет, не все. Страх остался. Страх на уровне инстинктов. Взгляд «гостей» был нечитаемый, необъяснимый. Я не знала, что можно ожидать от такого.

Что сулит мне его недоступность…

Один из старших подошёл вплотную к Тузову. И в тот момент, когда он опустил свою явно тяжелую ладонь на плечо изверга, очнулся наш физик, который дожидался математичку.

— Уважаемые лицеисты, вы учитесь в этом классе? — Конечно же он знает своих учеников в лицо, и это был всего лишь предупредительный выстрел: тем более, когда всех учителей перевели на осадное положение.

Тузов вздрогнул, не знаю, от чего именно. Но больше из присутствующих никто так не смалодушничал. Даже Маша, которая было замерзла в дверях, держа в руках швабру, смело зашла в класс.

Откликнулся один из старшиков:

— Мы пришли поговорить с Мией. — Сказал он, поворачиваясь к учителю.

— Вчетвером? — В голосе физика сквозило не удивление, а неодобрение. И все почувствовали это.

Я же смотрела на того парня, что стоял ко мне ближе всех — напротив. Он сильнее сдавил плечо Тузова и махнул ему головой, заставляя пересесть, ретироваться — в общем, слинять, что тот и сделал. Даже не попытался возразить, трус!

А гость оседлал Машин стул. Именно оседлал, по-крутому, по-пацански. Иначе и не скажешь.

В руках у него появился телефон, он что-то смахнул с экрана и повернул дисплей ко мне. Весь мир остался фоном, я больше не слышала разговора в классе, ничего не видела даже мельком.

— Вижу, что узнала. — Грубый, властный голос, который очень даже идёт такой внешности.

Такого ни за что не захочется злить, расстраивать, подводить. И девиз, наверное, что-то наподобие: «За брата и двор стреляю в упор». Жути наводит получше Эндшпиля, сразу понятно, на чём они сошлись, если я правильно проинтуичила.

— Ты писала?

Ожидала всё, что угодно. Вот правда — всё. Но не такого разумного, логичного вопроса. Ведь никто, никто ещё ЭТО не спросил. Маша сразу поверила, другие предпочли на всякий случай ополчиться, а вот так прямо — никто.

— Нет. — Отвечаю честно.

Безразлично, поверит или нет. Для чего-то ведь спрашивает, хотя бы для удостоверения какого-нибудь, ведь даже последний предатель имеет право на последнее слово.

— Мы в личную жизнь Соло ни намёком. Но это перестало быть личным. Чуешь?

— Да. — Взгляд не отвожу, пока разговор абсолютно нормальный, спокойный и даже страха не нагоняет.

— Реши это! — Показывает взглядом на телефон и демонстративно щелкает блокировку.

— Я пытаюсь… — Срывается с моих губ прежде, чем успеваю подумать, у кого пытаюсь попросить завуалированной помощи. Додумалась же!

Именно это я и вижу в глазах собеседника. Сморозила, признаю. Виновато отвожу взгляд.

— Пытайся лучше.

Он встаёт и уходит. Парни, в дверях столкнувшись с математичкой, выходят за ним. Последний из них мне показывает на руку, намекая на часы. Время идёт, ясно-понятно!

Учитель, не спускавший с нас глаз, облегченно вздыхает и начинает собирать свои вещи.

— Мия, что они хотели? — Подскакивает ко мне изверг, изображая испугавшегося за близкого.

У-ух, глаза бы мои его не видели, уши мои его бы не слышали! Изыди, постный прыщ, раздражаешь только так!

Маша толкает его шваброй, как будто ненароком, но так активно, словно прогоняет, вытуривает эту нечисть.

Встаю, чтобы ей помочь.

— Сиди, не мешай. Нужно вытереть, иначе опять навернешься. — И зло смотрит на Тузова, который вернулся к своему временному прибежищу: чужой парте.

— Это не я! — Возмущается этот праведник.

Мы с Машей одновременно закатываем глаза, но ничего не отвечаем.

— Представляешь, давать не хотели. Порывались сами вымыть. Я говорю, что вы, разве мы не справимся с таким малюсеньким островком. Даже не ожидала такое отчаянное сопротивление встретить. Почувствовала себя чуть ли не работодателем, который намерился их уволить. — Рассказывала Маша, пока вытирала блестящий «островок».

— Мария, чем Вы там занимаетесь? — Наше предприятие заметила математичка.

— И чего они теперь все такие внимательные… — Пробубнила подруга, но быстро натянула на лицо улыбку и повернулась к учительнице лицом.

— Да тут было скользко, вот мы и решили себя обезопасить.

— Скользко? Вы что-то пролили? — Учительница двинулась в нашу сторону.

— Не мы. Но да, наверное, пролили.

Математичка разглядывала пол, который сейчас был просто мокрый. Не знаю, какие улики она собиралась найти, но явно была огорчена, что не удалось раскрыть преступление по горячим следам, а по мокрым уже не получится.