Подруга берёт меня за руку. Её руки теплые, в них бьется жизнь, мои же ледяные — мертвенно ледяные, ничего не чувствующие, никому не сопереживающие.

— Мия, ты же не все фотографии оставила в коробке? Ты же некоторые выложила? — Спрашивает Маша, когда мы доходим до мягкого диванчика и присаживаемся.

— Нет, все там. — Сиплым, будто не первый день простуженным голосом отвечаю я.

— Даже те… без платья?! — Вскрикивает она, но сама же закрывает себе рот рукой.

— Да.

— Мия… Они здесь другие, они… Не поймут, Мия! — Маша закрывает лицо руками, скрываясь от неминуемого.

— Пусть не поймут, но пусть знают. Если хотят… Люди — очень злые, лицемерные и корыстные создания! Если не расскажу я, найдется желающий. И будут потом на меня смотреть исподлобья, шушукаться, разносить сплетни, преувеличивать, додумывать.

Маша выпрямляется, отнимает руки от лица, поворачивается ко мне и впивается своим решительным взглядом.

— Нет, они не тронут! Я уверена. Ты нас недооцениваешь, Мия!

— Я буду рада ошибиться. Маш, но опыт четырех лет душит даже самую оптимистичную надежду…

— Понимаю… — Она тянется ко мне и обнимает. — Я с тобой, Мия. Прости меня, что я трусливо отсиживалась и иногда даже стыдилась дружбы с тобой. Я не представляю, чего тебе стоило добровольно отдаться на растерзание. Не представляю…

И объятия стали ещё крепче.

— Не мне кого-то осуждать. Я сама трусливее кролика. — Мягко улыбаюсь, но не вымученно.

Несмотря на всё: неизвестность, парализующий страх, желание провалиться сквозь землю, я чувствую, что поступила правильно. Маша от меня не отвернулась. А остальные… Мне не привыкать быть изгоем. Одним годом меньше, одним больше. Одним классом меньше, одним больше…

Вдруг у Маши завибрировал телефон.

— И у кого это такая чуйка на «подходящий» момент. — Поворчала подруга, пока выуживала его из кармана. — О!

Маша зависла над экраном. Нахмурилась, читая сообщение. Я не отвлекала и прочитать чужое послание не пыталась. Наоборот, решила посмотреть на двери нашего класса. Никто после нас с Машей так и не вышел.

Значит смотрят. Ладно, пусть, я для этого и решилась на такой шаг. Теперь это их право.

— Мия. — Позвала меня подруга, легонько касаясь моего плеча. — У Тузова отец сидел за изнасилование?

Резко оборачиваюсь и встречаюсь с совершенно обескураженным, даже перепугано-потерянным взглядом Маши.

Откуда она это узнала?

— Я… я без понятия. — Не могу признаться, что знаю правду. Даже если она всплывет, то не из-за меня. Нет-нет.

— Как это? Ты не можешь не знать! — Чувствую обвинительные нотки осуждения.

— Маша, я… — Запинаюсь. — Это чужая жизнь.

— Но он! Как он может, имея всё вот это… — Трясет телефоном. — … ещё на тебя бочку катить?!

— Кто тебе прислал это?

— Да не важно. Это же правда. Ужас! Это правда! С нами учится сын насильника. Уму непостижимо!

— Маша, дети не отвечают за своих родителей! — Перебиваю подругу, чей голос становится всё громче и разлетается по коридору со скоростью слухов.

— Вот, чем он пропитан! Вот, кто его пропитал. Я всегда чувствовала, что он с душком, гниль-человек… Очуметь! — Не останавливалась Маша, продолжая возмущаться. — Почему ты мне не сказала?!

Она меня не слышит, когда такое возбуждение невозможно услышать другого. Просто нереально. Я это понимаю, я её понимаю и не могу осуждать шок. Но она ведь неправа. Нельзя рубить сгоряча, нельзя так сразу клеймить, нельзя срываться на стереотипы. Из-за этого можно дров наломать, много дров.

Мамочки… История не может повториться. Ну нет, только не теперь!

Хватаю Машу за плечи, резко встряхиваю, пытаясь хоть чуть-чуть привести её в порядок. Когда её взгляд более-менее фокусируется на мне, а в радужках отражаюсь только я, строго говорю:

— Об этом никто не должен знать! Маша, слышишь?

Не сразу, но кивает. Медленно и неуверенно, словно обдумывает, давать такое обещание или не стоит. И ровно в этот момент звенит звонок. Да… не в лучших мы кондициях, побитые и растрёпанные каждая своим, но пора на урок.

Пора возвращаться в класс!

Когда заходила в класс, первым делом обратила внимание на первую парту. Она была пуста, лежали только книги и тетради Оксаны, но коробки не было. Взгляд мой резко переметнулся к своей галерке. Да, вот где моя родимая.

Переставили или вернули? Вот, в чём вопрос…

Учительница уже была в классе, раскладывала свои учебные материалы, мы с Машей прошмыгнули к своему ряду почти незамеченными. Насколько это, конечно, возможно во всей той кутерьме, что мы наворожили.

Когда проходила мимо Виктора, он поймал моё запястье и крепко сжал его. Недоуменно посмотрела на него, сначала подумала, что показалось. Но нет, он просил меня задержаться.

— Никто не притронулся, твоё прошлое — не наших догадок дело. Коробку вернул. Но будь аккуратна, я думал, новенький всей своей канцелярии хребты переломает. — Шёпотом сказал мне он, когда я легонько наклонилась ближе.

— Спасибо! — Значит вернули. Не открывая вернули.

Маша была права. Неужели все такие порядочные? И ни у кого даже в мыслях не было заглянуть…

— Мия, проходи к своей парте. Урок уже начался. — Окликнула меня биологичка, и я поспешила выполнить её приказ.

Коробку убрала в пакет, раз правом не воспользовались, не злоупотребили, значит мне нечего опасаться. И всё-таки что-то гложет, что-то до сих пор сковывает, не давая спокойно и удовлетворенно вздохнуть.

Справа замечаю движение и резко поворачиваюсь, чтобы посмотреть.

Тузов пересел. Занял место Дэна.

Сижу в полнейшем непонимании, как ненормальная пялюсь на него, не в силах отвести взгляд и вернуться к уроку. Я словно упала, больно, до мельтешащих искр в глазах: стукнулась коленями об лёд.

Тузов тоже смотрит, пристально, с легким презрением, с затаенной злостью. Улыбка недобрая, скалящаяся. Омерзительная. Прищур исподлобья не сулит ничего хорошего. Злопамятность поистине многообещающая.

Небрежным жестом показывает мне, мол отвернись, не экспонат я. Руки чешутся, чтобы скинуть его пожитки с чужой парты. Идиот! Ну улыбайся-улыбайся, но не зарекайся.

Отворачиваюсь и стараюсь выкинуть этого придурошного из головы. Получается. Биология проходит без нервов, спокойно. Ни смущений, ни каких-то притязаний. Всё мирно, если можно назвать такое соседство миром.

Как только звенит звонок, ко мне поворачиваются сразу оба. Маша и Тузов. Второго замечаю боковых зрением, вальяжная его поза слишком выделяется на фоне стены.

Подруга переводит взгляд на новенького. Презрительно, почти брезгливо осматривает его, как под микроскопом. Даже мне становится неловко от её такого претенциозного моветона.

Но она молчит, а за это уже плюс пять в карму. Вижу, сколько родного трехэтажного и колоритного вертится у неё на языке. Легкая ухмылка, последняя уничижительная стрела и Маша снова поворачивается ко мне, не давая Тузову перенять внимание.

— Кстати, зачем ты вчера номер Эндшпиля искала?

— Встретила его знакомую, нужно было сообщить. А ты чем таким важным была занята? — Незаметно стараюсь перевести тему.

— Да так, у репета была, удвоили занятие, пришлось допоздна мудохаться с этой тригонометрией. — Маша перенимает светскую болтовню, потому что и сама замечает, как кое-кто намеренно греет уши, не собираясь никуда исчезать.

Подруга берет свой телефон, даёт мне знак, чтобы я открыла нашу переписку.

«Всё те же на манеже, что он тут забыл?»

«Не знаю, не хочу спрашивать. Надеюсь, Дэн вышвырнет его».

«Виктор написал мне, что класс решил не трогать твою коробку. Они ещё и записку написать порывались, но подумали, что перебор».

«А что ты за знак Виктору подала, когда мы из класса выходили».

«Чтобы в случае сопротивления открывал огонь».

И строчек десять смеющихся смайликов. Невольно тоже улыбаюсь.