— Выключи, пожалуйста, психолога. Мои родители просто пожалели себя. Мир вообще весь соткан из жалости к себе, потому что человек никогда никого не поймет и не почувствует так, как себя. Это естественно. Я жалею себя, они — себя, на этом и остановимся!
— Тогда зачем мы будем кого-то изобличать, искать правду? Кому она нужна? Ты её знаешь и хорошо.
— К чему ты клонишь? — Спрашиваю уже прямо, потому что совсем не понимаю, чего Денис от меня ждёт.
— Я хочу вывести новенького на чистую воду, потому что они с братцем давно пытаются меня взломать, отследить. И правда мне нужна, чтобы понять, откуда эта ненависть лично ко мне. А тебе, Мия, тебе для чего нужна правда?
— Чтобы доказать родителям, что я не сумасшедшая! Чтобы меня не попрекали тем, что не позволили поставить на учёт!
На моих последних словах Денис нахмурился, едва заметно, складки потом вмиг расправились. Но мы уже не в полутьме, я могу уловить такие перемены. И улавливаю.
— Удивлён? — Понимающе хмыкаю я, получается даже как-то высокомерно, но мне не жаль этой эмоции. — «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
— Надеюсь, после всего этого в нас останется хоть что-нибудь человеческое. — Задумчиво произносит Денис, глядя сквозь меня.
С минуту мы молчим, мой чай снова остывает, чувствую прохладу чашки.
— Я не хочу мстить, я хочу доказать, что они были неправы. — Зачем-то говорю шёпотом, наверное, поэтому звучит больше как оправдание.
— Тебе придётся указать на тех, кто это сделал. — Указал кивком головы на мою руку, намекая на изобличение виновных. — В лучшем случае его выгонят из лицея, в худшем привлекут по уголовке.
— Но это ведь не месть, я просто раскрою правду… — Уже не так решительно откликаюсь я.
Раньше не думала, что моя правда действительно может привести к совсем не радужным последствиям, обнажив всё и вся: тех, кто, по сути, был и казался неприкосновенным. Элитным.
— Решать тебе, Мия. За себя скажу, что пойду до конца, кто бы при этом ни пострадал.
— Ты жалеешь себя побольше моего, а отчитываешь меня! — Буркнула, даже не подумав, как отреагирует Денис.
— Да, жалею. Не готов пока сидеть возле речки и ждать, когда там сами собой проплывут трупы врагов. — Зло, чеканит каждый слог, каждое слово, равномерными паузами между ними. Жутко.
— Что ты сделаешь после того, как узнаешь ответы на свои вопросы? Правду узнаешь про Тузовых и их мотивы?
Устало смотрит на меня, уже не сквозь, а прямо в глаза, осознанно, обдуманно.
— Раз и навсегда отобью желание связываться со мной!
Меня пробрало до дрожи. Сразу поняла, почему у Дениса в лицее есть авторитет, а Тузову приходится туговато.
— Можешь вкратце подытожить, что удалось найти? Я так рано по утру не привыкла строить обширный анализ, сопоставляя всё и сразу.
И Денис начал рассказывать мне всё, что удалось откопать на Виктора, на Амира. Чем жили, что делали, как связь держат. Оказалось, что мистер Х, существующий во вк под чужим именем и шифрующий сообщения ничего не значащими вопросами, несуразными поговорками, и есть Тузов старший. Во всяком случае пока Денис не нашёл то, что опровергнет эту его гипотезу.
Я слушала и во многом соглашалась. Этот дуэт действительно давно точил зуб на Дениса, только он не сразу смог вычислить Виктора. Да и переписка двух братьев напоминает больше прикрытие, они же не могут не знать, что кое-какими навыками владеет и Денис, значит почти всё в сети делают для фарса, подстрекательства.
Остается выяснить, на кой черт им это нужно.
И как-то кстати вспомнились постоянные «ты выбираешь его». Но об этом я Денису пока решила не рассказывать. Может, просто оговорки, совпадения?
Время пролетело быстро, мы и не заметили, как оставалось ровно на дорогу до лицея. К счастью, такси приехало вовремя, а таксист умело объезжал все утренние пробки.
В машине мы уже не разговаривали. Кончилась ночь, разорвалась и особенность момента, откровения. И в душе у меня поселились разочарование, легкая грусть. А ещё ворох вопросов и личных дилемм…
Почему всё всегда так неоднозначно?
72
Денис помог мне выбраться из машины и сразу же прибавил шаг, чтобы прийти к первому уроку без опозданий. Это так странно, Денису Соломонову никогда особо не было важно успеть до звонка. Может, стало важно Денису Юманову? А может… Нет, вряд ли. Вряд ли!
Но зайти во двор мы не успели. Меня, словно самый раскатистый гром, окликнул родной голос. Ноги приросли к земле, вообще было ощущение, будто я спрыгнула солдатиком с высоты… ну, не меньше метра, да. Болезненная вибрация прошла по всему телу.
Денис остановился, обернулся. Потом перевел свой взгляд на меня, пристально посмотрел, развернулся и ушёл. Оставил!
— Мия, дочка! — Голос раздается совсем близко, по правую руку от меня.
Медленно оборачиваюсь и вижу маму. Красивую, безукоризненно красивую. Серьёзную, но не сердитую, не разгневанную. Это хорошо, что она не возмущена так, как я боялась. Значит можно будет поговорить не в сердцах. Наверное…
— Доброе утро! — Здороваюсь, а у самой все трясется от напряжения, страха и много от чего ещё.
Мама осматривает меня, но вижу, что старается делать это незаметно, как бы разглядывая фон позади меня. Макияж у неё сегодня особенно удачный, глаза, горящие добрым волнением, подведены бесподобно. Сердце моё ёкает, мне становится стыдно, что я так себя повела. Не позвонила, вообще на вечер хотела забыть, что я Багирова. Забыться, да.
— Вы… — Всё-таки нервничает, голос дрожит. — У вас получилось?
Не понимаю, о чём она. Что должно было получится?
— Наверное… — Отвечаю уклончиво, впервые пожалев, что не расспросила Дениса поподробнее про то, как он меня «отпросил».
— Значит Амир больше не будет тебя допекать? — Улыбается сначала нервозно-широко, но быстро берет себя в руки и убирает с лица эту улыбку.
— Почему вы отпустили меня к Денису? — Не понимая, как мне себя вести и что отвечать маме — что можно и нельзя ей отвечать, выбираю ответить вопросом на вопрос.
— Он сказал, что мы тебя потеряем. — Взгляд мечется по моему лицу, впитывая каждую мою эмоцию, мама очень волнуется. Очень! — Что если вы не найдете подтверждение недостойного поведения Амира, то тебя могут исключить за нападение на него.
— Ты знаешь, что я хотела его придушить? — Перехожу на шёпот. Я тоже еле-еле контролирую свои эмоции, лихорадит чуть поменьше маминого.
— Да. Я знаю про сообщение, которое якобы отправила ты, про объявившегося Виктора, про коробку с фотографиями, про нечестную игру в пейнтбол… — Мама берет мои руки в свои, крепко сжимает. — Про то, как ты ушла из лицея и про то… про то, как попала в Канатоходец.
Руки мои непроизвольно дёргаются. Что всё это значит? Он докладывал на меня? Доложил? Следил вот для этого?!
— Он позвонил так внезапно, мы тебя потеряли. Марсель места себе не находил, думал, что ты его не дождалась, это потом руководство лицея посмотрело по камерам, как ты уходила. Голос серьезный, даже строгий, отчитывающий. Я почему-то подумала, что звонит его властный отец.
Мне хотелось услышать больше, узнать побольше, но мама замолчала.
— Мия, он сказал, что мы ничему не научились. — Спустя какое-то время она всё-таки продолжила, но таким продолжением только запутала меня.
Мама опустила голову, осунулась, как-то сразу стала просто красивой, а не безукоризненно-отстраненно.
— О чём это он? Почему он так сказал? К чему, мама?
— Мия, я должна была быть внимательнее, прости меня. Этот мальчик… Этот парень знает то, что должна знать я. Что должна была заметить я. И он по-своему сделал всё, чтобы я обратила внимание, стала бдительнее.
Догадка озарила меня так внезапно, что я пошатнулась. Хорошо, что руки по-прежнему были в мамином крепком захвате, иначе полетела бы на грязный затоптанный снег.
— Он рассказал о своих подвигах, чтобы привлечь внимание…