— Сережа, мне холодно, — ко мне прижалась Тши. — Может быть, стоило отвезти папу в крематорий?

— Ближайший за четыреста километров, к тому же мама против.

— Да, она из обычных, — согласилась ведьма, — будет ходить на могилку и плакать до конца собственной жизни.

— Рефлексия, чувство вины. Не уберегла и так далее, это так у многих, — я кивнул, — пойдем в машину, погреемся. Тут работы еще на час или два точно. Я предупрежу маму.

Печка в машине работала отлично, что меня удивило.

— Думаешь, что отец придет на свои похороны? — спросила Тши.

— Угу. Он как настоящий атеист — сейчас, наверное, занят всякой фигней.

— Путешествует по миру. Смотрит то, чего никогда не видел при жизни.

— Да, уверен, что он отправился в Японию, но собственные похороны он вряд ли пропустит. Рагни следит за всеми постоянно, но никого не нашел. Я думал, что можно немного вздремнуть.

— Ладно. Но я считаю, что он не придет на сами похороны. Поверь, смотреть на это умершим не очень приятно. Повсюду люди. Все плачут. Такие сильные эмоции могут сильно потратить твой свет. Вот почему стоит не задерживаться на этой земле, а сразу отправляться в Лимб. Шансов что ты пройдешь Море забвения будет больше.

— Я думаю, что без нашей помощи у него их и так будет немного.

— Только это все равно глупо, Сережа, — заметила Тши.

— Да я прекрасно понимаю, — ответил я, — у отца мало света. С нашей помощью он пройдет Море забвения. Закатный город его не примет, а Лабиринт Бардо — там тоже возникнут трудности.

— Я не проводница смерти, — добавила Тши, — я не смогу провести вас.

— А я забыл маршрут, — признался я, — как видишь, плана у нас нет. Сплошная импровизация.

— Но это твой отец, и поэтому ты хочешь помочь ему, несмотря на всю бессмысленность этих усилий.

— Да, — честно ответил я, — уверен, что у нас все получится. Не дрейфь.

— Твоя мама. Мне кажется, что она в действительности поверила в нашу с тобой любовь.

— Да, надо было привезти еще Еххи, Дашу, Герду. Объявить себя султаном и окончательно упасть в глазах собственной матери.

— Ты не хочешь перевезти ее в Москву?

— Она не поедет. Я уже говорил с ней об этом. В итоге решили, что я просто буду присылать ей немного денег каждый месяц.

— Верное решение, — согласилась Тши.

Мы просидели в тачке еще около часа. Согрелись, попили чаю, послушали музыку, а потом появился Рагни и сообщил, что нам пора. Копатели могил уже все подготовили, а значит, уже начинается обряд погребения. Ну как обряд. Постояли, поплакали, опустили гроб, землей закидали, и все. Отдельного прощания даже не было толком. Потом все полезут в автобус и отправятся в кафе пить водочку, есть куриный суп с лапшичкой и пюрешку с мясом, кутью. Блин, где же батя? Пропустить собственные похороны — это вот вообще мрак. Может быть, он уже отправился в Лимб. Сам? Тогда, конечно, все вообще печально. Искать его там мы замучаемся.

— Я еще побуду тут немного, — сказал я матери, когда все начали садиться в микроавтобус, — не переживай. Езжайте со всеми. Я вас догоню.

Она ничего не ответила. До нее только сейчас дошло, что больше она отца не увидит, а все, что от него осталось — это свежий холмик на кладбище с черной оградкой. Я отвел ее к автобусу, а сам вернулся в машину. Рагни же стал невидимым и спрятался где-то за деревьями. Не хватало еще бате встретить фазового волка на своей могиле. Напугается лишний раз.

— Пришел, — шепнул мне волк. Я тут же закрыл глаза. На то, чтобы заснуть и выйти из тела, у меня уйдет минут десять, — и то если я использую технику для быстрого засыпания. Придумал ее некий Эндрю Вейл, и строится она на правильном глубоком дыхании. Сам он утверждает, что уснуть таким образом можно и за минуту, но то ли я делаю что-то не так, то ли все слишком индивидуально. Пять-шесть минут — это да, но не одна. При выполнении техники еще нужно считать на вдохах и выдохах. 4-7-8. Вдыхаем только носом, выдыхаем только ртом. Язык должен быть прижат к небу. Меня этому Веста научила, которая умеет засыпать почти моментально в любой ситуации.

Теперь главное — это удержаться на границе сна и выйти из тела. Не люблю я это дерьмо, если честно, но иначе, увы, никак. Колючие вибрации появились в пятках, а затем я отправил их мысленно через все тело — к макушке. И, опять же, нужно выкатиться из скафандра, да так, чтобы его не потревожить, иначе я просто проснусь. Перед глазами мелькнула дверь автомобиля, а потом все стало белым. Свет? Ага, два раза. Это снег. У меня получилось. Всегда радуюсь, когда это выходит так просто, теперь вот главное — не потерять контроль над сновидением. Я стал ощупывать холодную сталь автомобиля и нарисовал на замерзшем стекле парочку узоров. Да, вот он, первый локал. Все прямо как писал Монро. Я там, где надо. Я бегом бросился к могиле отца, в надежде, что застану его. Вовремя. Он уже развернулся и собирался уходить.

— Виктор Иванович! — громко позвал я его, и мужчина обернулся. Ха, а он помолодел после смерти-то. Забавно. Я на него похож, но только отчасти. Мама говорит, что я больше на своего деда по ее линии смахиваю, но нос и глаза у меня от бати.

— Сережка? — Отец встал как вкопанный, а затем громко закричал: — Ты меня видишь?

— Конечно, и слышу хорошо, так что можешь не орать, а то местных мертвяков перепугаешь.

Я подошел к бате, и мы обнялись.

— Я умер, Сережа, — сказал он, — представляешь?

— Да, я тебе всю похоронку и оформил, — я кивнул на могилку, — у матери совсем денег не было.

— А обелиск где? — не понял отец.

— Земля усесть должна. Через год поставим, — пояснил я, — а временный деревянный крест тебе не полагается, ибо ты некрещеный.

— Спасибо, но не стоит тратиться. Сам понимаешь, для меня это теперь вообще ни к чему.

— Ага, осознал-таки, — я улыбнулся, — ну давай прогуляемся.

— Стой, — отец схватил меня за рукав, — какого черта происходит? Я умер. Ладно. Но ты? Ты тоже умер, что ли?

— Нет. Я живой, просто вышел из тела, чтобы с тобой встретиться и кое-что тебе рассказать. Я тебя тут давно жду. Думал, что ты вообще не придешь.

— Я просто опоздал. Собственно, и при жизни таким же был, — отец покачал головой, — как много было проебано, а…

— Хватит себя укорять, — заметил я, — все кончено. Или ты теперь будешь жалеть, что мало путешествовал, любил и не стремился к знанию? Поздно. Тебе теперь о другом нужно думать.

— А ты жестким стал. Вот как тебя Москва изменила, — мы с отцом пошли по кладбищенской дорожке.

— Она тут ни при чем. Ты вообще помнишь, как тебя грузовиком переехало? — спросил я.

— Ничего. Просто удар. Даже боли не было. Просто выбило из тела. Знаешь… Такой резкий холод, а потом все. Я уже взлетел над затормозившей фурой. Смотрю, а из-под нее только нога моя торчит, а ботинок правый отдельно валяется. Ничего я не успел — ни подумать, ни осознать.

— Свет в конце туннеля был?

— Какого туннеля? — не понял Виктор, — не было ничего. Просто хожу, летаю по нашему миру. Все как во сне. Только знаю, что не проснусь больше никогда. Я — призрак, Сережа.

— Это ненадолго, — пообещал я, — тебе тут делать нечего. Нужно идти дальше.

— В ад? — воскликнул отец.

— Ты же атеист. Какой тебе ад? Рая ты тоже не увидишь. В Лимб тебе надо. Я подскажу тебе, что нужно делать.

— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросил отец, — ты же не умирал!

— А нет никакой разницы, пап. Что ты помер, что уснул, что проснулся. Это сложно понять, но это так. Если я тебе скажу, что практикую осознанные сновидения, ты же все равно ни хрена не поймешь.

— Не пойму.

— А это, считай, такая крутая посмертная тренировка.

— То есть, при жизни можно научиться умирать? Интересно, но верится с трудом.

— Не хочешь — не верь мне. Ты же прагматик. То, что ты сейчас гуляешь по нашему миру — это для тебя нормально, да? Не ты ли мне говорил, что после смерти нас ждет только полная темнота, и все?