— Скажите, пожалуйста, не помните ли вы, кто до меня брал у вас эту книгу?

— Господи! Да ее у нас каждый день читает по нескольку человек.

— А не брала ли ее у вас недели три назад крашеная женщина с кошачьими глазами?

— Оставьте ваши шутки при себе, — говорит библиотекарша и хочет отобрать у меня книгу.

Но я не дал, пошел опять к столу и принялся читать. Все-таки, думаю, пригодится, если и впрямь придется писать реферат о Мериме. Читаю, делаю выписки и натыкаюсь на следующий абзац, относящийся к истории дружбы писателя с графиней Монтихо, этой «умной и талантливой женщиной, в жилах которой вместе с испанской кровью текла кровь упорных шотландцев и веселых валлонов»:

«Именно ей был обязан Мериме рассказом о приключении на сигарной фабрике, которое в 1845 году было им обработано в неподражаемую повесть «Кармен».

Так вот что оказывается! Мериме так же встречался с цыганкой Кармен и ее возлюбленным Хосе, как Лермонтов с Тамарой и Демоном. Какие могут быть часы! Просто великолепная писательская выдумка.

— Ура! — крикнул я от радости и сейчас же услышал голос библиотекарши:

— Гражданин, ведите себя прилично, иначе попросим вас выйти.

— Не беспокойтесь, — оказал я. — Сам уйду. Вот только скопирую подпись Мериме.

Затем сажусь на мотоцикл и начинаю объезжать часовые мастерские. Действую хитренько: «Скажите, — спрашиваю, — вы не смогли бы выгравировать на моих часах подпись Мериме?» «Чего-чего?» — обычно не понимает гравер. Я показываю снятую мной копию и внимательно смотрю в лицо гравера. Нет, ничего подозрительного не замечаю, хотя передо мной вот уже тринадцатый гравер…

Шестнадцать часов. Еду на междугородную и вызываю Дину:

— Дина, привет! Ну что?

— Ах, да вы меня с Геннадием замучили! Обошла все мастерские — никто понятия не имеет о Мериме. Только в одной мастерской оказали, что какой-то старик приносил золотые часы с боем, чтобы переделать завод головкой на завод ключом.

— Вот как! Это подозрительно, — сказал я, вспомнив, что на столе у тети лежали часы именно с ключом.

— Мастер оказал, что такого случая еще не было: обыкновенно делают наоборот — завод ключом заменяют заводом головкой. А ключом карманные часы заводили в старину.

— А как он выглядел, старик тот?

— Ну, я не спрашивала.

— А на какой улице мастерская?

— На Подтелковоком проспекте.

— Всё… Ты по мне скучаешь?

— А, иди ты!

С междугородной еду к поэту.

Дверь полуоткрывает он сам и со страданием говорит:

— Слушайте, я же вам оказал: уезжаю в Москву. — Потом прищуривается и восклицает: — Как, это вы? Бесконечно рад! Дорогой, мой, да ведь ваша тетушка на редкость даровитая переводчица. Ей-богу! Не чета многим, которые ходят в членах Союза десять лет. Я читал рукопись и наслаждался: так угадать эпоху, так проникнуться настроениями поэта и так все это передать в словах чужого языка!.. Короче: рукопись с моим заключением я переслал в Москву, в Союз писателей. Сегодня я сам лечу туда. Архаровцы уже два года маринуют мою книжку в одном издательстве. Ну да от меня не так легко отбиться… Прилечу — и сейчас же в Союз. Буду подталкивать дело вашей тетушки со всем пылом шестидесятичетырехлетнего юноши!..

Ростов — большой город, нелегко объехать все его часовые мастерские. Удача пришла ко мне уже к вечеру. В одной из мастерских, неподалеку от Сельмаша, гравер, молодой парень с задорно вздернутым носом, ответил на мой вопрос:

— И что за мода пошла на Мериме? Недавно одна старуха приходила, теперь ты явился.

Я вынул листок и показал ему:

— Это гравировал старухе?

— Это самое.

— А у старухи глаза кошачьи?

— Я старухам в глаза не заглядываю.

— Но все-таки физиономия несимпатичная?

— Бывают хуже, но редко.

— Всё, — сказал я и выбежал из мастерской.

В Таганрог я мчался на предельной скорости — и все-таки приехал, когда на небе уже высыпали звезды. В темноте еле заметил Геннадия и Гришу: они стояли на шоссе при въезде в город и энергично махали мне руками.

— Что случилось? — спросил я, соскакивая с мотоцикла.

— Тетя твоя сегодня забрала облигацию из сберкассы…

— Забрала?!

— На моих глазах, — сказал Гриша. — Я ведь ее с утра не упускал из виду. Говори скорей, что ты узнал о часах.

— Липа. В Новочеркасске переделали завод головкой на старинный завод ключом, в Ростове, около Сельмаша, выцарапали подпись. А Мериме даже не видел никогда ни Кармен, ни Хосе.

— Эх, — укоризненно сказал Гриша, — вот так насочиняют, а потом распутывай. Газуй к тетке!

Как они вдвоем поместились на багажнике, понятия не имею, но привез я обоих.

Во флигелек мы не вошли, а буквально ворвались.

Вбежали в гостиную — и застыли: за столом, с очками на тонком носу, с торжественным выражением на лице, сидела тетушка и что-то писала на большом листе бумаги, а на столе лежали золотые часы…

— Тетя! — крикнул я, опомнившись. — Что вы наделали! Вы отдали облигацию?!

— Брррому! — заорал попугай, но Гриша на него так цыкнул, что он шарахнулся в угол клетки.

Тетушка поднялась и окинула меня торжественно снисходительным взглядом.

— Ничего я, друг мой, не наделала. Я только восстановила нарушенную справедливость. У меня в сундуке сохранился еще лист глянцевитой плотной бумаги — министерской она раньше называлась, — вот на ней я и написала свое заявление. На, прочти. Теперь это не тайна.

Я схватил лист и дрожащим голосом прочитал:

— Тетя! — воскликнул я, прочитав это заявление. — Я горжусь вами! Вы…

— Хватит изъясняться, — прервал меня Геннадий, не терпевший чувствительных слов. — Где зеленая?

— Какая зеленая? — не поняла тетушка.

— Ну, эта самая, что продала вам часы.

— Ах, Людмила Павловна? Она меня больше не интересует. Пустая женщина. Я принимала ее только потому, что хотела приобрести часы.

— Но нас она интересует! — внушительно сказал Гриша. — Где она? Говорите скорей, пожалуйста.

— Да не знаю же я!.. С час назад была здесь… Наверно, домой пошла, в Спартаковский.

— А номер? Номер вы знаете?

— Ну конечно. Номер тринадцатый.

Как по команде, мы бросились к двери.

В Спартаковском переулке, в маленьком дворике, на наш стук из двери высунулась коротконогая, очень толстая женщина и, не дожидаясь вопросов, быстро сказала:

— Не сдается, не сдается комната! Уже занята. И чего бы это я так тарабанила в дверь!..

— Нам ваша комната не нужна. Нам нужна Людмила Павловна, — перебил я. — Дома она?

— Никакой тут Людмилы Павловны нет и не было, — с досадой ответила женщина и хотела захлопнуть дверь, но Гриша помешал ей, крепко ухватившись за ручку.

— А кто ж есть? — спросил он.

— То есть как это — кто?

— Я спрашиваю, как зовут женщину с крашеными волосами и…

— …и кошачьими глазами, — подсказал я.

— …и кошачьими глазами, что живет у вас.

— А, Евгения Петровна! Так она уже не живет здесь. Вот только что, и пяти минут не прошло, как отъехали оба.

— Кто — оба?.. На чем отъехали?.. Куда отъехали?.. — посыпались вопросы.

— Подождите! — оказала женщина. — По порядку. Оба — значит, с мужем своим, с Валерием Николаевичем. А то с кем же еще! На чем отъехали? На такси. Извозчики уже двадцать лет как перевелись. Куда? А я откуда знаю? Говорили, в Жданово, а там кто их разберет. Да вы не из угрозыска ли?..