Для шести сотрудниц отдела труда и заработной платы это солнечное весеннее утро ничем не отличалось от других, когда начинался их обычный рабочий день. Каждая выполняла свою привычную работу. Было начало одиннадцатого. По делам службы к ним зашли две работницы других отделов. И вдруг дверь резко распахнулась, в ней появились двое в черных спецовках, какие носят осужденные.

— Всем оставаться на местах! — дико осклабясь, гаркнул тот, что пониже, поводя из стороны в сторону двухствольным самопалом.

— С этой минуты вы — заложницы. Будете сидеть смирно — будете жить, нет — прикончим!

Который повыше в это время был уже возле одной из женщин и угрожающе наставил на нее нож.

Охнув, рухнула на пол без сознания одна из сотрудниц. В мгновение ока преступники выволокли ее в коридор и бросили на пол. Вернувшись, забаррикадировали дверь столами. Один из них подошел к телефону и набрал номер начальника колонии Анатолия Александровича Сороки…

Телефон на столе Калинушкина зазвонил в тот момент, когда Рудченко поднялся, чтобы перейти к заместителю начальника учреждения Анатолию Дмитриевичу Напольскому. По тому, как побледнел Михаил Григорьевич, слушая телефон, Рудченко сразу понял: произошло что-то чрезвычайное.

— Звонил начальник, — скороговоркой сказал Калинушкин, кидая трубку на рычаг. — В промзоне осужденные Акимов и Ковш захватили заложниц… Требуют выпустить их из колонии. Я — туда.

— Я с вами, — уже на ходу бросил Рудченко. Через минуту вместе с Сорокой и Напольским они мчались в УАЗике к двухэтажному административному зданию промышленной зоны.

— Анатолий Дмитриевич, немедленно сообщите о происшествии в райком партии, областные УВД и КГБ, выведите из зоны всех вольнонаемных и позаботьтесь об общественном порядке. За вами, Михаил Григорьевич, — предупреждение волнений среди контингента, — на ходу в машине давал указания Сорока. — Мы с Рудченко — к бандитам.

Резко затормозив, машина замерла у двухэтажного здания заводоуправления. Начальник колонии бросился было к двери ОТиЗ, но из-за нее раздался грозный окрик Акимова:

— К двери не подходить, стрелять буду! Переговоры — по телефону. Наши условия, начальник, такие, — продолжал он, когда Сорока, зайдя с Рудченко в кабинет напротив, позвонили бандитам, — не позже, чем через полчаса подогнать к двери заправленный и зашторенный автобус с рацией и обеспечить нам вместе с заложницами безопасный выезд из зоны. Что дальше — скажем потом.

— Опомнитесь, Акимов. Выпустите женщин, сдайтесь — заслужите снисхождение, — попытался уговорить преступников Анатолий Александрович.

— Не теряй времени, майор, — резко прервал его Акимов. — Оно работает против вас. Не будет через полчаса транспорта — получишь первую покойницу.

— Что будем делать? — обратился Сорока к Рудченко, положив трубку.

— Давайте так, — отозвался тот, напряженно думая. — Готовьте на всякий случай автобус, а я попробую поговорить с ними. Главное сейчас — сделать все возможное, чтобы избежать жертв среди женщин, пока не прибудут руководители из области.

Оставшись один, Анатолий Михайлович позвонил Акимову и представился. Но тот заявил, что с «кагебистами дела иметь не желает». Только после третьего настойчивого звонка Рудченко он не сразу бросил трубку и поинтересовался:

— А где начальник?

— Майор Сорока готовит автобус. А мне надо уточнить некоторые ваши требования.

— Ладно, подходи к окну, хочу посмотреть, какой ты смелый.

К этому времени преступники выбили в окне стекла. Когда Анатолий Михайлович подошел к нему, из-за вмонтированной в наличники металлической решетки в виде расходящихся лучей солнца на него смотрели два ствола самопала. Выше них он увидел лицо Акимова. Оно показалось чекисту сплошной cepoй маской, на которой четко выделялись лишь полоска плотно сжатых розовых губ и налитые кровью злые глаза бандита.

В глазах Акимова не только ненависть, но и наглость, и выжидание, и даже что-то наподобие торжества. Однако надо выдержать этот взгляд, как бы унизительно и неприятно это ни было. Ради жизни каждой из семи женщин. Одно неосторожное слово, и может произойти трагедия: Акимов в любую минуту готов применить свой самопал, а Ковш пустить в ход нож, который сейчас демонстративно приставил к шее одной из заложниц. Нет, ни в коем случае нельзя злить бандитов. Наоборот, надо их успокоить, расположить к себе. И тянуть, тянуть время. Сейчас уже наверняка десятки людей включились в операцию. Рудченко знал, что она будет проведена. И уверен, что проведена успешно, преступников настигнет неминуемая кара. Как знал и то, что сейчас именно от него, почти случайно оказавшегося в эпицентре событий, от его выдержки и умения найти такой тон и слова в разговоре с бандитами, которые удерживали бы их от крайних мер, зависит жизнь людей. А потому, приглушая в себе чувства, Анатолий Михайлович вел с Акимовым торг.

— Где автобус? — почти крикнул бандит, как только Рудченко подошел к окну.

— Не психуй, Владимир, — спокойным голосом сказал Рудченко. — Ваши требования выполняются.

Ему хотелось сказать не «Владимир», а «бандюга», но он сдержал себя.

— Как выполняются? — суетился Акимов. — Осталось восемь минут.

— Ну, во-первых, не восемь, а двенадцать, — уточнил Анатолий Михайлович, бросив взгляд на часы. — А, во-вторых, вы с Олегом не понимаете, что назначенный вами срок нереальный. У единственного в колонии ЛАЗа полетела помпа, чтоб найти автобус на стороне, нужно время.

— Берите автоматы, выходите на трассу и гоните сюда первый же «ЛАЗ» или «Икарус».

— Можно и так, — согласно сказал Рудченко, хотя в нем все клокотало от того, что бандит толкает их на противоправные действия. — Допустим, мы последуем твоему совету. Но чтобы дождаться автобуса, высадить людей, дозаправить и заделать машину шторами, как вы требуете, надо по крайней мере час-полтора. Все будет сделано как обещано, только не торопитесь, — добавил Анатолий Михайлович и сунул руку в карман.

— Не шути, начальник, — предупредил Акимов, вскинув самопал.

— Сигареты. — сказал Рудченко, доставая пачку «Родопи». — Может, закуришь?

— Это мы с удовольствием, — изменил тон преступник. В то время, когда он закуривал, среди заложниц возникла какая-то возня. Они зашумели.

— Женщины, — обратился к ним Рудченко, боясь, чтобы те не спровоцировали бандитов на агрессивность, — прошу вас вести себя спокойно, не паниковать. Все будет хорошо.

— Здесь одной плохо, сердечный приступ, — послышалось из глубины кабинета.

Анатолий Михайлович взглянул на Акимова. В глазах у того мелькнула растерянность.

— Ты же человек, Акимов. Освободи женщину. Умрет — ее смерть за тобой будет числиться, — сказал Рудченко.

— Позовите двух зэков — пусть заберут, — после минутного раздумья согласился Акимов.

— Сейчас сделаем. Я там задержусь: узнаю, как дела с автобусом. Не наделайте тут без меня глупостей, — сказал Рудченко, собираясь уходить.

— Постой, начальник, — остановил его Акимов — Дай еще сигаретку.

Рудченко хотел отдать ему всю пачку, по подумал, что этим он оборвет важное звено, которое помогает ему смягчать и поддерживать отношения с бандитом. Он вытащил и подал через решетку сигарету.

— А ты действительно не трус, начальник, — сказал Акимов, когда, возвратившись к окну, Анатолий Михайлович предложил себя вместо заложниц. — Только за шесть баб выкуп можно получить больший, чем за тебя одного. А может, ты задумал как-то повязать нас с Ковшом? Выбрось это из головы — прихлопну в момент, — закончил он, поигрывая самопалом.

— Так я же в наручниках к вам пойду.

— Не пойдет и в «браслетах», — коротко отрезал Акимов.

— Не пойдет, так не пойдет. Давай-ка лучше еще закурим. Да убери ты свою «пушку», наконец, — сказал Рудченко, глядя, как бандит все время наготове держит самопал. — Я не в такие дула смотрел.

— Это где же?

— Только из Афганистана вернулся.

— О-о! — искренне воскликнул Акимов. — «Афганцев» уважаем…