— Мне передали, чтобы я позвонил по номеру 055188, но дело было еще двадцать восьмого июля, в мое отсутствие. Можно узнать, кто мною интересовался? Учитывая расстояние, окажите любезность…

— Двадцать восьмого июля, говорите? — сдался наконец администратор.

— Двадцать восьмого…

— Двадцать восьмого. — Церковенко, — ответил администратор.

— Если принцип, управляющий некими событиями, — поучал я Норцова час спустя, — не лежит на поверхности, самое ошибочное — сделать вывод, что этого принципа вообще нет. Сколько мы бились с Налимовым: почему исчез да зачем исчез. А поработали — и вот уже обрисовалась фигура преследователя — Арифова. Многие его поступки по меньшей мере загадочны. Уход из пединститута после налимовской критики. И сразу же — попытка втереться к Налимову в доверие. Совместные посещения библиотеки, визиты к Снеткову. Удивительный в биологе интерес к древним рукописям. Все это, вместе взятое, приводит к выводу, что Арифов преследует какую-то особую, одному ему известную цель. — Тут я усмехнулся. — В какой-то мере, правда, она известна уже и другим. Отчасти мне. Отчасти, вероятно, и тебе. Эта цель — рукописи. Рукописи как непосредственная ценность. И рукописи как аккумулятор неустаревшей информации. Я понятно говорю?

— Вполне понятно, — откликнулся кругляш. — Арифову рукописи нужны для дела. Ну, скажем, секрет вечной краски разгадать. Или рецепт лекарства выведать. Или где клад лежит.

— Совершенно верно. И ищет Арифов что-то, что есть у Налимова. Налимов охраняет это «что-то». Отсюда — мнимые дружеские чувства сорокапятилетнего биолога к тридцатилетнему языковеду. В тактическом плане Арифова, — продолжал я, — серьезная роль отводится, по-видимому, Суздальцеву. Вполне вероятно, что ночью в квартире Налимова Суздальцев ждал Арифова, не зная, что он приходил раньше. Так мы получили еще одну нить. А другого арифовского партнера я нащупал позавчера…

— Заочно, что ли?

— Почти заочно. В «Хрустальном ключе» тоже человек испарился, некто Забелин. Так вот, этот Забелин на самом деле никакой не Забелин, а кто-то третий. И к нему в «Хрустальный ключ» пожаловал инкогнито, ради инспекции, что ли, сам Арифов. Но вот зачем Забелин звонил в Ленинград Церковенко — этого я никак не пойму… — А пока — ноги в руки и к Суздальцеву.

— Я ведь предупреждал твоего паренька, что новости на нынешний день не планируются, — неприветливо встретил меня Абушка. — Переводчики тоже люди. Общее заключение по рукописям: фотокопия — географический трактат; трепанная, которую ночью подкинули — жизнеописания великих табибов. А фолиант, принадлежащий Снеткову, — книга о лекарственных травах и минералах. К вечеру будут порции текста.

Максудов изучал в своей комнате какие-то анкеты.

— Тебе Норцов говорил? — вскинулся он мне навстречу.

— Говорил, говорил, — успокоил я Максудова. — Насчет медвежат, правда, непонятно.

— О-ой, какой ты наивный, — восхитился Максудов. — Насчет медвежат тебе непонятно? Медвежата туда-сюда ходят: артель — ларек, ларек — артель, артель — ларек, ларек — артель. Начальство довольно, план есть, премия есть. Материал кончен, новый дают, шей вельветовый костюм, продавай налево. Теперь понятно?

— Теперь понятно, — кивнул я. — Что ж, стоит заняться!

— Давность, — пожал плечами Максудов. — Ничего не докажешь.

— А Церковенко-то что? В какой-нибудь афере замешан?

— Нет, нет, — запротестовал Максудов. — Специалист по сейфам.

Оба дела так переплелись, что занимаясь одним, ты автоматически приобщался ко второму. И я изложил Максудову свою просьбу: узнать в Ф. — возможно, даже через жену Забелина, какие у него водятся друзья-знакомые в нашей солнечной столице, а затем справиться у этих друзей-знакомых, где их периферийный приятель. Задание было вполне во вкусе Максудова, во всяком случае, он пообещал к концу дня его выполнить. Видимо, в Ф. существовали позиционные гроссмейстеры областного масштаба.

Потом я испросил-таки новой аудиенции у Церковенко.

— Нам крайне необходима ваша помощь, — начал я.

— Чем можем, тем поможем, — афористически заявил Церковенко и зевнул.

— По некоторым данным, у вас были в свое время контакты с работником промкомбината Суздальцевым, — произнося эту фамилию, я неотрывно смотрел в лицо Церковенко (как говорят в подобных случаях, ел глазами начальство — правда, не свое, а чужое). Но, опять-таки как говорят в подобных случаях, ни один мускул на лице начальства не дрогнул.

— Если бы я запоминал каждого, с кем у меня были контакты, весь мой мозг превратился бы в компьютер — и корка и подкорка. А у меня семья на закорках. Зарабатываю детишкам на молочишко. Так что стараюсь не забивать голову излишней информацией.

— Сейфы. Ремонт сейфов в промкомбинате, — подсказал я.

— Сейфы? Причем тут сейфы? — переспросил Церковенко. — Ах, да, был у меня такой период, когда пришлось подрабатывать. Не вижу ничего предосудительного.

— А где вы тогда получали зарплату, — насторожился я.

— В политехническом, на кафедре автоматики, В свободное время брался за всякую мелочь — сейфы и прочее. Заключал трудовые соглашения, — в интонациях Церковенко вновь зазвенела обычная его самоуверенность.

— И таким образом вы познакомились с Суздальцевым, начснабом промкомбината?

— Так вот кого вы имеете в виду? — Церковенко продемонстрировал в широчайшей улыбке полный комплект сплоченных зубов молочно-восковой спелости. — И это вы называете контактами: получил ключи, отдал ключи, расписался в ведомости? Ха-ха-ха, — сочился добродушной насмешливостью Яков Михайлович.

— С той поры вы, конечно, Суздальцева не видели, — подыграл я Якову Михайловичу.

— Почему же не видел? — наглел прямо на глазах замдиректора. — Видел. Много раз видел. То на трамвайной остановке, то из окна троллейбуса. Иногда даже раскланивался. А что — это запрещается?

— Ни в коей мере, — сказал я.

— Товарищ инспектор, вы пришли поговорить о Налимове? Ведь живой человек пропал. Это не шутка. А вы тратите драгоценное время на пустяки. Знаком — не знаком, встречал — не встречал, привал — не привал… Я вынужден буду жаловаться вашему руководству… А вот пропавшая рукопись для вас в высшей степени важна. И представьте себе, мы тут сами кое в чем разобрались. Мы знаем, например, что шкаф, в котором она хранилась, был открыт соответствующим ключом. Значит, пропажа рукописи связана с пропажей Налимова.

— По нашим сведениям, рукописью весьма заинтересовался некто Арифов, кандидат биологических наук. Это имя вам ничего не говорит?

— Что-то говорит, а что — не пойму, — равнодушно откликнулся Церковенко…

В управлении меня поймала Света.

— Какая-то дама тебе звонила. Текст телеграммы просила тебе передать. Забери-ка!

Отправленная позавчера из Хандайлыка в семь тридцать телеграмма гласила:

Опять Аламедин! Все сходится. Надо прихватить кроссворд — и на доклад к Мистику.

Влетел в свою комнату и остолбенел. За столом в официальной позе сидел старший лейтенант Максудов, а перед ним с видом кающегося грешника елозил на стуле какой-то тощий субъект в нейлоновой рубашке.

— Разрешите представить, — начал было Максудов.

— Спешу к Торосову, — пресек его я.

— Тем более, — настаивал Максудов.

Я насторожился, Субъект потупился. А Максудов громовым голосом провозгласил:

— Иван Иванович Забелин собственной персоной.

Спиритический сеанс в исполнении гроссмейстера позиционной игры! Материализация духов! Воскрешение Забелина. Без усов, правда, но с отсутствием усов в конце концов можно было и смириться. А Максудов самодовольно ухмылялся:

— Город Ф. быстро сказал список знакомых. Знакомые сказали: «Как же, как же.»

— У вас была путевка в «Хрустальный ключ»? — обратился я к нейлоновой рубашке.