— Ладно, ворошиловский стрелок! Я думаю, твоя записка пришлась ко времени — готовится указ президента о коррупции. Понимаешь?

— Напрягусь, может, и пойму.

Мишин вдруг вернулся к старой теме. Как у него крутились мысли в голове, какие совершали обороты, понять было трудно:

— Если тормозные тяги подпилили ребята из «Харона», то какого черта они решились ехать на твоих «Жигулях»?

— Отсутствие информации.

— Не понимаю.— Похоже было, что Мишин эти слова воспринял как шутку и собрался обидеться.

— Не всем же скопом они курочили тормоза! Кто-то один, и его могло уже не быть в живых.

— Чердынцев?

— Необязательно. Погиб же их санитар Уткин, от пива, которое они подсунули Маврину?! Каждый из них знал только то, что ему положено. Не больше. А о чем-то — лишь сам начальник. Тот, что обосновался теперь в Женеве. Народный депутат. Не все его приказы в коридорах вывешивали.

— На все у тебя есть ответ. А, может быть, они просто рискнули? Решили, раз уж ты ездишь, значит, отремонтировался.

— Молодец, соображаешь,— похвалил Фризе.

— Владимир Петрович! Наконец-то вы вспомнили обо мне! — с порога проворковал Огородников.— Я уже чего только не передумал?! Почему меня держит на расстоянии мой молодой друг?

— Все в бегах, Герман Степанович. Текучка заела.— Фризе подстроился под ласково-развязный тон писателя.— Присаживайтесь рядком.

— Да поговорим ладком? — усмехнулся Огородников.— Ладком бы вздумали поговорить, не присылали повестку. Не думал, что написав столько книг во славу прокуроров и милиционеров, начну получать официальные повестки. Разговор будет под протокол?

— Под протокол. А за повестку извините. Технические службы подвели,— соврал Фризе, не моргнув глазом.

— Да уж! Два слова по телефону и лауреат премий МВД мгновенно предстал бы перед вами. И какова же у нас тема разговора? — Последнюю фразу Огородников произнес деловым тоном. От его сладкоголосицы и след простыл.

— Тема — баночное пиво. Разных марок, но предпочтительнее — «Туборг». Я включаю микрофон?

Огородников согласно кивнул.

— Пиво люблю, но жарким летним днем. Зимой равнодушен. И, кстати, хочу предостеречь: баночное пиво — штука вредная. Очень много консервантов.

— А покойный Маврин как относился к пиву?

— С большим одобрением. Но супруга на пиво наложила табу.— Он задумался и довольно долго молчал. Выражение лица, взгляд писателя наглядно демонстрировали напряженную работу мысли. Фризе показалось, что эта мимическая сценка разыграна для него.— Значит, возвращаемся на круги своя? Отравили-таки старого классика. И, судя по теме нашего разговора, пивом? Я вас правильно понял?

— Герман Степанович, постарайтесь вспомнить: на юбилее Маврина вы видели пиво? Необязательно за столом. Где-нибудь? Или слышали разговоры о пиве?

— Нет,— он круто свел брови.— Нет, да!

— Нет или да?

— Да! Да! Я знаю, что Борисов подарил юбиляру целую упаковку баночного пива. Можете представить, сколько это стоит?!

— От кого вы узнали?

— От самого Борисова. Он пришел с букетом гвоздик, а когда вручал их Алеше, шепнул ему, что пиво поставил на веранде. Сказал: поди, спрячь. Все ведь знали…

— Какое пиво?

— Баночное.

— Марка?

— Да! Вас ведь интересует только «Туборг», но я не знаю. Уловил, что баночное, а сорт…

— Вы хорошо помните тот юбилейный вечер?

— Первую половину. Вторую — расплывчато. Такой коньяк Алексею подарили — семидесятипятилетней выдержки! Трудно удержаться. С вами такое бывает?

«И не такое бывает» хотелось сказать Фризе, но допрос-то шел под магнитофон.

— Может быть, вы заметили, кто из гостей поднимался на второй этаж? Заходил в кабинет Маврина?

— Трудно вспомнить всех,— брови писателя сошлись домиком.— Но вот как хозяйка повела наверх Убилаву, я видел. Потом сам юбиляр водил туда генерала — не запомню его фамилию, что-то бронетанковое.

— Колесов,— подсказал Владимир.

— Да. Они втроем пошли — этот генерал и какой-то помощник по культуре из Совмина. Маврин показывал им дом, они у него были впервые. Лис ходил.

— Один?

— Один. Маврин его о чем-то попросил и он потопал наверх.

— И долго там был?

— Когда он вернулся, я не видел. Может, поспать решил,— засмеялся Огородников.

— Что за человек этот Лис? Я его стихов не читал.

— Что же вы?! Оплошали! Василий Лис — поэт модный. Пишет русские танки.

— Чем они отличаются от японских?

— У них не тридцать один слог, а тридцать пять. Лис очень популярен среди женщин, обладает большими экстрасенсорными способностями. И нашел Шамбалу. Знаете, что такое Шамбала?

— Знаю,— сказал Фризе и подумал о том, что если в русских танках Лиса тридцать пять слогов вместо тридцати одного, то это, наверное, уже не танки?

— Да! — радостно воскликнул Огородников.— Я сейчас вспомнил: вот уж кто любитель пива, так это Василий! В трескучий мороз может стоять у пивного ларька с кружкой.— Он внимательно посмотрел на Фризе: — Не вяжется, да? Танки, Шамбала и дует бочковое пиво вместе с забулдыгами.

«Немудрено. Лис, единственный из гостей Маврина, не имеет валютного счета. Видно, русские танки не очень-то популярны на Западе. Да и на Востоке тоже».

Что-то в словах лауреата всех «детективных» премий его насторожило. Чтобы не возникло неловкой паузы, он спросил первое пришедшее на ум:

— Вы с Мавриным были в близких отношениях?

— Да.— Огородников наклонил голову, словно флаг приспустил.— Мы с Алешей были знакомы тридцать лет. Не смотрите, что я молодо выгляжу — мне пятьдесят шесть.

По правде говоря, Фризе думал, что ему больше.

— Маврин когда-то рекомендовал меня в Союз, помогал пробиваться в литературу. Написал первую большую статью о моих романах. Леша был везунчик и его везение, его успехи шли на пользу его друзьям.— Везунчик,— повторил он. Владимиру показалось, что в голосе появилась какая-то угрожающая интонация.

— И вы были частым гостем на даче Маврина?

— Скажем так: бывал, гостил. Когда приглашали.

— Значит, в день юбилея дом вам не демонстрировали? Вы с ним давно знакомы?

Огородников кивнул.

— И на второй этаж вы не ходили?

— Вот так вопросик! В первой половине вечера, ручаюсь, наверх не поднимался. А после подарочного коньяка… Все в дымке.

При прощании Огородников сказал:

— Я вас очень прошу, Владимир Петрович, держите меня в курсе дела. Ведь шеф ваш дал добро. Мне для романа этот материал нужен! — он провел ладонью по горлу.

«Вот как получается,— усмехнулся Фризе,— под стенограмму любезнейший лауреат — сама сдержанность. Не пытался мне внушить, что убийцу знает. И про то, кто на кого донос писал в НКВД,— молчок».

Он стал вспоминать, что насторожило его при допросе Огородникова? Какая фраза? Хотел было открутить ленту назад и послушать, но в это время в дверь постучали. Точно в назначенный час пришел Лис.

Невысокий, чуть расплывшийся, с припухшим сосредоточенным лицом, Василий Лис произвел на Фризе странное впечатление. Увидев его, хотелось вскинуть руку и, похлопав по плечу, сказать: «Здорово, Вася!» Но тут вы замечали умный пристальный взгляд, высокий лоб, скрытый челкой, волевой подбородок, и ваша рука оставалась на месте.

Покончив с формальностями, Фризе извинился за вызов повесткой. Сказал, что в другое время приехал бы сам, но уж так сложились обстоятельства.

— Не обижайтесь на вопросы, которые я буду задавать,— попросил Фризе.— Отнеситесь к ним, как к неизбежному злу.

Создатель русских танок согласно кивнул. Он оказался человеком покладистым.

Для начала они обсудили вопрос о пиве. Лис знал, что критик Борисов подарил юбиляру упаковку баночного пива марки «Туборг».

— Вы видели эту упаковку?

— Конечно. Мне Маврин похвастался, он знал, что я люблю пивко. Отозвал в сторону — еще застолье не началось, народ клубился по дому — и сказал: «Иди на веранду. Там в углу, под газетами,— пиво. Можешь провести дегустацию, но только одну банку. Банку унеси, сунь себе в пальто, что ли!»