Как радовался Андрюша этому спору с отцом! Еще бы! Ведь без этого у него не возникли бы такие важные мысли. Вот ответ на обвинения в негативности — надо создавать новую, нашу танцевальную музыку, веселую, искрометную, чистую! И пусть ее сочинят молодые композиторы. Они есть и здесь, у нас в городе, в знаменитом на всю страну музыкальном училище, в театре оперы. Надо объявить конкурс через газету, создать жюри.

— Между прочим, ты сейчас говоришь очень дельные вещи, — с улыбкой заметил Дмитрий Александрович. — Запиши это. Не то завтра от волнения все забудешь. А твои оппоненты на этот пункт будут обязательно напирать. Учти.

Андрюша задорно тряхнул головой.

— Они на многое будут напирать. Это будет такой бой, каких еще не знал факультет! Недаром он гудит как улей, — и, подмигнув, добавил: — А тут еще ваши дружинники что-то задумали.

— Тс-с! Я тебя, кажется, просил…

Дмитрий Александрович опасливо оглянулся на дверь в соседнюю комнату, откуда доносился голос жены.

Вечером в библиотеку к Маше забежала Аня Артамонова. Увидев подругу, Маша обрадованно всплеснула руками.

— Ой, Анечка! Как я тебя давно не видела! Подожди немного, я сейчас.

Она сунула Ане свежий номер «Огонька».

Пока Маша торопливо выдавала книги и журналы, подруги то и дело с улыбкой переглядывались, нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет, наконец, всласть поговорить.

Но вот растаяла очередь у кафедры выдачи книг.

Маша исчезла куда-то и через минуту, уже сняв свой халатик, в легком сером платье с большим отложным белым воротничком подбежала к Ане, схватила ее за руку, и подруги выпорхнули из зала.

Отдышались они только в тихой, полупустой служебной комнате, загроможденной высокими стопками книг. Маша завела Аню в самый дальний угол и опустилась на стул возле небольшого столика. Аня устало улыбнулась, приложив руку к груди.

— Ох, Машенька, ты меня просто замучила этим кроссом. Я даже не думала, что здесь так много лестниц и коридоров.

— А я тебя в святая святых привела. Гордись. Ты первая из простых смертных, — засмеялась Маша, привычным движением откидывая с плеч чуть растрепавшиеся от бега локоны.

Потом она внимательно посмотрела на подругу и, нежно проведя ладонью по ее щеке, сказала:

— Анечка, ты плохо выглядишь. Случилось что-нибудь?

— А, не выдумывай, пожалуйста!

Аня небрежно махнула рукой и, вздохнув, подсела к столику.

— Неправда! Я же вижу! — возмутилась Маша. — Как не стыдно! Я тебе что, чужая? — Но вдруг осеклась, пораженная мелькнувшей догадкой, и даже прикрыла ладонью рот. — Ой, ты влюбилась, наверное, да?

В ответ Аня решительно тряхнула русой головкой и не без иронии ответила:

— Надеюсь, что нет. Нельзя же нам болеть одновременно.

Маша невольно залилась краской.

— Ты напрасно смеешься. Это может быть очень серьезно и… и запутанно. Да! — вдруг спохватилась она. — Но у тебя все-таки что-то случилось?

В их дружбе Аня всегда была стороной активной, наступающей и потому невольно усвоила по отношению к мягкой, застенчивой Маше тон чуть-чуть покровительственный и нежно-снисходительный. А уж в том, что она старалась скрыть даже от себя самой, Аня, конечно, ни за что не призналась бы Маше. Поэтому, объясняя ей причину своего прихода, Аня старалась и себя уверить в искренности своих слов.

— Просто мне папа один случай рассказал, но я не поверила. Ужас какой-то! А официально, от имени райкома, я запрашивать не хотела. Вот к тебе и зашла.

— При чем же здесь я? — удивилась Маша.

— Ты раньше послушай до конца. Случай этот будто бы произошел на инструментальном, поняла? В бригаде Николая. Но это не может быть! Я его знаю, он честный!

— Кто? Кого ты знаешь, Николая?

Маша вдруг почувствовала, как тревожно сжалось сердце.

— У тебя только Николай на уме! Как будто он один там. Но разве он тебе не рассказывал, что одного парня из его бригады под суд чести отдают?

— Нет. Я… я давно его не видела, — и Маша робко добавила: — Но ведь разберутся. И если он честный…

Но Аня с досадой перебила ее, невольно выдавая этим свое волнение.

— Ах, ну как ты легко рассуждаешь! Разберутся! — И снова нетерпеливо переспросила: — Значит, ничего Николай не рассказывал?

— Ничего. Я же тебе говорю: я его давно не видела.

Тут только до Ани дошел смысл этих слов. Она внимательно посмотрела в огорченное лицо Маши, и та смущенно улыбнулась, но улыбка эта показалась Ане совсем не веселой, а скорей какой-то виноватой.

Аня шутливо погрозила пальцем.

— Ой, я вижу, что не у меня, а у тебя что-то случилось. Я даже знаю что. Ты поссорилась с Николаем, да?

— Нет, нет, — поспешно возразила Маша. — Я просто… я не знаю… ну, как тебе это все объяснить?

— Объясняй прямо и до конца, — решительно сказала Аня.

Она пересела на стул рядом с Машей, нежно обняла ее и, зарывшись лицом в ее локонах, шепнула:

— Ты же сама сказала, что мы не чужие.

— Да… конечно… — Маша сделала над собой усилие и, не поднимая глаз на подругу, сказала: — Я не знаю, как я отношусь к Николаю. Раньше уне казалось… а теперь…

— Ты же его любишь.

— Не знаю.

— Любишь, — твердо повторила Аня.

— Ах, Анечка! Я недавно познакомилась с одним* человеком. Только не думай, он мне не нравится. Совсем не нравится. Но он много знает, много читал, видел. И мне с ним интересно. Ты понимаешь? Интересней, чем с Николаем. А тут еще папа случайно познакомился с Николаем. И в восторг от него пришел. Это папа-то! Представляешь?

— Николай тебя очень любит, — задумчиво произнесла Аня. — Он так тебя любит, что… даже поссорился из-за тебя с друзьями.

— Из-за меня?!

— Да.

Аня коротко рассказала о том, что произошло две недели назад в красном уголке.

— Я только потом все узнала. К нам в райком один паренек заходил из их бригады. Они его зовут Коля Маленький, Аня улыбнулась, — чтобы с Николаем не путать. Знаешь, у них замечательная бригада. Это настоящие друзья…

— Я их никого не знаю, — грустно сказала Maшa.

— Вот возьму и познакомлю тебя с ними. Хочешь?

— Неудобно как-то.

— Удобно! Ну что это за привычка — людей бояться! Не понимаю.

Маша улыбнулась.

— Где тебе понять! Ты же всех воспитываешь. Вот и того парня, которого под суд чести отдают, тоже, наверное, воспитываешь. Анечка, а ты его хорошо знаешь?

— Еще бы!

— А по-моему, — Маша лукаво взглянула на подругу, — он тебе все-таки нравится. Ну признайся!

— Кто? Этот несчастный Дон-Жуан? Нисколько даже.

— Он вовсе не такой плохой.

— Ты-то откуда знаешь?

— Иначе он бы тебе не понравился.

— Очень странная логика.

Аня невольно засмеялась. Ей почему-то было приятно, что Маша завела этот разговор о Василии.

И, тряхнув головой, она нарочито бесшабашным тоном объявила:

— Вот пусть станет человеком, тогда я его, может быть, и полюблю. Не раньше. И потом, он слишком красивый.

— Полюблю, — тихо повторила Маша. — Как это у тебя просто получается! А ведь это… это же все вдруг по-другому начинается, все другим светом кругом тебя светится. И счастье приходит такое, что задохнуться можно. И мученье приходит…

Аня прижалась разгоряченной щекой к холодной щеке Маши и негромко спросила:

— Машенька, а кто этот человек, с которым ты познакомилась?

— Ах, этот, — Маша точно проснулась и равнодушно ответила: — Он студент. С филфака. Фамилия его Гельтищев.

— Гельтищев? Валерий?

— Да. Ты его знаешь?

— Слышала. У нас в райкоме был секретарь их комитета комсомола. Они завтра интересный диспут проводят. И вот этот самый Гельтищев…

Аня на секунду задумалась, потом вскочила со своего места и возбужденно объявила:

— Знаешь, что я решила? Завтра мы с тобой идем на этот диспут. И без всяких разговоров! Ох, какая там драка ожидается!.. Между прочим, — она лукаво взглянула на Машу, — там будут и с инструментального завода.

Маша удивленно взглянула на подругу.