— Установлены постоянные дежурства вооруженных отрядов и групп в районах, а также в МЧК. Усилена проверка всех подозрительных лиц, не задержанных нами по какой-либо причине ранее. В каждом районе совместно с Советами Московский комитет объявил всех коммунистов мобилизованными, партийцы разбиты на группы, каждой дано конкретное задание. Из числа самых надежных товарищей назначены заведующие разведкой, проверяющие патрули, заведующие охраной оружия и складов.
Добавил заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией Мессинг:
— Во всех районах ведется внимательное наблюдение за всеми происшествиями, даже самыми невинными на первый взгляд, в подозрительных домах, пустующих помещениях проводятся обыски.
Доложил и мрачноватый, всегда насупленный Ефим Евдокимов, днями назначенный в МЧК заведующим Особым отделом. За его плечами была непростая и нелегкая жизнь, хотя ему, как и большинству ответственных сотрудников комиссии, еще не исполнилось и тридцати. В революционное движение он вступил еще подростком, когда, будучи железнодорожным рабочим, участвовал в уличных боях девятьсот пятого года в Чите. Был дважды ранен, судим, и только возраст спас его от неминуемого расстрела.
Как и Мессинг, Евдокимов был по-военному краток:
— Всем частям отдела приказано иметь половину состава сотрудников на дежурстве круглые сутки. Кто отдыхает, велено из дома не отлучаться. Активной части предложено вести сугубую бдительность, разведку и привести в боевую готовность. — Помялся, вздохнул и виновато добавил: — С питанием плохо, товарищ Дзержинский, а люди из сил выбиваются.
Помрачнел председатель МЧК. Он не хуже заведующих отделами знал, что сотрудники не просто плохо питаются, но подчас голодают, особенно семейные. Едоку из рабочей семьи полагалось в день по карточкам 124 грамма хлеба, 12 граммов мяса и столько же постного масла. Теоретически он мог получить на день еще и полфунта картошки, но только теоретически — все лето картошки в Москве не было вообще.
Дзержинский давно уже вынашивал мысль — обратиться в Совнарком и ЦК с предложением, чтобы чекистов-оперативников приравняли в правах, включая размеры пайка, с красноармейцами. А то ведь сказать кому на стороне, так не поверят, сотрудники считаются обычными совслужащими, подлежат даже призыву в Красную Армию на общих основаниях. Да все неловко как-то… Каждый красноармейский паек нужен фронту. Но, видно, придется все-таки обращаться в правительство. Из-за хронического голодания сотрудников страдает дело, дело государственной важности.
Выслушав каждого, Дзержинский сообщил товарищам:
— Дело о взрыве в Леонтьевском поручено Московской комиссии уже и официально. Президиум Моссовета образовал специальную следственную комиссию. В нее включены от ВЧК член коллегии Григорий Семенович Мороз, от президиума Моссовета заместитель председателя Михаил Иванович Рогов, от МЧК, — он повернулся к заведующему следственным отделом Глузману, — вы… Но до нормального проведения следствия еще дожить надо.
Следующая фраза уже предназначалась Манцеву и Мессингу:
— Вы, Василий Николаевич и Станислав Адамович, возглавите непосредственное руководство всеми действиями по выявлению и аресту преступников.
В дверь, осторожно приоткрыв, заглянул помощник:
— Феликс Эдмундович, вы вызывали Мартьянова, он только что прибыл с места.
— Пусть зайдет, он нужен.
В дверной проем продвинулся высоченного роста мужчина лет двадцати шести, с костлявым длинным лицом и неожиданно добрыми синими глазами, словно утопленными в глубоких глазницах под кустистыми темными бровями. Одет он был в сплошную кожу, в тяжелых яловых сапогах, в кулаке внушительных размеров сжимал кожаную же фуражку. Поверх тужурки Мартьянов был перепоясан офицерской двойной портупеей, через плечо болтался маузер в деревянной коробке. Судя по сильно оттопыренным карманам, то было при нем не единственное оружие.
Феодосий Мартьянов командовал всеми отрядами ударной группы по борьбе с бандитизмом. Что число налетчиков из самых опасных в Москве за последние месяцы значительно поубавилось, было немалой его заслугой, причем некоторые вожаки банд были ликвидированы им собственноручно, если продолжали сопротивление при захвате.
Как и многие коренные пресненцы, Феодосий подростком участвовал в баррикадных боях 1905 года, взрослым прошел всю империалистическую войну, отмечен был двумя Георгиевскими крестами и таким же количеством ранений. В январе 1918 года Мартьянов добровольно вступил в Красную Армию, но повоевать успел лишь самую малость, был отозван в Москву на партийную работу, откуда через несколько недель переведен в МЧК. Борьба с бандитизмом оказалась его призванием. Силен Феодосий был не только физически. Отличали его хитрость, умение просчитать комбинацию, понимание психологии людской вообще, вражеской — в частности.
В кабинете председателя Мартьянов явно чувствовал себя неуютно, и не от робости перед высшим своим начальством, но исключительно из-за малости помещения. Осторожно, привычно опасаясь поломать, присел на гнутый венский стульчик, потом, передумав, перебрался на более надежный кожаный диван с пристроенными по бокам к спинке застекленными шкафчиками.
Дзержинский обратился к нему:
— Ваша ударная группа, товарищ Мартьянов, также переключается в основном на поиск и задержание террористов. До тех пор пока убийцы не будут арестованы, вы будете находиться на казарменном положении.
Мартьянов вскочил с места, так что запели внезапно освобожденные пружины, вытянулся привычно по-военному:
— У меня просьба, товарищ председатель… Людей не хватает. Кого на Деникина мобилизовали, кого поубивало… Факт. Так что подкрепление нужно…
Дзержинский понимающе кивнул головой. Зябко передернул худыми плечами:
— Знаю, знаю… Говорил об этом и в МК, и в Моссовете. Рогов сказал, что нам в помощь направляют двадцать рабочих с заводов Гужона, Бромлея, Дангауэра и Кайзера.
Повернулся к Евдокимову:
— Ефим Георгиевич, выделите, пожалуйста, опытного инструктора по военной части для этой группы, да и в оперативной премудрости просветите новичков по мере возможности…
Евдокимов тяжко вздохнул — вот именно, по мере возможности… Людей московские заводы и фабрики присылали, если удавалось, хороших, это факт, но ведь не умели они ничего. В лучшем случае, знали оружие, кое-кто имел некоторый опыт боев в городе, а то и на войне. Но таких попадало мало. Мобилизации подчистили город изрядно, дальнейшие призывы грозили остановкой таких производств, без которых немыслимо было бесперебойно обеспечивать фронт вооружением, боеприпасами, амуницией.
А что значит подготовить бойцов за считанные часы? Не куда-нибудь новобранцев посылать, в ударную группу по борьбе с бандитизмом! Туда не каждый и обстрелянный солдат годится. В группе надо особыми качествами обладать: умением действовать в мгновенно меняющейся обстановке, зачастую в одиночку, наблюдательностью, терпением, да и хитростью изрядной. Не говоря уже о том, что товарищ должен быть проверен «до самого нутра». Дело секретное, ответственное и опасное. Отбор полагается самый основательный. Оно бы хорошо направлять в ЧК вообще лишь партийных товарищей, да чтобы стаж не менее года, да образование какое-никакое, ну и здоровье чтоб не подводило, а точнее, силенка была, да чтобы успел в другой обстановке опыта под пулями поднабраться…
Еще раз тяжко вздохнул Евдокимов: ну кто ему, да столько, сколько надо таких бойцов сегодня по Москве найдет, с рабочих мест сорвет и предоставит. Нате вам, дорогой Ефим Георгиевич, самых лучших наших боевых товарищей. Когда надобность отпадет, верните, пожалуйста, к родным станочкам да верстакам. Если уцелеют, конечно…
Подумав, подсчитав что-то в уме, Дзержинский довольно неожиданно для Евдокимова и Мартьянова обратился к Манцеву:
— Мне кажется, Василий Николаевич, этих двадцати новичков Мартьянову на каком-то решающем этапе не хватит. Кто знает, сколько боевиков скрывается сейчас в подполье. Поэтому по мере надобности, особенно, если дойдет до крайности, усиливайте группу Мартьянова комиссарами МЧК.
