Молча надел в прихожей шинель и фуражку. Никто, конечно, не обратил внимания, что он оставил не застегнутой нижнюю пуговицу шинели и вроде бы случайно заправил в левый карман наружный клапан…

В дом братья Гарусовы и Вересков вернулись нормальным путем — через парадный ход. Это уже была оплошность Михаила. Едва завидев их появление на Собачьей площадке, аж застонал от досады старший поста Фридман:

— Ох, лопухи! Выходит, мы черный ход упустили!

Зафиксировав время, Фридман приказал напарнику:

— Захаров! Аллюр три креста! Доложишь Мессингу: у квартиры есть запасный выход во двор, который отсюда не просматривается. Нужен второй пост. Далее — объекты и «Рябина» уходили через двор в неустановленное время и вернулись в двенадцать десять. Это раз. «Рябина» подал два сигнала, это два…

Вересков подал два сигнала. Первый — находится под жестким контролем. Второй — просит связи. Значит, есть какие-то важные данные. Мессинг немедленно доложил о звонке от наружных наблюдателей Манцеву, сам же, прежде чем отправиться к Василию Николаевичу, распорядился немедленно установить второй пост на Собачьей площадке.

Выслушав Станислава Адамовича, Манцев вызвал Мартьянова, сообщил о случившемся, спросил:

— Захватить квартиру трудно?

— Можно, — согласился Феодосий, но тут же внес существенную поправку: — Однако если Гарусовы решат, что это «Рябина» навел, его вмиг порешат… Как пить дать.

Впрочем, Манцев и сам это понимал. Да и захватывать квартиру было преждевременно, иначе взяли бы ее и до внедрения туда Верескова. Спросил так, для утверждения в собственных мыслях. С сожалением произнес:

— Да… Выбросить записку ему не дадут. А ни почтальона, ни монтера не пошлешь… Какие нынче монтеры.

Он задумался, в глазах его вдруг засветился огонек надежды:

— Феодосий Яковлевич, — задумчиво произнес он, — а что сейчас самое обычное, хотя и неприятное в жизни москвичей? Тех, во всяком случае, кто в центре в хороших квартирах живут?

Мартьянов огласил без запинки:

— Обыски, пожалуй.

Манцев расхохотался:

— Точно! Вот и пойдите туда открыто, документы проверить, излишки провизии, муки прежде всего… К этому все привыкли. А на месте разберешься, по обстановке…

От полноты восторга Мартьянов так шарахнул по столу, что подпрыгнула тяжелая, замысловатой формы бронзовая с позолотой чернильница, доставшаяся Манцеву в наследство от тех времен, когда в здании размещалось страховое общество «Саламандра».

— Значит, идем в открытую!

— В открытую!

…В двадцати пяти верстах от Москвы по Казанской железной дороге есть тихий, не слишком известный, по сравнению с модной Малаховкой, дачный поселок Красково. Местность здоровая — сосновые леса вокруг, дачи недорогие, потому селились здесь до революции москвичи среднего достатка: преподаватели гимназий и университета, врачи, инженеры, присяжные поверенные, чиновники — от титулярных советников до надворных.

Дача некоего Горина — просторная, с застекленным мезонином, выкрашенная светло-коричневой краской — выстроена была на участке соснового бора и фасадом выходила на дорогу, ведущую в Малаховку. От других дач отстояла на изрядном удалении. Снимал ее железнодорожный служащий Падевич, который, однако, сам здесь не появлялся. Тем не менее дача была обитаема: в ней, с ведома съемщика, располагалась загородная база «анархистов подполья», причем главная. Еще одна дача была снята в другом подмосковном поселке, Одинцове. Именно в Краскове хранили террористы свои запасы взрывчатки, оружия и боеприпасов, а также ручной печатный станок. Сюда-то и должен был по указанию Черепанова привезти Верескова Михаил Гарусов.

А пока под наблюдением Васи Азова здесь снаряжали динамитом небольшие примитивные бомбы. Взрывчатку закладывали в чемоданы, корзины, коробки, даже в футляр к ручной швейной машинке.

Недовольно ворчал Глагзон:

— Для чего возни-то столько?

Азов, не прерывая работы, отвечал:

— Черепок передал — готовить и малыми партиями, чтоб каждая была готовой бомбой, с взрывателями и шнуром… Мол, если с большим актом не выйдет, подорвать в нескольких местах. Где народу поболе.

Глагзон, подумав, согласился:

— То верно… Попомнят комиссары Петра и Казика. — С кривой ухмылкой добавил: — Помнишь, ушастый этот ходы показывал к «Националю», «Метрополю», Малому театру… Туда заложи, через люки. В одном «Метрополе» сколько их живет, комиссаров этих…

Меж тем в помещении комендатуры МЧК начальник одной из ударных групп Иван Лихачев, исполняя поручение партячейки, диктовал машинистке:

— О праздновании годовщины Октябрьской революции… Записала? Постановили: праздновать будем четыре дня. Первый день — агитационный митинг. Выступать будут товарищи Петерс и Скрыпник… Будет играть оркестр корпуса войск ВЧК… Записала? Тогда стучи дальше. Второй день — концерт-митинг. Оркестр исполнит «Интернационал». Третий день — пьеса революционного содержания «Разбойники», сочинение Шиллера. Видела? И я нет… Дальше стучи: клуб украсить портретами товарищей Карла Маркса и Ульянова-Ленина. В отделах поставить фотографии видных борцов за социализм. Поставить цветы.

В дверь заглянул Мартьянов. Уловив последние слова, пробурчал:

— Ишь ты… Цветы поставить. А где их взять в ноябре?

Убежденно отчеканил Лихачев:

— Реквизировать за соответствующую компенсацию по мере нахождения оперативным путем.

В тот же день часом позже в квартире на Собачьей площадке Вересков вел серьезный и весьма деловой разговор с Гарусовым. Михаил держался уже не так настороженно, как раньше. То, что Черепанов «утвердил» Сергея на роль своеобразного военспеца, как бы сняло часть груза с него, Гарусова. Теперь он хоть и присматривал за Вересковым, но во всем остальном держался с ним уже как со своим.

— То, что Азов распихивает взрывчатку по мелочи, правильно, — с озабоченным видом говорил Сергей, — но только пусть не увлекается. Раскидает по всей Москве, потом на главный акт не соберешь.

— Петр считал, что шестидесяти пудов хватит, — спросил Михаил, — это верно?

— Теоретически да, — как можно многозначительнее отвечал Сергей, — а на практике зависит все от глубины заложения заряда, формы камеры взрыва, почвы, ну, и других факторов. Пока не осмотрю места, ничего окончательно сказать не могу. Какая, кстати, у него взрывчатка? Динамит? Мелинит? Аммонал?

Гарусов явно растерялся, ответил неуверенно:

— А черт ее разберет… Кажется, динамит.

— А в каких условиях ее хранят?

— Тоже не скажу… Вроде бы обыкновенный подвал.

— Цементный или земляной?

— Не знаю… Вообще-то дача у Горина богатая, два этажа. Должно быть, цементный твой подвал. А это важно?

— С взрывчаткой все важно…

Это было и так, и не так. На самом деле, задавая вроде бы узко профессиональные вопросы как подрывник, Вересков выуживал из Гарусова информацию, нужную ему как чекисту. Из разговора с Черепановым он уже знал, что логово террористов в поселке или деревне Красково, из ответов Гарусова — что на даче какого-то Горина. То, что дача в два этажа и с цементированным подвалом, могло иметь серьезное значение при ее захвате.

Увлекательный разговор грубо прервал длинный звонок в прихожей. Вересков невольно вскочил с места.

— Тихо! — схватил его за руку Гарусов. — У нас все в порядке… Он подошел к двери, спросил спокойно:

— Кто там?

Из-за двери раздался властный голос Мартьянова:

— Чека! Проверка документов!

Гарусов долго гремел засовами, потом отворил дверь, оставив, однако, ее на цепочке. Отошел к стене, так, чтобы налетчики, если это налет, а не настоящая проверка, не могли в него выстрелить. Твердо потребовал:

— Мандат предъявите!

— Грамотный! — уважительно откликнулся с площадки Мартьянов и протянул в щель свой служебный документ. Убедившись, что все правильно, Михаил прикрыл дверь, сбросил цепочку и снова распахнул: