— Тебя зовут Галя Наливайко? Не помню такую фамилию, — бесцеремонно сказала Валя. — Из седьмого «Б» я многих помню, девчонки там увлекались сценой и участвовали в спектаклях… Например, Надя Коврова… И Дуся Михаленко…

— Дуся ведь была моей подругой! — воскликнула Галя, решив действовать решительнее и рассудив, что Валентине вряд ли известно, с кем дружила Михаленко. — Мы сидели с ней на одной парте, на третьей от окна, ты вспомни. Я с косичками тогда ходила. А Дусе не повезло. Ее дом разбомбило, и все родные и дочка погибли на пятый день войны.

Это было чистой правдой.

— Я помню, как ты Катерину играла! — с увлечением сказала Галя. — В зале сидели ребята из артиллерийской спецшколы, все в форме с черными петличками, и один парень принес тебе на сцену букет…

— Верно, — сухо ответила Азарова. — Как это ты запомнила? Впрочем, кажется, я тебя теперь узнаю… Ты любила в гимнастическом зале на брусьях заниматься.

— Но у нас в школе нет гимнастического зала, — удивленно ответила Галя, подумав: «Вот она какая! Надо быть поосторожней!»

Но Валентина больше не пыталась «поймать» Галю, хотя по-прежнему пристально разглядывала ее.

Галя говорила, не умолкая. Она вспоминала различные случаи из школьной жизни, рассказывала о судьбе некоторых преподавателей и сверстников.

Игорь в своей новенькой форме стоял у окна и безмятежно сосал сигарету. Он служил как бы безмолвным подтверждением благонадежности Гали Наливайко.

— Вот теперь я тебя по-настоящему вспомнила! — внезапно перебила Валентина Галю и впервые за все время улыбнулась. — Ты под Новый год оформляла школьную стенгазету. Лежала на полу в кабинете завуча, рисовала заголовок и всех, кто заглядывал в комнату, гнала прочь…

Галя сперва обрадовалась: такой случай действительно был; теперь Азарова должна будет ей поверить. Но следующая фраза заставила ее насторожиться:

— Завуч Елена Константиновна называла тебя «товарищ секретарь», это мне отчетливо запомнилось. Ты была комсоргом в седьмом «Б».

— Положим, не комсоргом, а только заместителем, — вставила Галя, пытаясь скрыть тревогу.

— Как же ты, активная комсомолка, редактор стенгазеты, за немца замуж вышла? — спросила Валентина, перестав улыбаться.

— А ты сама? — Этого не следовало говорить.

Азарова прищурилась и зло отчеканила:

— Меня с собой не сравнивай. Я всегда советскую власть ненавидела. Они моего отца посадили, как врага народа. Я этого им не прощу!

Галя знала, что отца Валентины отдали под суд перед войной, но вовсе не за политическое преступление, а за растрату. Однако спорить она не стала. Разговор и так принимал нежелательный оборот.

— Ах, милая! — сказала она, вздохнув. — Все это было в далеком прошлом, а сейчас мы взрослые. Война многому нас научила. Мы с тобой одинаково смотрим на жизнь. Нам есть о чем поговорить. Живем мы по соседству и могли бы часто встречаться. Мне ничего от тебя не нужно, я просто ищу человека, которому можно довериться… Но навязывать тебе свое общество, конечно, не буду.

Сделав обиженное лицо, Галя встала и попрощалась.

— Заходите еще! — поколебавшись, сказала Валентина.

— Спасибо, придем непременно.

Только этого Галя и добивалась. На улице Черныш поздравил ее с успехом. Он так переволновался, что у него дрожали руки.

Через два дня Галя навестила Валентину уже одна, без Игоря, подарила ей дорогие серебряные сережки с бриллиантом, раздобытые специально для этой цели Мотовиловым, и окончательно очаровала ее, сообщив, что готова показать ей свои наряды, привезенные Генрихом из Парижа.

— Думаю, она согласится пойти к нам в гости, — сказала Галя Чернышу.

Все подготовив для успешного завершения задуманной операции, Игорь и Галя снова отправились к Азаровой. Телохранитель на этот раз пропустил их беспрепятственно.

Валентина не стала ломаться и быстро согласилась нанести ответный визит обер-лейтенанту и его супруге.

— Только потом проводите меня домой, а то уже темно, — потребовала она, и, надев шубку из черного меха и платок, первая вышла из комнаты…

…Было темно. Моросил дождь. На улице не было ни души.

— Когда только кончится эта война! — вздохнула Галя. — Живем, как дикари. Ни электричества, ни трамваев…

Валентина настороженно озиралась по сторонам. Игорь шел впереди, втянув голову в воротник шинели.

Остановились перед одноэтажным каменным домом, в котором до войны помещался райфинотдел. Внутренность дома выгорела, в крыше зияла огромная дыра. Однако стены и дверь остались целыми, только покрылись копотью. Но в темноте ее не было видно, и дом казался жилым. Игорь и Галя заранее осмотрели его.

— Вы тут живете? — подозрительно спросила она. Игорь распахнул дверь, Галя подтолкнула Валентину сзади, и они все трое очутились в кромешном мраке.

— Осторожно, ты наступила мне на ногу! — недовольно сказала Валя. Она все еще ни о чем не догадывалась. Игорь схватил ее за руку, втащил в чулан без окон и зажег электрический фонарик. Азарова с ужасом прижалась к стене.

— Гражданка Азарова, — сказал Черныш. — Вы находитесь перед судом, встаньте как следует!

— Вы… шутите… Я… я не хочу…

— У нас мало времени. Поэтому я оглашу обвинительное заключение, — деловито продолжал Игорь. — Вы обвиняетесь в том, что, изменив Родине, стали активно сотрудничать с немецко-фашистскими оккупантами, по вашим доносам были схвачены и казнены многие честные патриоты. Признаете ли вы себя виновной?

Валентина молчала. Глаза ее остекленели.

— Признаете ли вы себя виновной? — повторил Игорь.

— Я не виновата, — с трудом выдавила она. — Я никого не предавала… Пощадите…

— Вы присутствовали при допросах. Вместе с Гердом и его адъютантом Шререром вы ездили арестовывать известных вам коммунистов и комсомольцев. Вы привели гестаповцев в их квартиры. Свидетель, чью фамилию я не имею права называть, работающий в полиции, подтверждает это. Можете вы опровергнуть эти факты?

— Меня заставили… Я испугалась. Умоляю, не убивайте меня. Я еще молодая, я хочу жить… Не убивайте!

— Выслушайте приговор, — сказал Игорь. — Совещаясь на месте, именем Союза Советских Социалистических Республик суд приговаривает вас, гражданка Азарова, к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение немедленно! — Он вынул из кобуры «парабеллум» и щелкнул предохранителем.

Валентина рухнула на колени.

— Не стреляйте! Вы не можете этого сделать! Подождите… Я виновата… Но я еще молодая… Я что-то хочу сказать… Я не враг, а просто женщина… Слабая, дурная, легкомысленная… Накажите меня, только не убивайте… Я все сделаю, все, что прикажете… Герд — жестокий человек, вы ничего не знаете… Он бьет меня, я его ненавижу… Он мне доверяет. Хотите, я достану какие-нибудь документы? Я могу его убить ночью, когда он уснет… Я искуплю вину! Возьмите меня в партизанский отряд! — Она выкрикивала эти фразы, словно в бреду.

Игорь опустил пистолет.

— Когда к вам приходит Герд?

— Обычно в десять часов вечера…

— Он приезжает один?

— Иногда его сопровождает Шререр, но он остается в машине.

— Ставится вокруг дома охрана?

— Конечно… Четверо автоматчиков…

— Послушайте, Азарова, — сказал Черныш. — Вы можете сохранить свою жизнь… Вы скажете Герду, что хотите взглянуть, как в тюрьме содержатся заключенные. Кажется, он разрешил вам ездить туда. Составьте план внутренних помещений тюрьмы. Запишите фамилии надзирателей-украинцев.

— Завтра же я буду в тюрьме! Я все сделаю, все! Клянусь вам!

— Через пять дней встретимся здесь е это время. Каждый вечер с шести до восьми вы будете совершать прогулку по этой улице одна, без провожатых и без охраны.

— Это опасно… Меня так ненавидят в городе… — Никто вас не тронет. Пока вы не предадите…

Если будет установлено, что вас охраняют, или если вы не выйдете из дома в положенное время, мы приведем приговор в исполнение. От нас вы не спрячетесь… А теперь ступайте.