Гермиона сложила бумаги и убрала их в сумочку, заверяя нежданную собеседницу в том, что та её ни от чего важного не отвлекла, а потом, как и всегда, почувствовала, что её способности играть в словесные игры иссякли, и спросила: — Вы хотели со мной о чём-то поговорить?

Нарцисса чуть поджала губы, намекая на то, что такой быстрый переход к теме беседы показался ей грубым, но ответила: — Я бы выразилась иначе: хотела посоветоваться. Видите ли, Гермиона, вчера заседанием малого суда Визенгамота было решено досрочно оправдать моего сына и освободить из-под домашнего ареста, а также полностью восстановить в правах. — Поздравляю, — произнесла Гермиона и попыталась понять, злит ли её эта новость. По идее говоря, должна бы: Драко Малфой, может, и вёл себя безупречно, но оставался потенциально опасным человеком. Однако, на деле, никакой злобы не было — скорее, облегчение от того, что одним свободным человеком, который может строить свою жизнь так, как захочет, стало больше. — Спасибо, — почти искренне улыбнулась Нарцисса. — Но вы хотели спросить совета… — Верно, — она чуть наклонила голову, — пока новость не стала достоянием общественности, но уже завтра она будет во всех газетах. На нас снова обратят внимание — во всех смыслах этого слова. Снова начнут вспоминать ужасные вещи о моём муже, попробуют утопить Драко в грязных голословных обвинениях, — её голос дрогнул. — Гермиона, — Нарцисса ещё наклонила голову и как будто подалась вперёд, — боюсь, мне не к кому пойти за советом, кроме вас.

Гермиона была поражена — за все годы знакомства с Нарциссой она не слышала от неё и трети подобной искренности и не видела на её лице и десятой доли подобной боли. — Какой совет вы хотите от меня получить? — Как поступить, — Нарцисса взяла себя в руки, успокоилась и снова заговорила с привычной прохладцей, — стоит ли уехать из столицы на время, дать слухам улечься?

— Думаю, — медленно произнесла Гермиона, — что именно этого от вас и ждут. Что вы бросите всё и спрячетесь. Это не остановит потока порицаний, но вы не сможете от него защититься.

— Вы полагаете, что лучше остаться? — голос Нарциссы снова дрогнул.

— Вы будете на виду и сможете отразить ложные обвинения. Но… — Гермиона сглотнула, — Нарцисса, я не рискну давать советы. Мне кажется, вы разбираетесь в этом лучше меня. — Не в этот раз, — она грустно перевела взгляд на сложенные на столе ладони. — Я так добивалась освобождения Драко, а теперь, когда он свободен, я совершенно потерялась. Я понимаю, вы опасаетесь давать советы… Просто выскажите своё мнение. Как бы вы поступили? — Я бы…

Она никогда не представляла себя в подобной ситуации. Но она не стала бы прятаться. Она бы… Когда-то на четвёртом курсе она стала объектом насмешек, почти травли — из-за мерзостей, который написала в «Ежедневном Пророке» Рита Скитер. Тогда она очень хотела спрятаться в комнате и никогда не выходить наружу, но понимала, что это не поможет — во всяком случае, находившемуся в таком же положении Хагриду не помогло. Поэтому она решила бороться с клеветой, а насмешки встречать так, как подобает настоящей гриффиндорке.

Драко Малфой сейчас в иной ситуации. Он был под арестом, с него сняли тяжёлые обвинения — это не обиды из-за внимания популярных мальчиков, а серьёзные проблемы. Но, как и она тогда, он может либо спрятаться от насмешек, либо принять их. — Я всё-таки гриффиндорка, — сказала Гермиона, — так что я бы не стала прятаться, а пошла бы на самую шумную вечеринку. И в лицо сказала бы, что невиновна, любому, кто решил бы меня оскорбить.

Нарцисса улыбнулась кончиками губ: — Значит, мы тоже поступим по-гриффиндорски. Даже если в нашей семье это всегда означало «неблагоразумно». Я… — она задумалась, — устрою в Малфой-мэноре большой приём. Приглашу чиновников, торговцев, репортёров, друзей Драко — всех, кого смогу. Пусть мальчик снова почувствует себя свободным. — Я… — Гермиона произнесла это до того, как успела как следует обдумать, — я тоже могу прийти, если вам это поможет.

Глаза Нарциссы влажно блеснули. — О, Гермиона, я не думала даже просить об этом… Вы не побоитесь за свою репутацию? — Моей репутации не причинит никакого вреда вечер в доме людей, которые ни по каким законам не обвиняются ни в одном преступлении, — твёрдо сказала она. — Я не знаю, как смогу отблагодарить вас, Гермиона.

Она не успела ответить, едва сдержав вскрик — цепочка на шее резко и сильно накалилась. — Позже, — пробормотала она. — Пришлите приглашение, — и, бросив на стол несколько галеонов, выскочила из-за завесы и бросилась в туалетную комнату, где сдёрнула с себя все еще горячую цепочку и с трудом, с помощью «Энгоргио» прочла: «Важно. 17–00». У Майкрофта произошло что-то из ряда вон выходящее, очевидно, раз он просит о встрече через десять минут.

Гермиона аппарировала в кабинет, огляделась и недоумённо нахмурилась — он был пуст. Её никто не ждал.

Часы уверенно показывали ровно пять часов после полудня, а Майкрофт раньше казался Гермионе человеком болезненной пунктуальности, из тех, для кого опоздание на пять-шесть секунд — уже серьёзное преступление. Он написал, что ждёт её срочно, и сам не явился на встречу. Она осторожно прошла по кабинету и приблизилась к столу, на котором лежало несколько бумаг — возможно, произошло что-то из ряда вон выходящее…

Она не успела заглянуть в бумаги и закончить мысль — шею больно обожгло, как от укуса крупного насекомого, в глазах потемнело, и она кулем рухнула на пол. Последнее, что мелькнуло в гаснущем сознании, было «Хорошо, что на ковёр».

Из угольной липкой черноты она вынырнула резко, проморгалась и огляделась — это был уже другой кабинет, но похожий на кабинет Майкрофта, разве что богаче обставленный. Мир шатался, но всё-таки спустя несколько мгновений Гермиона сумела сфокусировать взгляд на единственном человеке в кабинете. Он был ей знаком.

Облокотившись на дубовый стол, в расслабленной позе стоял Рудольф Холмс. Гермиона дёрнулась и поняла, что привязана к чему-то вроде стула, причём руки связаны особенно тщательно — явно для того, чтобы она не могла колдовать без палочки. Постепенно к телу возвращались ощущения, и она смогла почувствовать, что её рот заклеен чем-то липким. — С пробуждением, мисс Грейнджер, — улыбнулся Рудольф, и Гермиона дала себе слово, что, если выберется из этой истории, в жизни больше не подумает ничего плохого об улыбке Майкрофта. — Не трудитесь говорить до тех пор, пока я не обращусь к вам с вопросом.

Гермиона пошевелила плечом. Нужно было хотя бы немного разогнать кровь, чтобы руки обрели подвижность. Увы, запястья были перетянуты очень туго. Об осознанном колдовстве речи быть не могло. Гермиона выдохнула — у неё оставалась надежда только на стихийную магию, но на неё нельзя было полагаться. Возможно, Рудольф захочет произнести речь — злодеи любят речи, а он, безусловно, относился к категории злодеев.

Он не собирался говорить речей, вместо этого в два шага приблизился к Гермионе, больно дёрнул клейкую ленту и спросил: — Кто в правительстве страхует Майкрофта?

Гермиона сглотнула, и лента тут же вернулась на место, на её рот. Рудольф повторил вопрос и добавил: — Ты называешь имя. Быстро. Ни единого постороннего звука.

Он опять дёрнул ленту, давая Гермионе возможность говорить, и она тихо выдохнула: — Никто.

Глаза Рудольфа сузились, превратившись в щёлочки, он прошипел: — Он не такой идиот, чтобы выступать против меня без поддержки. Имя, — без лишних эмоций он наотмашь ударил Гермиону по лицу — коротко и очень больно. Если бы не заклеенный рот, она бы вскрикнула от неожиданности.

«Соберись, Грейнджер!», — велела она себе и закусила щёку. Она же гриффиндорка. Они ничего не боятся. За первым ударом последовал второй — тоже по лицу, а потом Рудольф снова дал ей возможность говорить. — Никто из магглов, — быстро сказала она. Это было правдой, и скрывать её было бессмысленно. Если удастся переиграть Рудольфа, его знания уже будут не важны. А если выиграет он, то смысл потеряют любые её слова.