Гермиона не позволила этому вопросу и тону, каким он был задан, ошеломить себя и сбить с толку. Она была ошеломлена — бесспорно, — но не показала этого. Дыхание не участилось, пульс не стал быстрее, даже губы не побледнели — она это чувствовала. — Вероятно, у меня там были дела, Майкрофт, — ответила она спокойно. — В любом случае, я не думаю, что наши деловые отношения позволяют вам допрашивать меня.

Кажется, это было ошибкой.

До сих пор Гермиона думала, что не зря опасается этого холодного и неприятного человека. Но в этот момент она впервые, пожалуй, сумела увидеть, чего именно нужно бояться. Не было крика, не было ни одного движения, ни одного резкого слова. Только огромное эмоциональное давление извне — на сознание, на щиты, на что-то ещё глубже, сокровеннее. — Неразумно, — произнёс он медленно, пробуя каждый слог, — Гермиона, влезать в те сферы, в которых у вас нет ни влияния, ни возможностей действовать.

Отвечать было трудно — как будто она выдерживала легиллиментную атаку мастера, не имея при этом возможности ударить в ответ. Щиты держались — но дрожали, вибрировали, заставляли зубы постукивать от напряжения. — Неразумно, — выдавила она из себя, — Майкрофт, запугивать волшебницу. — Даже ваши способности не безграничны, — оборвал он. — Если я ещё раз замечу ваш интерес к Ирэн Адлер, я гарантирую вам…

Что именно — Гермиона так и не узнала. Еще одно грубое сторонее нажатие — и выпестованный в Академии контроль слетел, она хрипло выдохнула и одним почти неощутимым усилием отмела эту слепую, инстинктивную, неосознанную атаку. От ментального удара Майкрофт пошатнулся, схватился за край стола, с лица исчезли все краски. Еще выдох — и без заклятия, почти без концентрации Гермиона ворвалась в его сознание.

Она контролировала себя, но лишь отчасти. Она знала границы, за которые нельзя переступать, но не могла остановиться и не причинить боли в ответ на испытанный страх. Недавние воспоминания всколыхнулись, мелькнули павлиньим хвостом — и ушли назад как ненужные, а вперед, отвечая призыву, выплыли старые — там, где была боль.

Это был триггер, и он подгружал образ за образом. «А что такое боль?», — спрашивает маленькая девочка с двумя смешными хвостиками, и следом приходит ответ — в виде маленького черноволосого кудрявого мальчика, который не по-детски кривит губы и заявляет: «Я тебя ненавижу!». Новая картинка — новый всплеск. Здесь боль физическая, она приходит отовсюду, но главное — сверху. Там, наверху, много боли и много тех, кто её причиняет, а он, Майкрофт, слишком неуклюж, чтобы от них закрыться.

Картинки сменялись калейдоскопом. Мельтешили разноцветными точками лица: та же девочка с хвостиками, Шерлок — старше или младше, злой, больной или под дозой. Мужчина и женщина, словно единое целое — разочарованные родители.

Гермиона прервала контакт мгновенно, будто ей дали пощёчину.

Дышать было нечем.

Майкрофт едва стоял на ногах, по его лицу градом катил пот, который он не имел сил стереть. Просто вдох и выдох — это всё, что нужно.

Гермиону трясло не от усталости — что ей был этот минутный сеанс легиллименции. Её трясло от ужаса и отвращения к самой себе. То, что она сделала, было недопустимо. Это было даже хуже того, как она поступила когда-то с родителями. Тогда она могла отговориться незнанием, желанием защитить близких, в конце концов, а здесь не было ничего, кроме злости и эгоцентрического желания одержать верх.

Майкрофт первым нашёл в себе силы выдавить почти спокойное: — Занимательный опыт.

Гермиона схватила воздух и пробормотала в ответ: — Я не должна была этого делать.

Переступая через стыд, она заставила себя поднять голову и снова встретиться со своим собеседником взглядом. Как ни странно, в льдистых глазах Майкрофта не было осуждения — разве что сдержанное любопытство, словно он видел перед собой интересную, неизученную ранее, но не слишком привлекательную форму жизни. — Верно, — согласился он легко. — Думаю, не стоит обсуждать этот… инцидент, — он ещё не восстановил дыхание, но уже снова взял ситуацию под контроль. И интонация звучала почти нормально, почти как если бы ничего не произошло. — Пожалуй, — эхом отозвалась Гермиона и спросила: — так что вы хотели обсудить со мной? — нужно было сделать вид, что действительно ничего не произошло.

Майкрофту понадобилось меньше секунды, чтобы перестроиться и деловым, спокойным тоном сказать: — Извините, Гермиона, что оторвал вас от дел. Но вопрос космической программы стоит решать сейчас, пока политическая ситуация для нас удачна. — Разумеется, — кивнула Гермиона и с необычным энтузиазмом углубилась в тему.

Но чтобы восстановить в памяти дальнейший разговор о целях, средствах и формах сотрудничества, ей понадобился омут памяти.

Примечания: 1. Андроген — общее название мужских половых гормонов (а точнее, их группы), помимо ряда задач они также отвечают за формирование мужских вторичных половых признаков у обоих полов. 2. Прогестерон — очень важный гормон, который, помимо прочего, оказывает большое влияние на менструальный цикл, беременность и развитие эмбриона.

Рождество стремительно приближалось. В Лондоне окончательно лёг мягкий влажный снег, залепивший узкие окна жилых домов, разукрасивший крыши резными узорами льда и придавший городу какое-то особое очарование. В Дувре, напротив, стало неуютно — с Британского пролива (1) поднялся резкий холодный ветер, вместо снега сыпал то дождь, то град, роскошный замок потонул в туманной пелене, и выглядывать из окна стало неприятно.

Письменный стол Гермионы завалило поздравительными открытками (2) — их пачками приносили каждый день совы. В ящике для маггловской почты тоже скопилось немало: двадцать второго пришло поздравление от родителей, а ещё до того — несколько открыток от маггловских учёных, с которыми Гермиона поддерживала связь.

Двадцать четвертого в том же ящике обнаружилась лаконичная поздравительная карточка: «Весёлого Рождества и счастливого Нового года. МХ». Конечно, такой педант, как Майкрофт, не мог не поздравить её. Гермиона ответила волшебной почтой и, когда сова унесла её не менее краткое поздравление, вдруг ощутила сожаление, что не присовокупила к открытке бутылку огневиски — в качестве запоздалого извинения за ментальную атаку.

Впрочем, на самом деле, на сожаления и рефлексию было слишком мало времени — нужно было очень многое успеть сделать до Рождества.

В первую очередь она встретилась с Габи и передала ей порт-ключ в Пекин. В этот раз вейла выглядела ещё хуже и, пожалуй, даже жалко — волосы потускнели, под глазами виднелись тёмные круги. Не выдержав, Гермиона спросила:

— Что с тобой такое? Это из-за природных чар?

Габи взглянула удивлённо, а потом хмыкнула и ответила:

— Нет, это от плохого настроения и недосыпа. Помнишь, Эрмини, я всё говорила, что Флёр — дурочка, раз верит в любовь? Беру свои слова обратно.

Гермиона хотела было спросить, как так вышло и, главное, в кого так сильно и, очевидно, безответно влюбилась Габи — но не стала, здраво рассудив, что ей хватит собственных проблем. Габи тоже решила не откровенничать и, в обычной своей манере прижавшись на мгновение к щеке Гермионы в имитации дружеского поцелуя, забрала порт-ключ и ушла. Пешком. Гермиона аппарировала, мысленно желая ей удачи в том, что она решила сделать — что бы это ни было.

Нужно было закончить, наконец, лечение Нарциссы — но в планы вмешался случай. Слишком долго задержавшись у открытого окна, она подхватила простуду. А так как давать ей Бодроперцовое зелье в её состоянии было опасно, о быстром выздоровлении пришлось забыть — а следовательно, и отложить сеансы. Малфой выглядел расстроенным — похоже, надеялся, что Рождество будет встречать в компании любящей матери, — но быстро ободрился и даже спросил:

— А как вы проведете Рождество, мисс Грейнджер? Только не говорите, что будете сидеть одна у камина.

Гермиона поджала губы — слишком уж точным оказалось это попадание. Ответила категорично: