— Почему?

— Я не мой брат. Мне не свойственно привязываться к вещам. Чтобы проносить кольцо десять лет, не снимая, у меня должна была быть… причина.

Гермиона опёрлась рукой о кресло. Воспоминания, реальные воспоминания Майкрофта были в этом кабинете, за стеной, и нужно было немедленно вернуть их, но как специалист и ученый, она никогда бы себе этого не простила. Маггл восстановил память после «Обливиэйта» — и она не могла не попытаться понять, как он это сделал и что именно вспомнил.

— Что вы помните?

Майкрофт прищурился, его глаза потемнели от сдерживаемого раздражения, но он не позволил себе проявить его и мгновенно вернул на место маску добродушия, после чего медленно сказал:

— Очевидно, мы с вами сотрудничали достаточно часто и по большому ряду вопросов. Полагаю также, что именно вы были причастны к спасению моего брата с крыши госпиталя святого Бартоломея. Объяснение, которое у меня было, не удовлетворяло меня до конца.

— Что ещё?

Майкрофт говорил почти пятнадцать минут, аккуратно, метко разнося в пух и прах каждое поддельное воспоминание. Его мозг работал с невероятной скоростью и поразительной точностью, улавливал мельчайшие детали. Ошибка в порядке предметов на столе, одно-два неподходящих слова, мышечные реакции — он словно просматривал воспоминания в омуте памяти. Он уничтожал её работу, а Гермиона не могла смотреть на это без восхищения.

— И наконец, это, — он перевёл взгляд на закрытую дверь слева.

— Что там?

— Тренажёрный зал. Я нашёл у себя в голове всё, кроме мотивации. Очевидно, она так или иначе была связана с вами и с вашим миром.

Гермиона опустила голову, мысленно выписывая себе в классном журнале огромного жирного «Тролля». Если бы она так сильно не спешила, она предусмотрела бы и такие детали, но времени было слишком мало, чтобы разыскивать все мелочи. Мотивации и решения не были связаны с памятью в полном смысле этого слова, только косвенно, и с ними требовалось работать отдельно. Она прописала Майкрофту ряд базовых мотиваций, но ей и в голову не пришло искать следы влияния магического мира на что-то вроде занятия спортом. Она невольно спросила:

— Вы… нашли эту мотивацию?

Ей показалось, что на долю секунды доброжелательная маска пропала, открывая настоящее лицо настоящего Холмса — нечто похожее на ярость промелькнуло в его глазах, губы сжались плотнее, ноздри раздулись, но потом все исчезло, он снова мягко заулыбался.

— В некотором роде. Тем не менее, я буду признателен, если вы всё-таки вернёте мне память.

— Конечно, — кивнула Гермиона, с опаской обошла Майкрофта сзади и прикоснулась к стене. Шесть нажатий в строго определённом порядке, априори случайном. Сейф открылся, и Гермиона достала флакон с воспоминаниями.

— Будет неприятно и, возможно, даже больно, — предупредила она. — Нейронные связи будут восстанавливаться очень быстро.

Майкрофт сел за стол и положил руки на подлокотники, а Гермиона вдруг почувствовала что-то, очень похожее на смущение. Она стояла в футе от Майкрофта и смотрела на него сверху вниз, и это было ужасно неловко. Обычно он держался на расстоянии двух вытянутых рук от неё, не меньше, и почти всегда смотрел сверху. Не вовремя и некстати из глубин памяти всплыла мысль о том, что Майкрофт Холмс — не просто политическая фигура, а живой человек, мужчина. «Мерлин, Грейнджер, мы это уже проходили», — мысленные шпоры в бока привели её в чувство, а опустившийся следом мощный окклюментный щит отсёк всё ненужное. Она направила палочку на флакон, из него со скрипом выползла пробка. Первая серебряная нить воспоминаний взлетела в воздух и потянулась к виску Майкрофта, ненадолго замерла в миллиметре от кожи, а потом, повинуясь невербальному заклинанию, втянулась внутрь. Майкрофт стиснул зубы и тихо зашипел от боли, зажмурился, на лбу выступили капли пота, но Гермиона не остановилась. Одна за другой нити возвращались на место, в его сознание. Когда флакон опустел, Гермиона выронила его и скользнула в разум Майкрофта. Нужно было удалить фальшивки и фантомы и убедиться, что реальные воспоминания приживутся.

Примечание:

1. Первым этажом в Британии называется наш второй этаж. Наш первый у них нулевой.

Прошло почти полчаса, прежде чем Майкрофт, тяжело выдохнув, открыл глаза. Гермиона наклонилась к нему и перехватила его тяжёлый, мутный взгляд. Она осторожно коснулась его разума, убеждаясь, что воспоминания расположились на местах, потеснив фальшивки, и только после этого спросила:

— Как вы?

Она и сама видела, что плохо — нагрузка на организм была очень серьёзной, без магии усвоить такое количество информации в такой срок не удалось бы вовсе, но даже с её помощью сил у Майкрофта ушло очень много. Гермиона сунула руку в карман, достала флакончик с умиротворяющим бальзамом, сотворила стакан воды и накапала три капли, протянула.

Вместо того, чтобы спросить, что это, Майкрофт только приподнял одну бровь и взял стакан, принюхался и медленными глотками осушил.

— Финита, — произнесла Гермиона, и стакан растаял в воздухе.

— Лучше, — сказал Майкрофт, вытащил из нагрудного кармана безупречно сложенный платок и протёр лицо от пота, убрал его в боковой карман и только после этого уточнил деловым тоном: — Что произошло в вашем мире, Гермиона?

Этого вопроса Гермиона ждала — было бы глупо думать, что Майкрофт не соотнесёт её приход и возвращение собственных воспоминаний с проблемами в магическом мире. Но вместо того, чтобы ответить, она уточнила:

— Насколько вы были правы в построении логических цепочек? Насколько верно вы…

— Относительно, — оборвал он её почему-то очень неприязненно. — Так в чём дело?

— Это долгая история.

Майкрофт жестом указал на пространство перед столом, и Гермиона почувствовала себя очень неловко. Когда она стирала Майкрофту воспоминания, это была вынужденная мера, необходимость которой понимали они оба, но сейчас смотреть ему в глаза было очень стыдно. Почти так же, как когда-то было стыдно выдержать взгляды родителей.

Вспоминать об этом не хотелось, поэтому Гермиона встряхнулась, спрятала в недрах сознания лишние переживания и наколдовала себе кресло. Идя к Майкрофту сегодня, она дала себе слово, что не поддастся чувству вины, ни за что. Пора было выполнять обещание.

Едва она об этом подумала, как по позвоночнику прошел неприятный холодок. Гермиона едва успела проверить крепость ментальных щитов, как Майкрофт тихо сказал:

— Вы испытываете иррациональное чувство вины, и оно, очевидно, мешает вам сосредоточиться.

Гермиона с трудом сглотнула и всё-таки села в наколдованное кресло.

— Стирание памяти защитило вас. С чего бы мне… — она не закончила фразы: «испытывать чувство вины?». Майкрофт улыбался углами губ и однозначно знал, что она чувствует себя виноватой. И для этого ему не требовалось владеть легиллименцией.

— Вероятно, это застарелое чувство вины. Учитывая поспешный переезд ваших родителей в Австралию…

«Мерлин», — беззвучно прошептала Гермиона. За одиннадцать месяцев она успела забыть, насколько тяжёлый и неприятный человек Майкрофт Холмс. И насколько трудно выдерживать общение с ним. Впрочем, сейчас речь шла не об общении. Была проблема, и решить её без помощи маггловского правительства не представлялось возможным. «Рано или поздно это всё закончится», — повторила Гермиона новый вариант своей любимой мантры и сказала вслух:

— Это не имеет отношения к делу.

Майкрофт поднялся из кресла и подошел к портрету королевы, остановился возле него, коснулся кончиками пальцев тяжёлой деревянной рамы. На миг Гермионе показалось, что сейчас он качнёт картину, открывая тайник, но нет — он просто опустил руку, повернулся к Гермионе и кивнул, давая понять, что готов её слушать.

Гермиона поборола детское желание тоже встать, чтобы не запрокидывать голову при разговоре, и быстро произнесла:

— В Лондоне живет обскур.