— Извините за этот визит, Майкрофт, — ответила Гермиона, с неудовольствием понимая, что голос её плохо слушается. Она мгновенно пожалела об этом безумном, импульсивном поступке. Зачем она пришла? Просить главу британских маггловских спецслужб перевести ей пару абзацев из старой книги? Поболтать с ним за чашечкой чая?

В кабинете, как и всегда, свет был приглушен — почему-то Майкрофт всегда выбирал неяркое освещение и однозначно избегал резкого белого света. В этом жёлтом сумраке рассмотреть лицо Холмса было невозможно, особенно нечитаемым оставался взгляд: за коркой ледяного спокойствия и вежливого интереса нельзя было рассмотреть и намёка на какое-либо чувство. Нет, на самом деле — можно было. Даже не требовалось заклинания — одно усилие, одно движение, и мысли Холмса будут у неё как на ладони. Но от одного подобного предположения Гермиону замутило. Она делала это дважды и поклялась себе никогда не повторять, ни за что на свете.

— Майкрофт, я хотела бы обсудить вашего брата, — сказала она, понимая, что должна нарушить эту затянувшуюся паузу. На самом деле, обсуждать Шерлока ей не хотелось совершенно — она так и не придумала, под каким предлогом можно будет вернуть его на родину, и можно ли вообще это будет сделать. Но лучше строить несбыточные теории, чем стоять и молчать, пытаясь разобраться в собственной голове, похоже, совершенно съехавшей с катушек.

— Прошу, — Майкрофт подарил ей самую неприятную из своего арсенала улыбок, сам снова опустился в кресло, закинул ногу на ногу и только после этого мягко и негромко спросил: — полагаю, это вы для обсуждения судьбы моего младшего брата захватили книгу «Сущности магии и отрицание её неразумными…» вы закрываете часть названия.

— Не знала, что вы читаете на арабском, — солгала Гермиона.

— Это фарси, — улыбка Майкрофта почему-то стала менее неприятной, он наклонился к столу и протянул руку, явно требуя дать ему книгу.

Гермиона заторможено, как во сне положила книгу на раскрытую ладонь, искренне понадеявшись, что Майкрофт читает книги всё-таки перелистывая страницы, а не сканируя их взглядом сквозь обложку.

Гермиона боялась пошевельнуться, хотя с самого начала выбрала неудобную позу, и правая нога начала затекать. Это было неважно — она слишком боялась, что случайный скрип, шорох, покашливание собьёт Холмса, он захлопнет книгу, даже не заложив закладкой и не взглянув на номер страницы, и скажет что-то вроде: «Прошу простить, Гермиона, государственные дела не терпят отлагательств». Разумеется, в его словах не будет и намёка на то, что ей пора убираться из кабинета и не мешать работать — просто вежливая констатация того факта, что больше он ей времени уделить не может, а книгу с фарси переведёт любой специалист.

Однако прошло три, пять, пятнадцать минут, а взгляд Майкрофта ни разу не соскользнул со строчек текста на наручные часы, голос не дрогнул, в размеренный темп речи не закралось ни единой лишней паузы.

Гермиона не сумела бы так читать даже английский текст, не то, что иностранный, переводя с листа — у неё обязательно где-нибудь поменялись бы местами слоги, пережало бы связки, перепутались бы строчки. Майкрофт читал так, как будто долго репетировал.

Научный труд оказался практически сказкой, полной иносказаний, затейливых метафор и неожиданных оборотов, и каждый из них Холмс подчёркивал интонацией. Один раз он, не глядя в сторону, протянул руку, взял со стола телефон и несколько раз коснулся экрана, вслепую набрал какой-то текст, отправил — и отложил аппарат в сторону.

«Наверняка в Итоне он занимался риторикой», — подумала Гермиона и невольно вспомнила, что в маггловских британских школах до сих пор популярны театральные кружки. Мама пыталась убедить её ходить в подобный ещё в начальной школе, но Гермиона воспротивилась этому. Скорее всего, Майкрофт тоже, тем более, что (она сумела на этой мысли даже не улыбнуться) в школах для мальчиков, насколько она знала, женские роли играли тоже мальчики. Впрочем, разумеется, Майкрофт в подобном участвовать не мог — это должно было слишком оскорблять его вкус.

Конечно, он не мог прочесть её мысли — Гермиона уловила бы чужое присутствие в сознании! — но он как будто их почувствовал, потому что остановился, закончив предложение, провёл пальцами вдоль страницы, как будто погладил её, но книгу не закрыл, вместо этого поднял на Гермиону взгляд и сказал:

— Если это научная литература, то я впечатлён тем, что вы получили учёную степень.

Ещё вчера Гермиона решила бы, что это завуалированное оскорбление, но сегодня, просмотрев все воспоминания в Омуте, она могла с уверенностью сказать, что это комплимент. Только ответить на него она всё равно не могла. Что отвечают на комплименты? «Спасибо», — кажется? Она не сумела бы произнести: «Спасибо», — глядя Майкрофту в глаза. Точно не в этой ситуации.

— Это не совсем научная литература, — произнесла она неловко, потому что больше ничего не придумала, — и я защищалась по другой теме.

Майкрофт посмотрел на неё очень пристально, как будто пытался прожечь её насквозь ледяным взглядом слишком светлых глаз. Холод может жечь не хуже пламени — это Гермиона помнила из курса высших зелий в Академии и из маггловской химии. Жидкий азот, к примеру, легко обжигает плоть, хотя имеет температуру почти минус триста градусов по Фаренгейту.

Этого взгляда хватило, чтобы понять — лучше было бы улыбнуться и сказать с долей иронии в голосе: «Благодарю за высокую оценку моих способностей».

— Я знаю, читал… кое-что, — ровно заметил Майкрофт, и у Гермионы запылали кончики ушей не то от смущения, не то от явного раздражения.

— Мои работы попадают под действие Статута о Секретности, — резко сказала она, но её тон ничуть не задел Майкрофта и не заставил его даже на миг усомниться в своем праве лезть в её жизнь и…

И читать её научные работы, находящиеся в открытом доступе для всех волшебников, опубликованные в десятке журналов и совершенно не представляющие из себя никакой тайны. Разве что для магглов, но Майкрофт и так знал о волшебном мире, так что от него скрываться не было смысла.

— Равно как и эта книга, — он улыбнулся уголками губ, но глаза оставались холодными и почти равнодушными. Почти, потому что (или это был бред разгорячённого воображения?) где-то в их глубине едва теплился огонёк интереса и даже внимания, куда более пристального, чем то, которым Майкрофт обычно удостаивал объекты действительности.

— Могу я узнать, кто, — она поджала губы, но тут же вспомнила, какая неприятная складка возле рта образовалась у неё от этого жеста, и провела по ней пальцами, надеясь разгладить, — кто снабдил вас моими работами. Если выяснится, что это…

— Нет, — не дождался он окончания предложения, — это был один мой знакомый, который попытался развернуть бизнес в нашем мире и подделать документы. К счастью, я был осведомлён о его возможностях и принял соответствующие меры.

— В вашем — маггловском? Вы должны были поставить меня в известность! — зло прошипела Гермиона.

Майкрофт чуть качнул головой — нет, не должен был. Вот уже почти год она не курирует связи с маггловским миром, Майкрофт вообще ничего не должен ей.

— Он, по моей просьбе, принёс мне ту литературу, которая меня интересовала. В том числе и вашу монографию… — он дотронулся до виска, как будто вспоминая, — «Устранение изменений психики, вызванных магическим воздействием», автор Г. Дж. Грейнджер. Мои предположения оказались верны.

— Предположения о чём? — растерянно переспросила она.

— О том, что политика — не ваш профиль, наука даётся вам значительно лучше. Вы… — он сделал паузу, но не для того, чтобы подобрать слова или собраться с мыслями, а нарочно, заставляя Гермиону чуть податься вперёд, — в этом вы похожи на моего брата.

— Зная вас, — проговорила она тихо, — это не комплимент.

На самом деле, это был комплимент — что бы Майкрофт ни говорил вслух, Гермиона точно знала: Шерлок — единственный человек, которого он любит искренне, всей душой, слепо. На словах он мог пророчить брату смерть от передоза или в очередной авантюре, плеваться ядом, рассуждать о том, что жизнь Шерлока — ничто рядом с государственными интересами, но на деле он готов был на всё, чтобы Шерлоку ничего не угрожало.