Некоторое время прошло в молчании. Успокоительное делало своё дело, постепенно страшные видения отступали, Гермиона ощущала, как выравнивается её дыхание и как на смену оцепенелому ужасу приходит томная, мягкая апатия. Но спать и правда не хотелось.

Майкрофт демонстративно посмотрел на наручные часы и заметил:

— Должно быть, вам стало лучше.

Гермиона кивнула, а потом, точно понимая, что ещё будет жалеть об этом, сказала:

— Джейн умерла у меня на руках.

Если бы ей предложили выбрать конфидента, из всего населения планеты Гермиона, в здравом уме и твёрдой памяти, ни за что на свете не сделала бы им Майкрофта Холмса. Но сейчас она не могла удержать слов, и забормотала, невнятно, тяжело:

— Она была слишком слаба после приступа, и я думала, что смогу удержать её. Еще немного, и я, наверное, нашла бы… Я видела её магию, чувствовала её, и, если бы было время, я смогла бы её успокоить, — она шумно вдохнула, хлюпая носом, — мне просто не хватило времени. Если бы я пришла к вам раньше, а не тянула бы до последнего… Я убила её.

Она собиралась пойти к Майкрофту, как только узнала об обскуре, но всё колебалась, сомневалась, чего-то ждала, надеялась, что Аврорат или невыразимцы разыщут ребёнка. Не затяни она с поисками, Джейн была бы жива.

— Её мать никогда не узнает, как потеряла ребёнка, — продолжила она тише, — ей сотрут память и внушат что-нибудь безопасное. Про автокатастрофу или несчастный случай. Или убедят, что Джейн вообще никогда не существовало.

А ещё ей не дадут похоронить дочь — тело Джейн заберут в Отдел тайн, и уже завтра невыразимцы препарируют её мозг, чтобы попытаться найти патологию, которая делает из ребёнка чудовище.

Несколько дней — вот и всё, чего не хватило Гермионе. Несколько дней промедления убили Джейн.

— Вы выбираете удобную, но непродуктивную позицию, Гермиона, — отстраненно сказал Майкрофт. — Самообвинение кажется людям очень выгодной стратегией ухода от действительности.

Гермиона закрыла глаза, стакан выпал из её ослабевших пальцев и почти бесшумно упал на мягкий ковёр.

— Вы понятия не имеете, о чём говорите, — прошептала она. — Иначе никогда не назвали бы это удобным. Вы не знаете, каково это — понимать, что твоя собственная глупость, нерасторопность, трусость, слабость привели к смерти других людей.

Она заставила себя открыть глаза и посмотрела на Майкрофта, но не увидела на его лице смятения или стыда, разумеется. Он улыбался углами губ, глядя на неё ледяными и казавшимися сейчас, в слабом боковом свете, очень светлыми глазами. Гермиона отвернулась, чтобы не видеть этой жуткой улыбки, а Майкрофт медленно произнёс:

— С вашей стороны наивно полагать, что, учитывая занимаемую мной должность, я не несу ответственности за жизни и смерти людей.

Такую ответственность Гермиона тоже знала — когда сердце сжимается при мысли о том, что где-то там, далеко, в эту самую минуту кто-то гибнет, чтобы торжествовало правое дело. Они с Гарри и Роном год прятались по лесам от Волдеморта, вслушиваясь в редкие сводки на колдорадио и пытаясь удержать в памяти многочисленные имена погибших и пропавших без вести. Это было больно, тяжело и страшно, но совсем иначе. С этим можно было жить, потому что тоску и душевную боль уменьшало осознание того, что правда победила.

— Вы хорошо знаете моего брата, — между тем, продолжил Майкрофт. Гермиона снова перевела на него взгляд, потеряв нить разговора. — Однако вам неизвестно, разумеется, что у моих родителей было трое детей.

Рот Гермионы наполнился горькой слюной. Она ещё не знала, что ей собирается сказать Майкрофт, но какая-то часть её очень хотела этого не слышать.

— Я старший, Шерлок на семь лет младше меня. И самая младшая… — на долю секунды Гермионе показалось, что Майкрофт прервёт рассказ и сменит тему, но он этого не сделал, только его губы побелели. Если бы Гермиона верила в то, что он способен испытывать человеческие чувства, она сказала бы, что эти слова причиняют ему страдания. Однако он справился с собой и заговорил снова: — Сестра. Она была другой с самого начала, и дело не только в гениальности.

— Три гения в семье? — Гермиона слабо улыбнулась, но Майкрофт, кажется, не заметил этого.

— В сравнении с ней и я, и Шерлок были полными идиотами, уверяю вас. Но она была действительно другой. Одной из вас, наверное.

Гермиона была вынуждена смотреть в холодные и пустые глаза Майкрофта, отвернуться было невозможно.

— Мы не знали ничего о магии. Но я понимал, что её способности противоестественны и опасны, поэтому пользовался своим авторитетом старшего брата, чтобы убедить её… — он почти беззвучно выдохнул, — убедить её контролировать себя, сдерживаться.

«Пожалуйста, хватит», — подумала Гермиона с отчаяньем.

— Но у неё это не получалось. Я… не следил за ней достаточно тщательно, она была достаточно самостоятельной, в отличие от Шерлока, поэтому не смог её остановить. Ей было пять, когда она убила ребёнка. Потом сожгла наш дом. И наконец…

Он всё также не отворачивался, и глаза оставались такими же пустыми.

— Где она сейчас, — спросила Гермиона, точно зная ответ. Лицо мёртвой Джейн виделось ей как наяву.

— Она мертва. И это моя вина и моя ошибка.

— Вам было одиннадцать, — едва шевеля губами, сказала Гермиона.

Он отвёл взгляд и отошел куда-то в сторону, и уже оттуда добавил:

— Очень удобно упиваться жалостью к себе и самобичеванием, но, повторюсь, непродуктивно. В этом доме есть гостевая спальня, из этой двери по лестнице, первая дверь направо. Советую вам занять её, а утром вернуться к своей работе.

Тихо стукнула дверь, Майкрофт ушёл, а Гермиона ещё долго сидела, глядя перед собой на пустую белую стену, и вдруг вспомнила, как ещё ребёнком была вместе с родителями в гостях у их знакомых, и там была оборудована отдельная комната для просмотра фильмов, напротив белой стены стоял старый кинопроектор. Она резко обернулась, но, разумеется, никакого кинопроектора не увидела — было бы глупо думать, что Майкрофт мог вечерами в одиночестве смотреть старые фильмы, сидя в кресле с шерстяным чехлом.

Как ни странно, боль в груди стала как будто чуть тише, и именно поэтому Гермиона не стала аппарировать к себе домой, а поднялась на второй этаж, открыла первую справа дверь, вошла в комнату и, не раздеваясь, упала на кровать, краем сознания отмечая, что она застелена белым чистым и даже чуть хрустящим бельем. В общем-то логично предположить, что в таком большом доме есть работники — представить себе Майкрофта, занятого приготовлением еды, не удавалось.

Бельё пахло свежестью и хвоей, и этот запах успокаивал. Подумалось, что нужно отыскать ванную или хотя бы использовать очищающее заклинание, но на это не было сил. Гермиона с трудом перевернулась на спину и уставилась в белый потолок. Скосила глаза в сторону — комната была практически безликой, в углу стоял небольшой платяной шкаф, возле него висели книжные полки, но разобрать названия на корешках не удавалось.

— Нокс, — пробормотала Гермиона, и ночник потух. Океан в её сознании мягко зашумел, волны поднимались всё выше, и вскоре все воспоминания, волнения и тревоги поглотила голубая прохладная вода.

Когда Гермиона проснулась, в незанавешенное окно уже било солнце. «Темпус» показал половину десятого, и это заставило Гермиону подскочить на месте. Несколько очищающих заклинаний, и она аппарировала ко входу в министерство, набросила на себя личину невыразимца и поспешила вниз, к себе в отдел.

Рассказывать мистеру Кто о том, что вчера произошло, оказалось на удивление не так тяжело — Гермионе всё ещё было до слёз жалко маленькую Джейн, но груз вины уже не так отчаянно придавливал её к земле. Почему-то вспомнилось, что, не возвращая Майкрофту воспоминания, она руководствовалась соображениями безопасности — только очень тяжёлая ситуация послужила причиной того, что глава Отдела тайн дал разрешение на посвящение маггла в проблемы волшебного мира и гарантировал его неприкосновенность. Таковой ситуацией стало первое нападение на жилой дом — и после этого Гермиона действовала так быстро, как могла. Недостаточно быстро, к сожалению — но на пределе возможностей.