– Так что же? – спросил он.
Я сделала долгий, болезненный выдох.
– Я не хочу использовать слово «недействительный», но, если мы найдем формулировку для достижения той же цели, будет ли это достаточной жертвой с моей стороны, чтобы вы исполнили свой долг перед империей?
Мансин довольно улыбнулся и, повернувшись в сторону сада, крикнул:
– Генерал Мото! Принесите еще чаю.
22
Кассандра
Ноги ныли, суставы болели, тело словно сжимало нарастающим холодом, но я всегда была упрямой сукой и шла дальше. Яконо, чтоб ему провалиться, нисколько не сбавлял шаг, даже теперь, когда быстро садилось солнце. Больше удивляло, что весь вечер Кайса меня не проклинала. И вообще почти все время молчала.
В последнем свете сгущающегося вечера я зацепилась пальцем ноги о камень, а чтобы не упасть, требовалось больше сил, чем у меня оставалось. Все и так болит, что мне пара дополнительных синяков? Яконо не остановился и не оглянулся и ушел еще дальше вперед.
– Это просто нелепо, – проворчала я и побежала его догонять. Когда я оказалась рядом, он даже внимания не обратил. Как будто меня нет.
– Так всю ночь и будем… прогуливаться? – сказала я.
Яконо не ответил. Даже не обернулся. По крайней мере, он последователен. И упрям как осел.
«Ты связала его и бросила…»
– Гулять в темноте – плохая идея, – продолжала я, игнорируя Кайсу. – И не только потому, что тело нуждается в отдыхе, но и в смысле «ужасно холодно в этой Кисии», или «упс, я заблудился в темноте». – Пнув очередной камень, я добавила: – А еще возможно: «я споткнулся, разбил голову и помер».
Яконо продолжал путь, словно и не слышал меня. Тогда я забежала вперед и подняла руки к его плечам. На мгновение мне показалось, что он оттолкнет меня и пойдет дальше, к Симаю, прямо по моему упавшему телу, но он не сопротивлялся и растерянно остановился передо мной. Будто без своей злости не знал, как стоять. Как быть. Никогда не видела его таким нелепым. Таким неуверенным.
– Ладно, хватит, – сказала я, хотя сердце сжималось от смятения. – Давай отыщем какое-нибудь убежище и разведем костер. Хоть не замерзнем насмерть.
Так и не подняв глаз, Яконо наконец кивнул.
Костер вышел не самый большой, из еды поблизости имелись только трава и грязь, но зато мы больше не шли. Если бы остановились пораньше, можно было поохотиться и добыть еду, но я прикусила язык и смотрела в огонь.
«Ты должна кое-что сказать», – произнесла Кайса.
«Я‑то говорила, – огрызнулась я. – Это он мне не отвечает».
«Я имела в виду не ерничанье насчет нежелания замерзнуть насмерть. Ты должна извиниться за то, что произошло».
«Я же извинялась! На той гребаной свадьбе!»
«Когда он не мог тебя нормально услышать и не мог ответить! Брось, Кассандра, он тебе небезразличен. Пришло время показать это».
Я скорчила рожу, радуясь, что Яконо сосредоточился на огне.
Кайса вздохнула.
«Если хочешь, можешь продолжать вести себя так и испортить все навсегда. Мне всё равно».
«А зачем тогда лезть с советами?»
«Потому что он заслуживает извинений».
В свете пламени на лице Яконо стало больше теней и морщин, он как будто на годы постарел. С тех пор как мы впервые встретились, я ни разу не видела его таким… отяжелевшим, словно ему даже голову поднять трудно. Ему были не страшны дни в пути без сна, как и долгие пешие переходы или напряженные ситуации. Яконо всегда был готов ко всему, и всегда у него наготове доброе слово. Он заслуживал извинений, но еще он заслуживал, чтобы извинения приносил кто-то лучше меня.
– Яконо, – начала я и тут же вспомнила издевательское замечание Дуоса о том, что Яконо – не настоящее его имя. Я с трудом сглотнула, прогоняя горечь, вызванную этим воспоминанием. – Не уверена, что… что ты слышал меня там… тогда, но… – Он быстро поднял взгляд, и я чуть не проглотила язык. – Понимаешь, я тогда сказала, что сожалею, а теперь решила напомнить на случай, если ты забыл или не услышал. Я… Прости. За все – что связала тебя в том шатре и бросила. Я вернулась, а тебя уже не было.
Сидящий по другую сторону костра Яконо закрыл глаза.
– Я не говорю, что раз я вернулась, то ничего страшного не произошло, – поспешила добавить я, ощущая себя более обнаженной, чем когда-либо без одежды. – Просто хотела, чтобы ты знал. Я должна была честно признаться, что мне нужно поговорить с Лео, а не убить его. У Мико было…
– Тогда почему не сказала?
– Потому что… – Я стиснула зубы. Как могла я рассказать ему о Мико? Но как можно было не объяснять? Его взгляд казался горящим в свете костра, проникал глубоко и обжигал. – Потому что… потому что я не могла объяснить насчет… насчет Мико. Императрицы Мико.
Яконо не требовал объяснений, просто ждал, когда я продолжу. Или нет. Он был не из тех, кто запугивает, пока не получит нужный ответ, но его расстроенный вид был куда более страшным оружием.
Я отвернулась, глядя во тьму.
– Я… я знала ее мать и в долгу перед ней. Это долгая история. Поэтому, когда Ми… императрица Мико попросила меня передать Дуосу сообщение и предложить договор, я не могла отказать.
– Но ты не хотела говорить мне?
В тоне его вопроса слышалось что-то жалобное, и я чувствовала себя так, будто пнула щенка.
– Это не потому, что не доверяю тебе. – Я смогла лишь взглянуть на него, но была не в силах выдержать его взгляд. – Это связано с императрицей Ханой, это… личное.
Он кивнул, торжественно, печально и понимающе.
«Кассандра! – возмутилась Кайса. – Ты не должна была врать об этом!»
«Я не врала. Это личное. Я отдохнула от своего тела и временно пожила в теле императрицы, а после в нем умерла. Ничто не может быть более личным!»
– Жаль, что ты не сказала хотя бы этого, – заметил Яконо, пристально всматриваясь в меня сквозь горящий огонь. – Но я понимаю. В конце концов, ты не знаешь меня, а я не знаю тебя. Мы просто… случайно встретились на этом странном пути.
Добавить было нечего, и я бы с радостью весь остаток вечера просидела молча, глядя в огонь, если бы не Яконо напротив, который кусал губы, сдерживая слова, как и я. Когда неловкость стала невыносимой, он сказал:
– Я должен тебя поблагодарить. Без твоей помощи я вряд ли вырвался бы и сумел уйти. От него.
Его речь становилась все более сдержанной, как будто давалась с трудом, и после этих слов он снова погрузился в напряженное молчание человека, у которого есть что сказать, но нет желания говорить.
– Не вини себя, – сказала я, обламывая ветки и бросая в огонь. – Ты не первый, с кем он такое проделывал. Его любимая игра – контролировать чужой разум. Мне кажется, именно из-за этого никто не хотел иметь дело с тем левантийцем, который ушел с капитаном Рахом, когда тот украл книгу Мико.
– С императором Гидеоном? Да, я тоже об этом слышал.
– Он был императором? Я это знала? – вопрос предназначался скорее мне, чем ему, клубку воспоминаний и мыслей, часто неясных, доставшихся мне от разорванной связи с императрицей. – Да, в общем, неважно, – продолжила я. – Суть в том, что, поддавшись этому, ты не стал слабым.
Яконо медленно покачал головой.
– Это было ужасно, – прошептал он, я с трудом расслышала его через пламя. – Я был в сознании, но все же не мог контролировать все жизненные процессы своего тела, оно будто принадлежало кому-то другому. И он был там, в моей голове, заполнил пространство, о котором я даже не знал, и я перестал слышать собственные мысли. Он сам… его голос стал моими мыслями.
Начав говорить, Яконо, казалось, не мог остановиться.
– Я не хотел причинять тебе боль, – продолжил он. Слова лились, разрушая рамки его контроля. – Не хотел никого ранить, не хотел нападать. Я изо всех сил старался остановиться, хотел умереть, лишь бы не ударить тебя, но ничего не мог поделать. Совсем ничего, лишь наблюдал, как ударил тебя кулаком, как пытался вонзить в тебя клинок, и никакими криками изнутри не мог ничего изменить.