Шпион немного задержался, потолковал с распространителями алхимии. Ему будет что доложить Анне и Тандеру, а Эмлину будет что нашептать своему собрату-святому Ткача Судеб. Капитан Исиги насытится этими сведениями. Он лениво подумал: а жива ли еще капитан там, в Маттауре? Быть может, ее смертная оболочка не вынесла напряжения святости и разорвалась.

Барсетка, сделав круг, вернулась к нему.

– Далеко нам еще? – спросил он.

– Не очень. – Барсетка взглянула на сверток промышленно-либеральных плакатов, который до сих пор волокла с собой, и вздохнула: – Ой, Алик, чую, она не ради выборов идет на Семь Раковин.

Он пожал плечами:

– Политикой пронизано все.

– Давайте тогда поскорее закончим. – Барсетка порысила отлавливать в толпе Эладору и нашла ее у книготорговца. Шпион с расстояния наблюдал эту картину, словно лицедейскую сценку: Эладора воркует, увидав нежданное сокровище – редкую книгу; упыриха побуждает ее идти, тянет за рукав; торговец называет цену; Эладора лезет за кошельком и не находит его. В тревоге оглядывается по сторонам; на Барсетку накатывает смесь жалости и недовольства – а чего Эладора хотела, разгуливая по худшим местам Нового города?

Шпион скрылся из виду, выждал несколько ударов сердца, потом протолкнулся сквозь толпу к Эладоре. Он дышал нарочито тяжко, словно выиграл пеший забег.

– Я поймал воришку. Негодяй вырвался, но… – Он протянул кошелек, который украл у Эладоры.

Она не поскупилась на благодарности, а себя костерила за невнимательность. Лицо у нее пылало от стыда; пытаясь сбить цену за книгу, она начала заикаться. Вмешался шпион. Он принялся рядиться на жаргоне базаров Севераста – драть глотку и размахивать руками. Книгу он купил за половину исходной цены и вручил ее Эладоре.

– Спасибо вам, сударь, – ответила все еще пристыженная девушка. Притворилась, будто листает книгу, но он заметил, как она по-новому, признательно посматривает на него.

Лучше не лезть вперед слишком рьяно. «День-другой, – подумал он, – и она объявится у Джалех и снова попросит пройтись с ней по Новому городу». Внедрение – это отчасти соблазн, отчасти терпение. Теперь надо ждать, пока она сама не станет искать встречи. Это она должна отметить способности Алика, просить его о помощи, посвятить в свои тайны. Ей придется на него полагаться – и тогда он сможет доложить Анне и Таннеру о том, что внедрился в промышленно-либеральную партию. Лишь одна нить паутины отделяет Эладору от Эффро Келкина и высших эшелонов Гвердонского правительства.

И Эмлин шепотом донесет добытые секреты их руководству в Ишмире.

И небеса запылают.

Когда прибыл Теревант, Лемюэль по-кошачьи дремал в кресле Эдорика Ванта. Йорас в дверях неодобрительно цокнул челюстью.

– У вас есть для меня новости?

Лемюэль медленно разлепил веки.

– Я, кажется, отыскал Ванта. В Новом городе. Осведомители рассказали. На улице Семи Раковин. Я решил, что вы захотите сами сходить и взглянуть.

– Ходит или умер? – Для народа Хайта слово «ходит» включало в себя как по-настоящему живых, так и дозволенное некромантами посмертное неуспение.

– Сказали, умер, – отвечал Лемюэль.

– Как?

– Точно не знаю. Говорят, его оприходовал какой-то святой. – Лемюэль встал, потянулся. – Пойдемте, посмотрим.

– Разве в Гвердоне святые не под запретом? – спросил Теревант, вспоминая дозорных волхвователей в поезде и как Лис настаивала, чтобы он спрятал меч.

Лемюэль воздел очи.

– Пришлых отваживает городская стража. Кого выловят, отправляют в лагерь на Чутком, но некоторые, бывает, и проберутся. А в Новом городе беспорядок.

Теревант обернулся к Йорасу.

– Йорас, надень маску, – велел он.

– Неусыпному нельзя покидать посольство без разрешения, сэр.

– А я не могу тебе его дать?

– Никак нет, сэр. Только в случае крайней необходимости.

– Провались оно. – Гарнизон укомплектован и живыми солдатами, но он их пока что не знал и не мог на них полагаться. – Хорошо. Вернусь через несколько часов.

– Буду ждать, затаив дыхание, сэр.

Он оторопело взглянул на Йораса, но тот нынче улыбался всегда. Теревант накинул поверх мундира полинялый плащ и двинулся за Лемюэлем на выход из обширного здания посольства.

Лемюэль быстрыми, размашистыми шагами мерил расстояние между посольским комплексом и станцией Брин Аван. Они миновали вычурных идолов Ишмирского представительства, гнетущую завесу тьмы Ульбиша, сияющие минареты Двойного Халифата. Теревант вспомнил один из докладов Ванта об ишмирском шпионе, здесь его застрелили в живот – и в уме родился набросок сатирического стихотворенья. Эта улица – Божья война в миниатюре, с точки зрения крысы, которая увиливает от ног топочущих тут непостижимых титанов. Такие помыслы следовало душить на корню – он снова на офицерской службе, надо исполнять свои обязанности и восстанавливать доброе имя, да и записывать стихи некогда – но мысль увлекла настолько, что он проскочил мимо станции, и Лемюэлю пришлось его попридержать.

Стены лестничного спуска облепили предвыборные плакаты. Лемюэль порылся в кармане, извлек пару бантов, передал один Тереванту.

– Натяните плащ поверх мундира, – посоветовал он, – и застегните этой застежкой.

Бант был свернут из гофрированной бумаги на дешевой медной заколке в виде короны.

– Что это такое?

– Значок партийного активиста. Им подобные не будут вам докучать, если увидят, что ваш голос уже отдан.

Теревант сделал, как предлагали.

– Какой партии? – спросил он.

– Монархистской. Кучка чеканутых, которые возомнили, будто должен вернуться король и спасти город. – Он тоже нацепил бант, заменив им значок Хранителей.

– Вы сказали, что Ванта убил святой. Какой святой? Какого божества? – допытывался Теревант.

На платформе почти безлюдно, однако Лемюэль все равно шикнул:

– Не сейчас. Полно ушей.

Они вошли в полупустой вагон. Загремели в поезде вниз по туннелю. Сидели друг напротив друга в молчании. Лемюэль зевал, начищая пуговицы на кителе.

– Где вы служили? – спросил Теревант, кивнув на китель.

– Да я его с покойника снял. – Снова та же надменная улыбочка. – Мне сказали, вы писали стихи.

– Ну да. До войны.

– А мне театр больше нравится, – хитро усмехнулся Лемюэль, будто подшучивал.

– Вы знаете, где сейчас Лис… где можно найти леди Эревешич?

– Ее можно найти, почитай, везде. Она вечно поблизости, наша Лис. – Лемюэль потянул из рукава ворсинку. – Знаете, это она меня натаскивала. Мы с ней вместе уже не один год.

– Вы знаете, где она?

– Будь ей нужно вас поставить в известность, она бы сама вам сказала.

Стыд Тереванта боролся с досадой. Если бы он не накосячил в поезде через Грену, то, возможно, Лис поделилась бы с ним некоторыми секретами. А ведь он основывал на расследовании великие планы: раскроет гибель Ванта, проявит себя на этом поприще. Вместо этого Лемюэль уже вышел на след. Лицо его побагровело от злости.

Лемюэль расхохотался.

– Нижние боги, вас так легко дразнить. – Сказано не в оскорбление, а к сведению – так механик докладывает о повреждениях артиллерийской батареи. – Вас в городе живьем съедят. Надо бы вам обучиться актерству.

– Вы имеете в виду не отсвечивать?

– Нет, с вашим-то акцентом – и не пытайтесь. Да и вашего доблестного брата все знают. – Лемюэль опять подхихикнул. – Видите? Вот вы опять за свое. Только сравнил вас с его превосходительством, как вас перекосило. Вы – легкая мишень. Надо поменьше держать на виду. Прятать то, что вам и правда небезразлично. То, что может стоить вам головы.

Он посерьезнел, придвинулся ближе. Понизил голос.

– Приведу вам пример. Прежде, до Кризиса, у меня была девчонка, она грела постель одному алхимику из гильдии. Я ее знал – а звали ее Дженни – с десяти лет. Она уломала любовника вынести из гильдии некоторые документы, алхимические тайны, за которыми гонялось Бюро. Только о том пронюхали сальники. Они проследили за Дженни до места нашей с ней условленной встречи.