– Если мы сбежим, – начала я, рассеянно глядя в дальнюю стену, – ей не получить за нас выкуп, и вы тоже теперь не дадите ей солдат, так ведь?

– Верно. Но поскольку это единственное слабое место ее плана, полагаю, она сделала все возможное, чтобы нам это не удалось. Я приказал своим людям самым тщательным образом обыскать весь дворец, нет ли здесь подземных ходов. Императорская семья Кисии всегда питала слабость к тоннелям для побега.

– Разве это дворец?

– Да, дворец. Вообще-то, в тронном зале стоит последний экземпляр алого трона империи, что отчасти придает Симаю особую важность. И как раз из-за этого кисианцы хорошо заплатят, чтобы вытеснить нас.

Я обернулась, чтобы взглянуть на секретаря, хотя была так погружена в свои мысли, что могла бы смотреть и сквозь него.

– А если тоннель есть, что тогда?

– Все зависит от того, куда он ведет. Но я не питаю особых надежд. Даже если нам удастся выбраться в город, все равно мы в ловушке внутри его стен. – Аурус уронил голову на руки, глубоко вдыхая, чтобы сдержать панику. – Вам следует примириться с заклинательницей и уйти отсюда, пока возможно.

– Нет. – Скорость, с которой вырвалось это слово, и его пылкость удивили меня не меньше, чем Ауруса. – Нет, – уже спокойнее повторила я. – Я не стану участвовать в ее планах, как бы она ни принуждала меня играть роль Вельда. Я хочу не этого. Скажите, если я найду способ выбраться отсюда, то смогу по-прежнему использовать свое положение иеромонаха, чтобы получить земли для моего народа?

Ненадолго подавив панику, он какое-то время внимательно смотрел на меня, оставаясь неподвижным, лишь постукивал двумя пальцами.

– Если в ходе освобождения я не утрачу своей репутации… если мы сумеем выкрутиться без потерь, тогда да. Да, я думаю, мы сможем это осуществить.

– Я спасаю вас, вы спасаете нас. Мы должны заключить какую-то формальную договоренность?

Аурус хмыкнул.

– Думаю, мы зашли достаточно далеко, чтобы обойтись без этого, согласны? Я вручаю вам все ресурсы, какие у меня есть, если вы поверите, что я расплачусь сполна, как договаривались.

Тихий голос в глубине моего сознания кричал, что ему не следует доверять, он чилтеец, но я прогнала страхи прочь. Я сама не заметила, как это случилось, но сейчас доверяла этому чилтейцу больше, чем левантийцам. И я буду бороться, чтобы спасти его, не только ради обещания дать нам землю, но и потому, что сама так хочу.

Я протянула ему руку, и маленькая морщинка между его бровями разгладилась.

– Договорились, секретарь. Действуем вместе.

Он взял мою ладонь, мозолистую и грубую, своей мягкой и гладкой, не знавшей работы рукой.

– Договорились, Дишива.

Мико

Я лежала и следила за игрой света на потолке шатра. Я почти не спала, но нам пришлось остановиться и отдохнуть, иначе к Симаю мы подошли бы слишком измотанными.

Накануне у меня не было времени поразмыслить, только идти вперед, найти Эдо, свернуть лагерь и ускакать как можно дальше на юг до наступления темноты, оставив проклятый павильон далеко позади.

– Мико? – раздался тихий голос снаружи, и свернувшаяся у моих ног Чичи подняла голову. – Ты не спишь?

– К сожалению.

Зашуршала ткань, и Сичи сунула голову в крохотное пространство шатра. Она поморщилась.

– Я тоже не могу заснуть. Солдаты Эдо сварили что-то вроде пшенки с сушеными ягодами, пахнет неплохо. Нуру и Тор ускакали с разведчиками, но Эдо нашел немного чая, если хочешь к нам присоединиться.

Я встала, накинула поверх мешанины из нижнего платья и рубах огромный плащ и вышла в морозное утро. Чичи последовала за мной, остановившись на пороге, чтобы потянуться и отряхнуться.

– Как проста жизнь собаки, – сказала я. – Завидую.

Сичи повела нас по лагерю, который мы в спешке устроили накануне вечером – по сравнению с настоящим кисианским лагерем он выглядел скопищем лачуг. Некоторые шатры уже сворачивали, загружали повозки и седлали лошадей, но, несмотря на всю суету, стояла такая напряженная тишина, словно мы боялись пробудить мертвых. Чичи беззаботно бежала за мной по пятам сквозь туман, ненадолго вызывая у солдат улыбки. А мой страх как будто просачивался сквозь кожу.

Эдо сидел на циновке перед остатками костра и еще не надел многослойные доспехи поверх простой рубашки и штанов. В мягкой ткани он был похож на прежнего Эдо из моего детства, а не воина, которым стал. Мою кожу словно иголками кольнула боль прежней любви, всплывшей из глубин сердца. Насколько все было бы по-другому, если был бы жив Танака. Эдо наверняка улыбался бы, а не смотрел с тоской на лагерь, в котором нет любимого.

– Чаю? – спросил он и, когда мы опустились рядом с ним на колени, налил три пиалы.

Эдо выбрал место под открытым небом, но укромное, за двумя большими шатрами, где редко проходил кто-нибудь из солдат.

Пока нам несли еду, я взяла пиалу и сдула пар. Подали три оловянные миски с пшенкой. Я никогда ее не любила, но от запаха в животе заурчало.

– Спасибо, Вен, – сказал Эдо, и слуга с поклоном удалился, оставив нас наедине с кашей, спитым чаем и в унылом обществе друг друга.

Вчера вечером мы почти не разговаривали, помимо необходимого для приготовлений, а теперь появилось время, но никто не проронил ни слова. Некоторое время мы потягивали чай, глотали кашу и просто смотрели на догорающие угли.

Наконец я глубоко вздохнула.

– Нам нужен план.

– Мы вряд ли что-то придумаем, пока не доберемся до Симая и не узнаем, как там обстоят дела, – ответил Эдо, проглотив ложку каши. – Новости о том, что там произошло и каким образом, скудные, а, не зная, какие укрепления разрушены и насколько велика чилтейская армия, мы мало что можем сделать.

Он говорил таким уверенным и командным тоном, и я залюбовалась им, не прислушиваясь к словам и не переставая сожалеть, что здесь нет Танаки. Какие из них вышли бы императоры!

– Мико?

Я моргнула.

– Прости, ты что-то сказал?

– Ты странно на меня смотришь. Не согласна с моей оценкой?

– Я… – Я боялась ответить правдиво, зная, что причиню ему боль. – Нет, я думала о Танаке. О том, как он обрадовался бы, увидев тебя во главе целой армии, как будто ты всю жизнь только этим и занимался.

Эдо отвернулся, и я протянула руку над углями и положила на его ладонь. В моих глазах выступили слезы, я не сумела их сдержать.

– Он так гордился бы тобой, Эдо. Надеюсь, гордился бы нами обоими, но… Прости, зря я это сказала.

– Нет-нет, – хрипло проговорил он. – Я… Я часто о нем думаю. Всегда. Но… о боги, Коко, как же я по нему скучаю. Как будто я сам – один сгусток горя, всего лишь ходячая пустая оболочка, и всегда ей останусь.

Забыв про завтрак, я поворошила догорающие угли и обняла Эдо. Он зарылся лицом в мое плечо и содрогнулся от беззвучного горя, которое сдерживал, как и я. Я ведь постоянно уверяла себя, что дам волю чувствам, когда все закончится и я наконец передохну. Но, обхватив его дрожащее тело руками, я поняла, что это время никогда не наступит.

Сичи тоже прижалась к нам, и, ощутив ее мягкие руки, запах и тепло, я все-таки расплакалась. Я вечно отгоняла эмоции, подавляла их и отрицала, но, когда потекли слезы, начала всхлипывать и дрожать, не сдерживаясь. Танаки и матушки больше нет, и я даже не могу с ними попрощаться. Раха я тоже потеряла, хоть и по-другому. Как и генерала Китадо. И генерала Рёдзи, а я ведь так надеялась, что он не пополнит список тех, кого мне пришлось оплакивать. Мейлян. Кой. Мой дом. Когда-то империя была крепким наследием императора Кина, и он мог бы бережно передать ее мне, как драгоценную реликвию. Но вместо этого они с матушкой делили империю, и она разбилась о землю у моих ног, а мне придется собирать осколки.

Так мы и сидели втроем – комок слез, горя и боли, – и, поскольку разделили эту боль, она казалась не такой ужасной.

В конце концов мы выплакали все слезы. Наши щеки высохли, плечи распрямились, и мы снова смогли дышать. Когда мы выплеснули столько общей боли, нам полегчало, но это не сдвинуло с места камень безнадежности, лежащий у меня на душе со вчерашнего дня. Знал ли Мансин о том, чем заняты чилтейцы? Что он заключает союз только с доминусом Вилиусом, а не с остальными? Или под попытками подписать договор чилтейцы скрывали свои истинные намерения от нас обоих? Я не знала, что больше пугает. С объединенной Кисией за спиной я могла с уверенностью встретить любого врага. Но, расколовшиеся, мы слабы. И я не могла избавиться от страха, что Мансин предал не только меня.