Барсетка сидела в следующем от Эладоры ряду, положив в утешение когтистую лапу ей на плечо. «Какое же все это занудство, – думала Эладора. – Выхолощенный ритуал». Эти молитвы пустее смирительных псалмов в доме Джалех – такие поскуливания о милосердии не растревожат ни одного далекого бога.

Она вспомнила здешний Фестиваль Цветов. Как ее заставляли выстаивать тут часами, в душной жаре. Держать ладони над зажженными свечками. Молить пламя свечи превратиться в огненный меч, вымаливать дары святости.

«Гори», – думала Эладора. Зря она сюда приехала. Укол вошебным мечом должен был стать подобающим прощанием с Сильвой. Но необходимо соблюсти формальности. Они высидела всю долгую службу, пока ягодицы не затекли на твердом сиденье, пока тщательно напяленная маска скорби не переросла в честный оскал раздражения.

Сельский священник произнес последнюю заупокойную молитву, и Сильву понесли на жервенник. Тело легкое, будто бы оно уже выгорело внутри, и осталось только закончить начатое. Эладора пошла за ними, на всякий случай. За последний год она повидала, как восстают из мертвых, и хотела убедиться наверняка.

Несколько опоздавших подошли к ней проявить почтение, когда мать уже лежала на костре. Один из них, коротышка с длинным носом, ненадолго отвлек разговором сельского священника, а потом приблизился к Эладоре. Она его уже видела, только сразу не могла вспомнить, где именно. А потом вспомнила и с трудом превозмогла себя, удержавшись от возгласа.

– Я просто хочу, чтобы вы знали, как мне жаль, – сказал король Беррик. – Я знал вашу мать последние несколько месяцев, пока мы оба гостили у патроса во дворце. Иногда мы с ней беседовали, когда она могла разговаривать. Она часто упоминала вас. Порой даже гордилась вами. – Король окинул взглядом площадь. – Она научила меня любить Гвердон. Любить, пусть даже на расстоянии.

«Она была Тай».

– Благодарю, ваша милость. И спасибо за то, что пришли.

– Мне необходимо исполнить некоторые обязанности. До отъезда подойдите к священнику.

Внезапный всплеск пламени отвлек собравшихся, и король воспользовался возможностью незаметно отбыть.

Эладора стояла на холоде и смотрела, как тело матери горит и становится пеплом.

Покосившаяся сельская усадьба в Вельдакре теперь принадлежит Эладоре. Слишком поздно, в Гвердон до темноты не вернуться, поэтому они с Барсеткой остаются здесь на ночь.

Она повернула ключ и отперла заднюю дверь. Деревенский дом мало поменялся с тех пор, как Эладора поступила в университет. Затхлые книги, иконостас Хранимых Богов. Подтеки свечного воска.

Шкатулку она положила на стол.

– Что там? – спросила Барсетка. – После похорон я видела, как жрец передавал вам этот ящик.

– М-мать доверила шкатулку ему, – ответила Эладора, – еще очень давно. Ее… ее прислал дедушка, тогда же, когда отправил к нам жить Карильон.

Шкатулка с железными петлями была сделана из какого-то темного дерева. Защелка опечатана сургучом со знаком семьи Таев. Дотронувшись до печати, Эладора почувствовала озноб колдовства. На крышке начертаны обереги.

– Что там внутри? – Барсетка принюхалась к ящичку.

– Дневники моего деда, так сказал священник. Мать… захотела, чтобы я их взяла.

– Зачем?

Наследство. Предупреждение. Ловушка. Она не знала.

Мать была чудовищем. Мать была святой. Она преобразила Хранителей, восстановила короля на престоле. Король всем ей обязан.

Дедушка был чудовищем. Дедушка заложил и выстроил современный город, как он есть. Келкин всем ему обязан.

Эладора прокалывает палец и срывает печать.

© Н. Иванов, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

И снова тот же сон.

И снова тот же день.

Во сне Артоло, уроженец Гхирданы, вальяжно прохаживался по улицам Нового города, кварталам древнего Гвердона. Весенний воздух освежал, и упругая походка Артоло бодро пружинила. Он глядел вдаль на невероятную панораму Нового города, на средоточие мостов и шпилей, походившее на пенную волну, что застыла и обратилась в мрамор. Глядел ввысь на башни, сотворенные за одно мгновение ошибкой в расчетах алхимиков – по крайней мере, так утверждала молва. Гвердон был известен всему миру в основном диковинным алхимическим промыслом. Боевые орудия из его котлов и плавильных печей утекали потоком за море – на Божью войну, а золото с серебром струилось обратно.

На взгляд Артоло, этот Новый город был ситом, подставленным под Гвердон, чтобы его семья снимала себе золотую и серебряную накипь. Город был порождением смуты и бедствий, а смута всегда предоставляет большие возможности тем, кто хладнокровно выжидает своего часа. Поэтому из всей семьи Прадедушка и выбрал надзирать за деятельностью в Гвердоне именно Артоло. Его крепкие руки никогда не дрожали.

И за месяцы пребывания здесь он подтвердил удачность этого выбора. Сломил местное преступное сообщество, Братство, которое вело дела сидя в Мойке – самом загаженном районе города. Теперь он над ними хозяин.

Конечно же, разобрался со всеми, кто пытался выступить против.

Потому как, наехав на Артоло, ты наезжал на Гхирдану, а на Гхирдану не наезжает никто.

Никто не смеет идти против дракона.

Пока это только начало. Новый город по-настоящему пока что ничей. Половина этих зачарованных высоток пусты или заняты местной голытьбой, а то и вообще беженцами, за которых некому заступиться, – их легко будет отсюда прогнать. Гвердон до сих пор залечивал раны, приходил в себя после Кризиса. Восковые големы городского дозора, сальники, сгинули с улиц. Алхимики перестраивали разрушенные фабрики; Братства больше нет; парламент пришиблен, им заправляет состряпанный наскоро комитет. Даже здешние боги в полном упадке.

Повсюду раздолье. Повсюду поспели плоды, только рви. Артоло провел здоровенной лапищей по мраморной окантовке балкона, наслаждаясь приятным чувством. Пристукнул по перилам кольцом Самары, и показалось, будто весь город задрожал, затрепетал от его касания, словно в испуге.

Словно лошадь, которую пора объездить. Женщина, которую пора взять.

Приятное чувство. Правильное. Прямо как в первый раз, когда Прадедушка взял его в полет. Новый город расстилался перед ним облаком на сияющем небе, и Артоло парил навстречу своей славной судьбе.

Во сне он спускался по лестнице. Его люди склоняли головы перед ним, полушепотом произносили почтительные слова. Скоро перед ним склонится весь город. Перед боссом Артоло, Прадедушкиным фаворитом. Прадедушкиным Избранником.

Он сошел вниз. В подвале ждали двое его парней: кузен Воллио и Тиск. Верные люди, хотя Тиск всего лишь Эшдана, отмеченный пеплом, а не потомок драконьего рода. Они держали пленного.

Пленную. Молодая темноволосая женщина вырывалась из рук, как уличная кошка. И орала не хуже.

– Тихо, – прикрикнул он. Взял девушку за подбородок, повернул к себе лицом. У нее на коже темные крапинки, как точечные следы ожогов. На шее висит некрасивый кулон из какого-то черного металла. – Мне сказали, что ты шныряешь за мной. Крадешь у меня. Зарезала троих моих людей.

– Это вы только троих нашли, – зло буркнула она.

– Знаешь, кто я? – Он сдавил ей рот.

– Толо, – промычала она.

– Нет! – гаркнул он.

Он разжал руку. Достал свой кинжал. Золотая рукоятка инкрустирована самоцветами. Клинок – полученный от Прадедушки драконий зуб. Это более чем оружие – это знак доверия Прадедушки, знак власти гхирданского князя. Ему нравился вес, нравилось, как нож лежит в руке. Рукоять изготовили специально по его мерке.

Артоло саданул девушку кинжалом, эфесом в лицо. Поднес оружие к ее глазам:

– Видишь? Знаешь, что это такое? Я босс Гхирданы. Я Избранник дракона.