«Лунное Дитя» встречали эскадрой – боевые корабли заходили вокруг вооруженной баржи. Шлейф белой пены позади них печатью сдерживания опоясал незнакомое судно. Тем, кто наладил контакт, был Рен. И Рен же сошел для переговоров на берег. До Перемирия суда с беженцами частенько бороздили здешние воды, но те дни уже миновали. Поэтому приходилось ждать. «Лунное Дитя» стало на якоре посреди бухты под прицелом дюжины пушек. Народ на борту горбился на палубе, смотрел во все глаза на изумрудно-зеленые поля, раскинувшиеся за городом, – так близко, а все ж не достать. Они прошли сотни миль, преодолели океан и Божью войну, и вот им не дают пересечь последние сотни ярдов.

Дол Мартайн томился в ожидании. Винтовка лежала неподалеку, притягивала, как ноющий зуб. Рен велел им не предпринимать ничего враждебного, поэтому они разобрали пушки, сдали мечи и ружья городской страже, но чутье контрабандиста никуда не делось. Винтовка и другие необходимые предметы были спрятаны в воздухозаборник.

Сейчас, в отсутствие Рена и Кари, главным был он.

Карильон Тай никогда не умела ждать. Она уже умотала. Аме тоже не терпелось. Девочка ерзала, не понимая, почему они еще не на берегу, почему не причалили к волшебному городу, про который рассказывала Кари, – земному раю, где им никто не сделает зла. Мартайн велел ей идти вниз, не торчать под дождем и ветром.

Он прозевал приближение опасности. Только когда орудия Маредона начали спешно вертеться, наводясь на новую цель, осознал, что пришла беда.

Дракон спикировал к морю, лениво хлопая крыльями над бухтой. Это не нападение – вздумай Прадедушка атаковать, налетел бы быстрее ветра, ураганом чешуи и пламени, и разил бы, как удар грома. Что-то другое – дракон снижался, взбивая волны взмахами крыл, осыпая палубу пенным ливнем. Зависнув над «Лунным Дитятей», дракон спускался ниже и ниже.

Нарезавшая круги эскадра развернулась и ринулась прочь. Береговые орудия вперили дула в дракона. «Стреляйте, собаки, – молил их Мартайн. – Стреляйте, пока он не сделал выдох».

Но пушки молчали. Дракон не нападал на Маредон, не нарушал условий Перемирия. Помощи не будет, они одни.

Дракон окинул корабль внимательным взором. Ама завизжала от ужаса и побежала прятаться; народ на палубе пытался укрыться, а некоторые, слишком измученные, просто глазели в ответ. Взгляд дракона упал на Мартайна, и пасть чудовища скривилась в улыбке.

– А где же мой илиастр, а, Дол Мартайн? – спросил дракон. Жар из чрева ящера был настолько силен, что Мартайн, казалось, стоит под солнцем в ильбаринский полдень. Кожа на лбу начала обгорать до пузырей.

– Он там… – Изо рта выходил дрожащий шепот. Мартайн сглотнул: – В море, едрена мать.

– Эшдана, – протяжно произнес дракон. – Твоя жизнь тому расплатой, помнишь?

– Так точно. – Мартайн шагнул вперед. Подняв голову, поглядел на безжалостные челюсти. – Пошло оно в пекло.

В улыбке дракона заплясало пламя:

– Не сейчас, Дол Мартайн. Еще не пора.

С этими словами Прадедушка взлетел. Ввинтился в воздух, хлестнув бичом хвоста, затем распростер могучие крылья и, набирая высоту, стал удаляться от бухты.

Ама подбежала к Мартайну, поскальзываясь на мокрой палубе.

– Нас не съедят? Дракон улетел насовсем?

Мартайн опустил глаза на девочку:

– Нет.

Шорк.

Шорк.

Сон Раска потревожили упыри в подвале. Конечно, не в подвале дома на Фонарной – хотя туда эти трупокрады были бы рады вломиться и поживиться гнилым мясом с осадком. Нет, он почуял упырей далеко, далеко внизу, в туннелях под Новым городом. Его восприятие перенеслось сквозь камень, и упыри предстали пред ним во тьме глубин. Что-то их много – снуют и шкрябают, будто щекочут затылок. Изводят его. Насмехаются хором тявканий и завываний.

В его власти всех их расплющить. Он мог бы обрушить стены туннеля, сдавить их, как сдавливает кулак, но это недешево ему обойдется. Чудесная сила копилась по капле, город медленно переваривал души мертвецов, перегоняя на волшебство подвальную гниль. Приятно будет раздавить этих тварей – но очень глупо.

Можно дать поручение Бастону. Сказать, чтоб выслал в туннели отряд эшданцев с оружием, но когда те прибудут, упырей простынет и след. Нет, не обращать на них внимания будет разумней всего. Мудрее всего. С тех пор как выкрали Черных Железных Богов, трупоеды не пытались напасть, вдобавок владыка Крыс до сих пор у него в заточении. Стало быть, пусть себе шоркают.

Шорк. Шорк.

Постепенно в сознание просачивались и другие голоса, сообщая неприятные вести. О кознях, плетущихся против Гхирданы. Майор Эставо разогнал первые протесты – Раск слышал, как отдается в стенах грохот винтовок, осязал на камнях кровавые брызги. Наблюдал, как гибель дюжины отрезвляет остальных бунтарей. Наблюдал, и как подручные Ворца стаскивали потом тела на Фонарную улицу.

Утомленный Раск перевернулся в постели, зацепился каменной коркой, поморщился – и увидел сидящего напротив Бастона. Верный помощник смотрел на него. Лицо было непроницаемым.

– Чего?

– Кто-то подорвал таверну «Насест чайки». – Бастон отдал Раску кусочек подплавленного металла. Видения замелькали у Раска в мозгу, отпечатываясь, как раскаленные камешки.

– Это был Гуннар Тарсон. Бомбу заложил он. – Видение вспыхнуло заревом недавнего пожара. – Сейчас он на улице Конской Головы.

Бастон кивнул:

– Я обо всем позабочусь. Через час будь готов.

– Он был твоим другом… – начал Раск, Бастон же пожал плечами:

– Никто не смеет идти против дракона. Ведь так, верно?

Раск наблюдал, как тот шагает по коридору, спускается по лестнице, выходит через огороженный двор на Фонарную. Все зрительные картины перепутались. Теперь он смотрел уже на Гуннара Тарсона, будто в подзорную трубу с многоэтажки. Тарсон встречался с врагами Гхирданы. Замысливал месть за сожжение башен, болтал вполголоса о нападении на таверну.

Раск направил окуляр в другую сторону. Там, на недавно укрепленном дракодроме, обложился майор Эставо. На карте, южнее Гвердона, заросли флажков отмечали цели поражения для драконов. Кхент ушел в оборону, Безмолвный Конклав оттеснили на пустоши ударом с юга. Джашан, похоже, недавно стакнулся с Ульбишем, союз был оплачен алхиморужием с ульбишских литейных. Такое объединение обезопасит подступы к Ульбишу с юга и запада – в качестве соперника у них остается один Лирикс, на востоке.

Когда он полетит на Прадедушке, все эти заросли они спалят к чертям. Они вознесутся ввысь и, слетая с небес, будут отмерять жизнь и смерть по своему хотению. Скорее бы уже освободиться от Гвердона, вырваться из Нового города. Избавиться от видений и голосов в голове.

Впрочем, сейчас он снова рыскал по Новому городу, разум юркой каплей ртути метался по улицам. Враги внутри, враги снаружи; у границы – сальники, в пределах – отступники и предатели.

Он должен достойно себя проявить перед Прадедушкой. Кроме Прадедушки, никто его отсюда не заберет.

Карильон Тай возвращалась в Гвердон.

В прошлый раз она приплыла на корабле безбилетницей. Прокралась на берег посреди ночи и затерялась на перепутье портовых таверн и складских ангаров. Это было еще до Нового города, до того как Перемирие поделило Гвердон на четыре зоны. И до того, как она узнала про себя, кем является и что на самом деле значит фамилия Тай. Тогда она ничем не владела, ни перед кем не была в долгу и никого не любила.

В этот раз она приехала на поезде из дальнего предместья – из Маредона. Сошла на станции на краю парка и двинула пешком через зелень, в тени деревьев, с тяжелой торбой на плече. Непримечательная, незаметная – сейчас она и палуба «Лунного Дитяти», где по рукам текла кровь Артоло, находились в разных мирах. Карильон Тай шла по парку, сосредоточенно глядя на далекие шпили Нового города, выступавшие за плечом Замкового холма.

Сегодня над Гвердоном необычно ясное небо. Алхимзаводы на Маревых Подворьях и на дальней стороне Священного встали из-за перебоя с илиастром. Поезд гудел от слухов о каких-то необычайных переменах в гильдии алхимиков, о сдвигах в структуре власти. Купцы и офицеры флота, как предсказатели, просматривали газеты, пытаясь прочесть знамения свыше.