Крыс, как пес, вприпрыжку поспевал за исполненной гнева Святой Алиной. По необходимости он останавливался и отражал чары ползущих – старейшему упырю без разницы, материальный то или духовный мир. Он когтями рвал заклинания, перегрызал глотки волшебным призывам. Свою силу он сберегал как мог, даже если здесь они победят, завтра будут новые битвы. Эти события сменят лик всего города, а он в ответе за племя упырей. Поколение назад – как меряют время люди – упырям воспрещалось днем выходить на поверхность и занимать любые должности в городе. Но времена изменились, и после этой ночи изменятся снова. Ради упырей Крысу надлежит быть среди победителей.

Он рассмеялся. Старейший упырь внутри его попался, Крыс его перехитрил. Ему теперь не погрузиться в подземные глубины, чтоб сесть на корточки на постамент да созерцать оккультные тайны. Э, нет – как последнему живому старейшине, ему придется выступать от имени всех упырей, а в грядущие дни надземье ждет обилие различных советов и заседаний. Шпат бы гордился, подумал Крыс, когда б узнал, что их беседы о политике не были тщетны.

Слепящей волной раскатился свет – Алина громит ползущего вожака. Крыс облизал губы – ползущие ответят за это преступление против города. На них ополчится каждый гвердонец, и наверху, и внизу. Упырье царство понесло страшные потери от нападения ползущих, но они отомстят сполна. Ни один могильный слизняк не получит пощады, и старейшину прельстила эта мысль.

Он огляделся в поисках голоса, чтобы выразить ликование. Потянулся разумом, хихикая, как опять сейчас унизит несговорчивого парня. Его сознание впритирку коснулось Мирена, и намерения мальчишки стали ему ясны.

Крыс с воем скакнул вперед, пытаясь схватить мальчишку, прежде чем тот телепортируется с амулетом. Слишком медленно. Когти сцапали лишь пустой воздух.

Точно вызванный колдовством демон, Мирен проявился, материализовался около Шпата, на каменном отростке, отходящем от карниза. Он в крови и опален, но жив, и в руке его амулет, и он протягивает кулон Кари. В другой руке нож.

– Давай, – крикнул Шпат, – командуй ими!

Кари тянет руку за амулетом. Ему придется бросать его мне, понимает она. Каких-то несколько футов, но если я его уроню…

Оттолкнувшись, в плавном движении Мирен кидает кулон через пропасть, точно в подставленную ладонь Онгента. Не завершая этого балетного вращения, танцор на краю обрыва, он делает оборот и на полном ходу всаживает Шпату в спину нож.

Шпат ревет, поскальзывается, и Мирен бьет его снова, тонкое лезвие проскакивает промеж бугристых пластин и отворяет кровь. Шпат разжимает руку и падает, опрокидывается в воздух вниз головой. Падает в необъятную пустоту под куполом, падает безнадежно далеко, не дотянуться. Кари беспомощно смотрит, как он летит мимо колокола, мимо веретенщиков, минуя все, чтобы упавшей звездой разбиться о земную твердь далеко-далеко внизу.

Мертвым, как камень. Такого не пережить никому.

Все замерло – она неспособна дышать, неспособна думать, и даже сердце, кажется, прекратило биться. Даже гнет Черных Железных богов вымело из сознания. Ничего, кроме потрясения – и горя, и…

И Мирену не жить. За долю секунды она выхватила нож и спружинилась, перед тем как кинуться через ту же пустоту, да хоть в ту же пустоту, и прикончить Мирена. Он убил Шпата. Убил друга безо всякой причины, за хер собачий, и за это ему, мразоте, не жить. И не могла она мыслить больше ни о чем, но заклинание Онгента опередило ее движение, и она застыла. Как долбаный истукан, неподвижно.

Онгент взял амулет и надел на ее парализованную шею.

– Давай-ка попробуем снова, – сказал он. – На этот раз как положено.

Не шевелился ни один мускул. Заклинание стиснуло ее так туго, что едва удавалось дышать. Как быть? На ум пришло лишь одно – слететь вслед за Шпатом и убиться об пол. Она решила так и поступить, но, прежде чем сорвалась, рядом на уступе возник Мирен, подпирая ее. Его проворные, хваткие руки держали не слабее отцовского заклинания.

Веретенщики застыли на месте, а потом начали отползать. Некоторые распустили черные перепончатые крылья и планировали вниз, описывая круги внутри здания и приземляясь посреди скопления своих жертв. Большинство спускалось обратно прежним путем, сползая по куполу. Кари ясно все это видела – нельзя было даже моргнуть. Взор приковала серо-красная отметина на полу – то был, прежде был, Шпат.

– Я работал с твоим дедом, – зашептал на ухо Онгент. – Замечательный товарищ он был, но ни в грош не ставил традицию. Он представлял историю великим конструкторским проектом, поступательным процессом, требующим улучшений. Боги законности, торговли и прибыли, развиваясь, движутся в светлую вечность! Идеал и рай для бухгалтера! – Он читал ей лекцию. Здесь и сейчас, не найдя удобней момента, впал в преподавательство. – Изучавшему историю ясно, что нет никакого процесса, нет никакой всеобщей цели. Империи восстают и рушатся, приходят и уходят царства. Война, разруха и время обращают в насмешку самые грандиозные построения. Все созданное руками смертных рассыпается прахом. Я видел, как Джермас готовил городу свое помойное подобие золотого века, если хочешь – завет Эффро Келкина, начертанный на небесах. Но я-то понимал: в итоге все кончится ничем, даже добейся он успеха. Пара-тройка десятилетий процветания, тьфу, пустяк!

Заключенная в тюрьму своей плоти, Кари беззвучно завопила. Она силилась дотянуться рассудком вовне и ударить его, как опрокинула хейнрейлов экипаж, но заклинание сковало ее и в духовном мире. Она брыкалась, плевалась, но поделать ничего не могла.

– Черные Железные боги… им ведь просто не повезло. Восстание Хранителей должно было захлебнуться. Кучка отважных земледельцев и несколько сельских божков урожая из глухомани подняли бунт против пантеона ярых, вечно борющихся божеств? Да намечалась обычная бойня! Бойня и произошла, вот только какой-то святой хранительнице везет, и она убивает Первосвященника. Не что иное, как случайность. Империи приходят и уходят, но державе Черных Железных богов полагалось стоять века, а не какие-то считаные десятилетия! И здесь я лишь направляю историю по ее исконному руслу. И я увижу ее течение в веках.

Онгент посеменил от Кари боком, осторожно прощупывая путь по карнизу к выступу. Рискнул бросить взгляд вниз и сглотнул в ужасе.

Он достиг каменного отростка и не без робости двинулся к колоколу. Чтобы сладить с волнением, заговорил опять.

– Мне казалось, что я тебя потерял. Это я предложил Джермасу тебя отослать непосредственно перед тем, как оповестил Эффро Келкина – разумеется, анонимно – обо всех его богохульствах. Я вознамерился стать твоим крестным, твоим наставником и подготовить тебя к этому событию. Но ты убежала. Мирен стал моим запасным вариантом – я попытался воссоздать проделанный Джермасом труд, хотя у меня и не было веретенщика, чтобы с ним поработать. Тем не менее небезуспешно. В их глазах он вышел, почитай, твоей копией. Он смог бы служить Предвестником впредь – но раз ты здесь, в этом нет необходимости.

Кари пыталась бороться. Заговорить. Ударить разумом. Не получалось ничего. Убежать, и то нельзя. Она вконец обездвижена, встряла намертво, как каменный человек. Беспомощна до предела.

– Наконец-то мне открылось некое очарование в Пилгрине, – проговорил себе Онгент. – «И поглотили они тьму живущих, и поднесли их души Черным Железным богам».

Он изо всех сил толкнул колокол.

Тот качнулся, по собственной воле набирая скорость, и зазвучал одной нотой, сигналом веретенщикам внизу.

Приношение жертв началось.

Среди толпы сотни веретенщиков, и каждый состоит из сотни ножей. Острогранные щупальца хлестнули сквозь плоть и кость; кровь брызнула, наводняя пол, вмиг превратившийся в алое озеро. И Кариллон видит каждую смерть всплеском энергии, поглощенным, не успев распуститься – ибо веретенщик пленял и впитывал душу для того, чтобы вручить потом Черным Железным богам.