– Да, мы получили ваше сообщение, ваше высочество. – Он посмотрел на меня сверху вниз – пусть я и была слишком высокой для женщины, министр Мансин был на полголовы меня выше. – Но хотя ее величество иногда присутствовала на совете, до сих пор такую честь не оказывали женщинам рангом ниже императрицы. Это не мои правила, им подчинялся даже сам император Кин.

Настало время доверить ему правду и молить о помощи, но стоило мне открыть рот, и я тут же его захлопнула. После его отказа ничего не изменилось, и хотя у него были собственные причины придерживать новости о том, что Кин не просто болен, а смертельно ранен, смерть императора – совсем другое дело.

– И все же таковы его указания, я услышала это из его собственных уст нынче утром, – сказала я и заметила, как его лоб разгладился, а плечи расслабились от облегчения.

– Рад слышать, что он поправляется. Мне нужно его увидеть.

– Да, вы сможете с ним увидеться, когда он отдохнет и пошлет за вами.

Министр прищурился и свел широкие брови вместе.

– Мне нужен его совет по важным делам, и немедленно. Сегодня должны прибыть батальоны с юга, и нужно решить, где мы сосредоточим основные силы.

– В Рисяне.

– Именно это он вчера и сказал, но, имея в распоряжении южные батальоны, мы можем застать чилтейцев врасплох у Баттаги, если поторопимся.

Мои знания ограничивались тем, что Баттага существует где-то на карте, но не более того. К счастью, стоящему передо мной человеку хватало знаний на двоих.

– И какова вероятность, что мы доберемся до Баттаги вовремя?

Министр Мансин покачал пальцами и поднял голову.

– Ну… пятьдесят на пятьдесят. Это рискованно, но, если они нас там не ждут, мы нанесем серьезный урон их армии.

– А каков будет урон нашей армии, если мы не доберемся вовремя?

– Потерь не будет, но мы потеряем время, необходимое для подготовки в Рисяне. И дадим им возможность атаковать, прежде чем успеют прибыть светлейший Бахайн и генерал Росоки.

При императоре Лане Отако наставник Танаки по военному делу служил помощником министра Левой руки. Он был пылко предан матушке, но Танака его ненавидел, частично потому, что тот выглядел тысячелетним стариканом и вечно кашлял, а частично потому, что завершал каждый урок задачей. Если Танака не мог верно ее решить, ему не позволяли отправиться на верховую прогулку. Когда наставник ослеп, я писала ответы для Танаки, а он только читал их.

– Как я вижу, решение принять нелегко, – сказала я, вспоминая старого наставника с выцветшими глазами и поредевшими бровями. – Пожалуй, лучший способ принять решение – это подумать о том, что лучше для империи. Если нанести удар у Баттаги, у нас будет небольшая вероятность одержать крупную победу, а сражение у Рисяна дает большую вероятность одержать небольшую победу. В чем сейчас нуждается Кисия?

– В гарантированной защите. Да. Вы правы, мы сосредоточимся на Рисяне. – Напряжение покинуло его лицо, и он довольно рассмеялся. – Отец гордился бы вами, ваше высочество.

Я не стала спрашивать, какого отца он имел в виду, ведь, хотя мы были одни в коридоре, я понимала свою уязвимость. Как только прошел краткий миг радости, которую нам доставил разговор о военных маневрах, он огляделся в поисках невидимых наблюдателей и вернулся к официальному тону.

– Я передам приказы его величества, ваше высочество.

Он поклонился, тут же выпрямился, как пружина, и удалился по коридору. Но прежде чем министр дошел до лестницы, его перехватил запыхавшийся канцлер Горо.

– Ах, вот вы где, ваше превосходительство, а я как раз вас ищу.

– Опять плохие новости?

Я медленно приблизилась к ним, и, хотя канцлер покосился на меня, он все-таки обратился к Мансину:

– Прибыли южные батальоны, ваше превосходительство, и привезли… сообщение. От светлейшего Батиты.

Когда он снова покосился в мою сторону, у меня засосало под ложечкой.

– Он будет здесь в ближайший час, и с ним…

Канцлер запнулся и поджал губы.

– И с ним?

Канцлер сделал такой глубокий вдох, что узел пояса на его обширном животе затянулся крепче.

– В сообщении говорится, что его сопровождают сын его величества, принц Дзай Ц’ай, и лорд Оямада. – Хотя он закончил говорить, рот канцлера так и остался открытым. А когда министр Мансин не ответил, канцлер посмотрел на меня и промямлил: – Это… Вы…

– Да, – сказала я с натужной улыбкой. – Я в курсе. Убедитесь, что их встретят как подобает. Я сообщу его величеству.

– Конечно, ваше высочество.

Он поклонился, но я уже развернулась и с пылающим лицом шла к покоям императора. Я позволила себе выразить гнев лишь громким цоканьем сандалий. Я не махала кулаками и сдержала слезы, потому что кто-нибудь всегда наблюдает. Ждет реакции, какого-нибудь неверного действия – чего угодно, что можно использовать против меня.

Я не позволю им победить.

Во дворе собрались все обитатели дворца – несколько оставшихся здесь лордов и придворных дам, советники с секретарями, слуги и гвардейцы. Я надела самый пышный императорский наряд и стояла с гордым видом, надеясь, что никто не заметит под этой маской царящее внутри смятение. Мне нужно было выиграть время.

В соответствии со своим рангом я стояла между министрами Левой и Правой руки, но рядом было слишком много любопытных ушей, и я не смогла воспользоваться удачей. Мысли Мансина, казалось, тоже блуждали где-то далеко, он лишь бросал ничего не значащие реплики министру Гадокою, когда тот пытался начать разговор.

– Да еще в такие времена, – сказал министр Гадокой, в сотый раз меняя позу.

Два министра разительно отличались друг от друга. Гадокой занимался цифрами. Он присматривал за императорской казной, отвечал за городское планирование, сельское хозяйство и торговлю. Ему подчинялись многочисленные секретари и министры рангом пониже. Мансин всю жизнь был военным и обладал соответствующей статью, а Гадокой выглядел как писец, круглые очки обхватывали его нос, как птичьи когти ветку.

– Как печально, что в такой момент его величество прикован к постели, – продолжил Гадокой, не ожидая ответа.

– Жаль, что ее величество этого не видит, – отозвался Ньё Дох, губернатор Мейляна. Он повернулся, и его привлекательное лицо скривилось в гаденькой улыбке. – Вот было бы зрелище, когда она осознала бы, что все ее старания в Кое были напрасны.

– Такое же приятное, как когда она смотрела на убийство собственного сына? – Это были не мои слова, хотя мне хотелось их произнести. В разговор вступил хмурый министр Мансин. – Это низко, даже если вы считаете это забавным, Дох.

– Убийство? Он ведь, как-никак, был казнен за государственную измену, ваше превосходительство. – На краткий миг губернатор стрельнул глазами в мою сторону. – А это совсем не то же самое.

Старый вояка скрестил руки на груди.

– Смерть есть смерть. В глазах родителя слова не имеют значения, но вы, вероятно, этого не знаете, ведь жена еще не одарила вас ребенком. Вам поэтому так нравится смотреть, как умирают люди?

Щеки губернатора вспыхнули как угольки, он открыл рот, собираясь ответить, но министр Гадокой с улыбкой прервал его:

– Во-первых, сейчас не время для подобных споров, – сказал он, поправляя очки. – Мы здесь представляем его величество. А во-вторых, отправьте жену в Гьяну.

– Что-что? – спросил Ньё Дох, когда Мансин разразился лающим смехом.

– В Гьяну, – повторил министр Правой руки, с невинным видом снова поправляя очки. – Целебные воды особенно полезны при бесплодии.

Оказавшись в невидимом центре их перепалки, я по-прежнему держалась как статуя.

– Вы знаете по личному опыту?

Веселую перепалку прервал низкий раскатистый удар гонга, и они развернулись лицом к открытым воротам, для всего остального мира выглядя группой зрелых и единых лидеров. Все остальные тоже выворачивали шеи, но были разочарованы. Император Кин всегда предпочитал ездить верхом, а его сын впервые появился в Мейляне в закрытом экипаже, под защитой гвардейцев со всех сторон.