— Я на даче рано просыпаюсь.
— Ты даже на дачу уезжаешь? Счастливчик! Взял бы меня с собой.— И, не дожидаясь ответа, Маргарита спросила: — Где твоя дача?
— На Николиной горе. Лесная улица, пять.
Маргарита посмотрела на Фризе с восхищением:
— Фешенебельное местечко! Живут одни академики. И как туда простой следователь проскочил?
— За взятки, лапочка, за взятки.
— Володька, не была бы я женщиной гордой, приехала бы без приглашения. Так давно на лыжах не каталась.
— Все у нас впереди.
Маргарита безнадежно махнула рукой и опять сосредоточилась на своем лице.
— Привет, лапочка.
— Нескромный вопрос: над срочными документами ты будешь работать в гордом одиночестве или вдвоем?
Приезд Маргариты не входил в его планы и Владимир промычал нечто нечленораздельное.
Фризе хотел известить еще одного человека о том, что собирается делать на даче в ближайшие сутки,— Германа Степановича Огородникова, но не смог придумать правдоподобного повода, чтобы позвонить ему. «Другого случая не представится,— размышлял Фризе.— Если моя авантюра провалится, через пару дней меня уволят без выходного пособия». Надежда была на то, что завтра писатель сам позвонит и поинтересуется в секретариате, почему телефон Фризе молчит.
На дачу он решил ехать с вечера, чтобы не давать противникам шанс расправиться с ним в городе. Они ведь могли снова послать убийцу-одиночку, а Владимиру нужен был большой сбор работников «Харона», его боевиков. Когда вечером он отъехал от своего дома, в багажнике, завернутые в одеяло, лежали два охотничьих ружья — тулка двенадцатого калибра и охотничий пятизарядный автомат — тяжеловатый, но надежный «Зауэр».
Прежде чем выехать на Рублевское шоссе, Фризе медленно проехался по городу, пытаясь заметить, нет ли за ним хвоста. Среди лавины машин, на плохо освещенных улицах сделать это было трудно. И навыков не было. Следователь прокуратуры, в отличие от работников уголовного розыска, мало приспособлен для оперативной работы. Его рабочее место — письменный стол, главное орудие труда — пишущая машинка, авторучка, в лучшем случае — диктофон. Допросы, очные ставки, не такие уж частые выезды на место происшествия…
«Что я затеял? — думал Владимир, бросая настороженные взгляды на машины, в потоке которых мчались его «Жигули»,— какая-то детская авантюра — все эти звонки, вранье про докладную… Я шизофреник. Подозреваю всех. Если бы Берта не уехала, я бы, наверное, устроил проверку и ей! Где «Харон» и где все эти люди, которым я звонил?! Да еще Ерохину! Позор. Просижу день на даче с дурацкими ружьями, а как потом посмотрю в глаза тем, кому наврал с три короба!?» — Он почувствовал, как начинает гореть лицо. Тревога не отпускала. Город казался враждебным, каждая обгоняющая машина таила угрозу. Не покидало чувство, что никто не хочет и пальцем пошевелить в борьбе со всеми этими взяточниками, ворами, гангстерами. Что он одинок. «Маниакальное состояние,— вспомнил Фризе учебник судебной психиатрии.— Но раз я это понимаю, значит, не безнадежен».
Вдруг в голову пришла мысль, чуть не заставившая остановить машину посредине дороги. Что, если неизвестный убийца не только должен был после нападения скрыться на его «Жигулях», но в них и погибнуть? Ведь ребята из «Харона» планируют свои мероприятия всерьез. Недаром у громилы не было при себе документов. По спине пробежали мурашки и нога непроизвольно отпустила педаль газа. Правда, со дня происшествия в Переделкино Владимир уже несколько раз садился за руль и ничего не произошло! Но это были короткие поездки по городу. Ни разу он не развивал скорость больше 60-70 километров, не тормозил резко и не входил в крутые виражи.
«Спокойно,— уговаривал себя Фризе.— Здесь, на шоссе, я все равно ничего не смогу проверить. Остановиться на обочине и залезть под машину — значит подставиться. Завтра в гараже все проверю».
Единственное, что он сделал — поехал так, как будто вез в багажнике хрустальную люстру. Крутой спуск и подъем возле моста в поселке преодолел на второй скорости.
Поселок удивил Владимира. Улицы были расчищены от снега. И даже глухая Лесная. Фонари отбрасывали на сугробы желтый свет, придавая пейзажу налет театральности. Остановив машину около дачи, Фризе выключил двигатель и несколько минут сидел не двигаясь. Внимательно осмотрел окна, дверь на большую веранду. Дом выглядел мирным и гостеприимным. Вдоль забора и у калитки не было видно никаких следов — повсюду нетронутый пушистый покров. И тишина. Легкий гул ветра в вершинах сосен. Вкусно пахло дымком — где-то топили печи.
Фризе с трудом отпер застывший замок калитки и, увязнув в снегу, добрел до веранды. Деревянная лопата, которую он прятал под крыльцом, была на месте. Полчаса ушло на расчистку дорожки и площадки около гаража. Владимир работал с удовольствием, временами давая себе минутный отдых, и тогда стоял, опершись на лопату и вдыхая морозный воздух со слабым запахом хвои, прислушиваясь к далекому шуму редких машин на шоссе. Неожиданно он услышал слабое повизгивание: у раскрытой калитки стоял лохматый пес, дружелюбно помахивая хвостом.
— Что, Василий,— ласково сказал Фризе,— заблудился? Пес тихо заскулил.— Э-э, да ты голодный?! Бросили тебя хозяева?
Собака приблизилась на несколько шагов и умиленно склонила голову.
Владимир поднялся на крыльцо, где были сложены взятые из машины вещи, расстегнул большую сумку, отломил половину батона, присел и протянул хлеб собаке. Пес снова заскулил, но не сдвинулся с места. Видно, были у него причины не доверять человеку.
— Иди, не бойся. Не укушу.
Медленно, шаг за шагом, постоянно оглядываясь, пес все же подошел и осторожно взял из руки хлеб. Он ел не жадно, можно даже сказать, деликатно, но по тому, как он повизгивал, видно было, до чего изголодался. Съев, пес подошел к Владимиру и благодарно ткнулся ему в руку.
— Умница,— похвалил Фризе и погладил его по спине, почувствовав, что пес совсем исхудал. Одна длинная, густая шерсть.— Умница,— повторил он.— Подожди, закончу работу, получишь еще. Сиди здесь.— Он показал рукой на крыльцо.
Минут пятнадцать ушло на расчистку у дверей, все это время пес сидел на ступеньках, не приближаясь к сумкам.
Фризе открыл дверь веранды, занес вещи в дом и позвал собаку. Она с минуту постояла в нерешительности и вошла.
— Умница,— снова похвалил Владимир.— Сейчас разместимся, поужинаем и спать. Завтра у нас тяжелый день. Сторожить меня будешь, барбос.— При слове «сторожить» пес глухо заворчал и повернулся к дверям. «Вот так псина! — тепло подумал Фризе.— Все сечет. А выглядит как заурядная дворняга. Хорошего я себе друга приобрел».
Он покормил пса, накрошив в теплую воду от пельменей белого хлеба. Постелил в кухне половичок и пес свернулся на нем калачиком. Каждый раз, когда Фризе проходил мимо, пес провожал его взглядом золотисто-коричневых глаз. Пока Владимир ужинал, пес лежал спокойно, не попрошайничал, даже не смотрел в сторону стола. Но когда Фризе занялся своим оружием, забеспокоился. Тревожно смотрел со своего половика, как он вынимает из чехлов ружья, собирает их, вкладывает патроны в патронник. Временами пес вскакивал, делал круг по комнате, ложился на свой половичок и следил за вновь обретенным хозяином.
«Решил, что я на охоту собрался? — подумал Фризе.— Но собака не охотничья. Откуда знает, что это за цацки? Почему беспокоится?» Сам он не испытывал никакой тревоги. Деловито заталкивая патроны в магазин карабина, Фризе даже не поежился от мысли, что ему придется стрелять по живым людям. «По живым людям? — горько усмехнулся он, вспомнив бритого парня, напавшего на него в Переделкино.— Нет, к черту сантименты! Если законы спят, можно их разбудить только выстрелами».
Зарядив ружья, Фризе не спеша обошел дом, прикидывая, где удобнее разместить свой арсенал. Карабин он поставил в изголовье кровати, ружье — за занавеской у окна в комнате наверху. Пес, не упускавший из вида все передвижения Фризе, подошел к занавеске, за которой было спрятано ружье, и сердито гавкнул.
