— Полагаю, у тебя много вопросов. Слишком много. — Я развернулся и оперся поясницей на ограду набережной. — Так что, пожалуй, начнем с самых насущных.

— И каких же? — фыркнул Морозов. — Что, даже не потрудишься объяснить, как умерший десять лет назад генерал сумел воскреснуть в теле мальчишки, которого размололо в аварии чуть ли не в фарш?

— Значит, кое-что твои шпики все-накопали. — Я сложил руки на груди. — Кроме самого главного… Впрочем, какая разница? Мы здесь не для того, чтобы болтать.

— Ну… А почему бы, собственно, и нет? — язвительно огрызнулся Морозов. — Мог бы потратить пару минут на старого друга.

— Увы, мы с тобой уже не друзья. Если вообще когда-то были. — Я все-таки не удержался и ввернул издевку в ответ. — Но, как ни странно, интересы у нас сейчас общие.

— С тобой? После всего, что вы натворили? Не думаю.

— Значит, подумай еще, старый пень. — Я пожал плечами. — При любых других обстоятельствах я предпочел бы видеть тебя мертвым и…

— Взаимно! — ввернул Морозов.

— Не сомневаюсь. Однако позволь я продолжу. — Я опустил ладони на прохладный чугун. — Несмотря на все наши разногласия, мы оба любим этот город. Эту страну. И тех, кто в ней живет, пускай и не всех подряд. Эти камни щедро политы нашей кровью… Помнишь девяносто третий год?

— Девяносто третий… — эхом отозвался Морозов. — Такое не так уж просто забыть. Даже если хочется.

— И мы оба, как ни крути, с куда большим удовольствием увидим на троне мою племянницу Елизавету, а не эту брауншвейгскую колбасу, — закончил я. — Разве не так?

— С этим не поспоришь. Мещерский… черт бы его побрал! — Морозов произнес фамилию новоиспеченного канцлера с отвращением, будто выплюнул. — Повесить бы их всех — на одном суку.

— Именно этим я тебе и предлагаю заняться, — улыбнулся я. И на всякий случай уточнил: — Вместе.

Все-таки Морозов не успел по-настоящему перековаться из вояки в матерого политикана — иначе вряд ли бы так сильно удивился моему весьма толстому намеку. Несколько мгновений он хлопал глазами, недоверчиво хмурился — и только потом осторожно спросил:

— Ты… Ты что, прямо сейчас предлагаешь мне?..

— Союз. Хотя бы временный, — кивнул я. — Вместе у нас вполне хватит сил вышвырнуть из Петербурга и Георга, и иберийцев, и всех остальных.

— Может быть. — Морозов на мгновение задумался. — А что потом? Посадишь на троне Елизавету, а меня отправишь служить на Кавказ?

— Зачем? Я… В смысле — я нынешний. — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Еще слишком молод, чтобы занять даже капитанскую должность, не говоря уже о положении при дворе или в министерстве. Так что ты вполне сможешь досидеть несколько лет на посту главы Совета безопасности. И уйти в почетную отставку с орденом Андрея Первозванного. К примеру.

— И ты займешь мое место? — усмехнулся Морозов.

— Не думаю. Скорее уж распущу Совет к чертовой матери, — честно признался я. — В последнее время от наших стариков куда больше вреда, чем пользы.

— Никогда бы не поверил, что Владимир Градов пожелает уничтожить собственное детище. — Морозов недоверчиво прищурился. — Кажется, что-то упало тебе на голову.

— Это называется — современность. — Я в очередной раз пожал плечами. — Прошлую жизнь я до самого конца прожил солдафоном. Эту, кажется, придется прожить политиком.

— У тебя неплохо получается. — Морозов щелчком отправил окурок вниз, в темную воду канала. — Скажем, меня ты уже почти убедил.

— Полагаю, это из-за того, что у тебя нет других вариантов… Да и у меня, пожалуй, тоже, — вздохнул я. — Так что могу только поинтересоваться, кому из своих людей ты можешь доверять. По-настоящему, а не лишь на словах.

— Очень немногим. Чинуши и генералы из министерства еще две недели назад хором заверяли меня в преданности, но теперь, когда Георг… — Морозов поморщился, будто ненавистное имя брауншвейгского герцога вызвало у него приступ зубной боли. — Теперь, когда Георг уже вовсю готовится к коронации, половина наверняка уже готова встать на его сторону. В случае чего.

— Иберийские реалы оказались интереснее обещаний? — Я снова не смог отказать себе в удовольствии поддеть старого товарища. — Неожиданно, не правда ли?.. Черт, но гвардия-то хотя бы с тобой?

— Преображенский и Семеновский полки — да. Насчет остальных…

Морозов так и не договорил, однако я и без слов понял, что и гренадеры, и егеря, и остальные столичные вояки из числа приближенных ко двору в любой непонятной ситуации постараются… Скажем так, сохранить нейтралитет.

В лучшем случае.

— Четыре тысячи штыков… Или даже пять-шасть. — Я кое-как посчитал в уме, на всякий случай прикинув с запасом. — Не так уж и плохо. С этим можно работать.

— И что ты задумал?

— Как насчет того, чтобы устроить в столице небольшую заварушку? — Я протянул руку. — Ты в деле?

— Как в старые добрые?.. Черт, а почему бы и нет? — хищно ухмыльнулся Морозов.

И изо всех сил стиснул мои пальцы крепкой широкой ладонью.

— Готовность — одна минута, — прошипел в наушнике голос водителя головного микроавтобуса.

Я кивнул, поправил ремни бронежилета, и оглянулся на остальных.

Внутри машины нас было шестеро. Я сам, Поплавский, со спокойным и независимым видом баюкающий на коленях дробовик, слегка напряженный Камбулат, в который раз проверяющий снаряжение, и двое бойцов Особой роты: Иван и белобрысый Астафьев, игравший на приснопамятной тренировке роль вип-персоны.

Но сегодня вип-персоной был не он. Астафьеву и Ивану предстояло охранять наше главное сокровище: Елизавету, которая даже в боевой экипировке выглядела маленькой, щуплой и беззащитной. Тем не менее, будущая императрица была полна поистине царской решительности.

Что ж, это уже неплохо. Решительность в нашем деле ой, как важна!

— Работаем аккуратно, — в который раз за сегодня напомнил я. — Только травматическое, газ и электрошок. Дар — в треть силы. Помните: это наш народ, а с нашим народом мы не воюем.

Без крайней необходимости. Впрочем, такое вслух я бы не сказал…

Уж точно не сегодня.

— Так точно! — отозвался нестройный хор.

— На месте, — буркнул наушник.

— Поехали!

Я перехватил поудобнее дробовик, и, распахнув дверь, выпрыгнул наружу.

Всё. Обратного пути больше нет: мы здесь, и если план сработает — через двадцать минут вся страна увидит, кто настоящий наследник престола.

Если не сработает… Что ж, надеюсь, вспоминать нас будут с уважением.

— Вперед, вперед, вперед! — послышалось со стороны головного микроавтобуса.

Стоило штурмовой группе оказаться снаружи, как машины зарычали моторами и рванули прочь. Нам предстояло уходить другим путем, и ждать нас не стоило.

Дробный топот двадцати пар ботинок эхом разносился по небольшой площади перед стеклянными дверями. Наглость — второе счастье, и вламывались мы прямо через парадный вход.

Темная громада Лахта-центра — «Кукурузины», как её с любовью называли петербуржцы, вечером выглядела особенно сюрреалистично: будто не здание, а лезвие кинжала, вонзившееся в небо.

Сегодня этот кинжал мы собирались вонзить в информационный поток.

— На землю! Лежать, быстро! — заревел кто-то с характерным акцентом, и пара гвардейцев, дежурящих у входа, благоразумно убрали руки с оружия и медленно опустились на асфальт.

Я выдохнул. Уже неплохо. Очень не хочется кого-то калечить или тем более убивать.

Пара бойцов — кажется, кто-то из молодых Камбулатовых, — отстали, обезоруживая и скручивая пленников. Остальная часть группы проскочила раздвижные двери и влетела в фойе.

Девушка, стоящая за стойкой администрации подняла голову на шум, натурально уронила челюсть, а вместе с ней и телефон, глухо стукнувший о полированный мрамор. Пара охранников попыталась дернуться, но полдюжины стволов, уставившихся на них, оказались красноречивее тысячи слов.

Возможно, знай они, что оружие травматические, попыталась бы оказать сопротивление, но кто ж разберет, что там прячется в коробчатых магазинах?