- Что с Вами? – сразу же отреагировала «несбывшаяся мечта», но в её голосе Свиридов не услышал ничего кроме дружеского сочувствия.

- Нет, ничего, всё нормально.

- А, ну и хорошо, - успокоилась Вика и опять обратила всё своё внимание на Фёдора.

Глава 32

Егору Егорушкину от роду было 25 лет. Сколько он себя помнил, он всегда жил не в роскоши. Не в том смысле, что детство, отрочество и юность у него проходили в нужде – нет, просто ему всегда чего-то не хватало. Ему всегда родители дарили на день рождения не то, что он хотел, если он что-то планировал, то у него не всегда получалось то, что он задумывал. Отношения с товарищами по двору у него складывались так, что он постоянно был у них на побегушках, опять же, никто над ним не издевался, просто в силу своего характера, он старался всем угодить и как-то само собой получилось так, что его начали использовать. После школы он не захотел идти в институт, испугавшись, что не поступит, поэтому решил стать простым рабочим, тем более что с детства ему родители внушали - все работы хороши, выбирай на вкус - лишь бы тебе это нравилось, и ты был профессионалом в своём деле. Егор окончил профессиональное училище по специальности токаря и устроился на электровозоремонтный завод. Работа ему нравилась, он очень быстро стал токарем пятого разряда, зарабатывал неплохо и уже подумывал обзавестись семьёй, как вдруг внезапно на голову свалились дефолт и девальвация.

Русувия в эти годы почти постоянно испытывала финансовые трудности, связанные с экономическим кризисом. Поэтому она остро нуждалась в зарубежных займах, но не могла надежно гарантировать обслуживание долга. Первые рейтинги русувийских долговых бумаг, полученные после размещения облигационных государственных займов, имели категорию, означающую способность к исполнению обязательств в краткосрочной перспективе, но риск неплатежа в долгосрочной. Для Русувии тогда был важен сам факт присвоения рейтинга (а не его величина), поскольку это поднимало престиж страны как заемщика и открывало ее неосвоенный фондовый рынок для иностранных инвесторов. Следствием больших внешних и внутренних займов, осуществлявшихся правительствами радикальных реформаторов, явился огромный государственный долг, возросший до заоблачных высот: более 150 миллиардов доляров - внешний и 200 миллиардов доляров - внутренний, что всё вместе составляло примерно 50% ВВП Русувии. Ситуацию усугубляли снижение мировых цен на сырье (прежде всего, на нефть, газ, металлы) и начавшийся весной  мировой финансовый кризис в Мусульмании. Из-за этих событий валютные доходы правительства уменьшились, а частные иностранные кредиторы стали крайне опасаться давать займы странам с нестабильной экономикой. Уже тогда эксперты предлагали приостановить выплаты по государственным краткосрочным обязательствам и плавно девальвировать русувийские деньги, снижая курс по отношению к твердым валютам. Однако русувийское правительство, поддерживаемое Межгосударственным Денежным Фондом, по политическим соображениям категорически возражало и против ликвидации долговой «пирамиды», и против девальвации русувийской валюты. Для экстренной помощи был получен еще один – стабилизационный кредит от Межгосударственного Денежного Фонда на 17,1 миллиардов доляров, и даже получен в начале июля  его первый транш в 4,8 миллиарда доляров. Казалось, страна получила передышку хотя бы на 3–4 месяца, которую можно использовать для осмысления ситуации и наведения порядка в делах. Но уже в августе  начался резкий «обвал» курса русувийской валюты, и русувийское правительство объявило технический дефолт. (Возможность технического дефолта, то есть временного замораживания долгов, обычно включается в соглашения стран с Межгосударственным Денежным Фондом и не является чем-нибудь сверхъестественным. Девальвация – тоже мера обыденная: ее регулярно проводят для повышения конкурентоспособности экспорта даже самые развитые страны. Но все же, как правило, технический дефолт объявляют, чтобы избежать девальвации, а валюту девальвируют, чтобы избежать дефолта. При этом главное – это не напугать финансовые рынки непредсказуемостью, предотвратить панику. В Русувии же одновременно грянули и дефолт, и девальвация). Никаких официальных разъяснений не было, зато все вложения пропали, русувийская валюта обесценилась и стала годна только на оклеивание нужников. Внезапная отставка правительства тоже не прибавила оптимизма. Инвесторы испугались, что грядет полное и тотальное «государственное банкротство» и начали любой ценой выводить из Русувии свои капиталы. В результате русувийские деньги обесценились окончательно. В кризисном году все агентства понизили русувийский рейтинг до уровня несостоятельности. Главной причиной русувийского дефолта считается неудачная политика правительства и Центрального банка Русувии, которые в борьбе за стабильность валютного доляра прибегали к безудержным заимствованиям за рубежом.

Но всего этого не знал, вернее он слышал и про дефолт и про девальвацию, но не понимал, Егор Егорушкин, ему просто стало намного хуже жить, все его деньги «вылетели в трубу», и он перестал задумываться о женитьбе, а стал думать только о том, как бы выжить самому и поддержать стареющих родителей. Вскоре завод выкупили иностранцы и уволили всех рабочих, а Егор, имея «золотые руки», стал зарабатывать на жизнь подработками и шабашками. Но люди потихоньку беднели, а те, кто успел нахапать денег и прихватизировать имущество в его услугах как-то не нуждались. Так что Егор опять остался без средств к существованию. Но вскоре он встретил своего товарища по предприятию Иванова Виктора, который давно уже состоял в партии «Наша Русувия». Виктор рассказал Егору о партии, её политической платформе, и Егор, по обыкновению, чтобы не расстраивать товарища, согласился вступить в партию, тем более что дел у него никаких не было. Егорушкин пытался активно работать в организации, но в силу своего характера, это у него получалось не очень хорошо, зато он стал более «подкован» политически.  Ему, всё равно, было скучно, поэтому, когда появилась возможность, он сразу же ушёл в лесной лагерь чтобы хоть как-то разнообразить жизнь. Но и здесь ему стало скучно, и он маялся от безделья…

Заступая на дежурство, Егорушкин думал о своей безрадостной жизни и о безысходности бытия. Он не знал, что ему надо от жизни, не знал, что ему надо сделать, чтобы жить лучше. Стоя на посту, Егор обдумывал свои дальнейшие действия и в этом лагере и, вообще, в будущем – ничего в голову не приходило.

---------------

Посидев на складе, Рудик немного успокоился. «Опять пронесло - подумал он, - нет, всё-таки кто-то ТАМ есть, и он меня любит»… Раздался звонок телефона. Рудик снял трубку.

- Милый, где ты пропадаешь? Сколько тебя можно ждать? – раздался в ней голос капитана.

- Сэр, я на складе, сэр…, - начал было сержант.

- На складе, ага. А где ты должен быть сейчас?

- Не могу знать, сэр.

- Ты опять за своё, давно у полковника не был?

- Господин капитан, извините, я не понял… - пытался объяснить начальник склада.

- Бегом ко мне, - не выдержал главный оружейник, - тебя майор Обтекаемый заждался.

- Есть, сэр, - воскликнул сержант, и даже не положив трубку на телефон, а просто бросив её на стол, «вылетел» из помещения склада.

Вбегая в штаб, Рудик нос к носу столкнулся со Стукачёвым, тот неуклюже отпрыгнул в сторону и вжался в стену. Сержант мельком взглянул на него и побежал дальше. Возле двери капитана Рудольф остановился, поправил форму, немного отдышался и не постучав, вошёл в кабинет начальника службы АТВ. У порога он остановился и доложил:

- Господин капитан, сержант Бореев по Вашему приказанию прибыл.

- Проходи, раз прибыл, – вместо капитана ответил Обтекаемый, сидящий за приставным столиком, сбоку от рабочего стола начальника службы.

Рудик остался стоять у двери.

- Рассказывай, милый, где ты был и почему сразу не пошёл к господину майору, как того потребовал командир части?