— Пацана?
Голос Книппера так и остался спокойным и ровным, будто тот вел непринужденную светскую беседу, а не получал взбучку от старшего по чину и положению. Старикашка прекрасно владел собой и умел не терять голову — наверное, поэтому и смог в свое время к неполным пятидесяти годам получить неофициальный титул сильнейшего во всей Империи Одареного боевика.
— Не стройте из себя идиота, Николай Ильич, — продолжил он. Так же тихо и неторопливо, будто только что и не нарушил субординацию вопиющим образом. — Вам прекрасно известно, что формально этот — как вы изволили выразиться — почти мой ровесник. И обладает силой Дара на уровне…
— Да какая разница⁈ — рявкнул Морозов. — Сейчас ему девятнадцать. К этому возрасту синапсы еще не способны выдать мощность элементов высших рангов.
— Боюсь, его синапсы очень даже могут. — На лице Книппера на миг промелькнуло что-то отдаленно похожее то ли на обиду, то ли на раздражение. — К тому же ваши сиятельство и сами знаете, что не все определяется мощностью. Порой опыт куда важнее грубой силы. А опыт генерала Градова колоссален.
— Не называйте его так, Иван Людвигович! — прошипел Морозов.
Конечно же, все — то есть, все, кому следовало — уже давно знали тайну личности бравого гардемаринского прапорщика. Но одно дело знать, и совсем другое — признавать что-то подобное, пусть даже и в личной беседе, которую никто и никогда не услышит. Хотя в последнее время Морозов все чаще ловил себя на мысли, что вздрагивать его заставляет самого имя старого друга — и нынешнего злейшего врага.
Оно имело силу и особую власть над всеми, кто его слышал. И упомянуть Серого Генерала вслух понемногу становилось все страшнее, будто он каким-то немыслимым образом мог услышать. И тут же явиться, чтобы…
Нет уж, куда лучше продолжать называть его мальчишкой Острогорским — даже про себя!
— Как будет угодно вашему сиятельству.
Книппер изобразил поклон, однако в голосе его уже не осталось почтительности — только усталость, раздражение и едва заметная издевка. Которую он еще неделю назад не мог себе позволить.
Власть главы Совета трещала по швам.
— Господь милосердный… неужели вы не понимаете?
Морозов никогда не считал себя глупцом. И сейчас весьма проворно сообразил, что продолжать наседать и окончательно портить отношения с одним из самых опасных членов Совета, пожалуй, несколько несвоевременно. И тут же поспешил сменить тон с гневного на почти жалобный.
— Сейчас мы все в одной лодке, Иван Людвигович. А значит, и ко дну пойдем тоже все вместе. — продолжил он. — Если не найти мальчишку в ближайшие дни, он найдет способ связаться с ее высочеством. И непременно вернет себе и имя, и положение. И вы наверняка представляете, что случится! — Морозов на мгновение смолк. И тут же принялся объяснять — то ли для Книппера, то ли для самого себя, хотя прокручивал в голове возможные последствия возвращения Серого Генерала уже тысячу раз. — Он вышвырнет нас к чертовой матери. Или вообще расформирует Совет. Мы станем никому не нужными стариками… А от этого, Иван Людвигович, недалеко и до национализации имущества заседателей. Или вы думаете, что Градов позаботиться о сохранении имущества тех, кто более не несет пользы короне?
— Нет, Николай Ильич. Я так не думаю, — с улыбкой отозвался Книппер. — Но, в отличие от вас, никогда не утруждал себя накоплением богатства. Некоторым из нас, в общем-то, нечего терять.
— Нечего терять? — ехидно переспросил Морозов. — А как насчет жизни и свободы? Вы замазаны во всем этом точно так же, как и я!
На этот раз Книппер не потрудился ответить — просто посмотрел единственным уцелевшим глазом так, что даже главе Совета имперской безопасности вдруг стало не по себе.
И неизвестно, сколько бы еще длилась эта бессловесная дуэль, не появись в кабинете еще один человек.
— Ваше сиятельство! — Невысокий седоволосый мужчина в мундире гренадерского полка распахнул дверь. Изрядно оробел и даже на мгновение застыл на месте, увидев небольшую, но грозную фигуру Книппера. — Доброго дня, Иван Людвигович… Вам уже известно, что случилось?
Погоны с золотым шитьем, две звездочки… генерал-майор. Похоже, один из младших членов Совета, сменивший на посту то ли отца, то ли брата. В последнее время Морозов все хуже запоминал имена и, как ни старался, сейчас не мог сообразить, кто именно вломился к нему в кабинет.
— Ваше сиятельство, включите телевизор! — Генерал, видимо, сообразил, что никто его не понимает. — Быстрее! Прямой эфир!
Первой мыслью было выставить наглеца вон, но тот едва ли стал бы так надрываться, не имея на то серьезной причины. Морозов поморщился, вздохнул, коротко кивнул Книпперу, извиняясь за неудобство — и все-таки потянулся к пульту, лежавшему на столе рядом с телефонным аппаратом.
Жидкокриссталический экран под потолком вспыхнул…
И на нем появилось ненавистное лицо. Второй человек — после Острогорского, конечно же — которого его сиятельство Николай Ильич Морозов предпочел бы видеть лежащим в гробу под толстым слоем алых гвоздик.
А еще лучше — никогда не видеть вообще.
— Да, слухи не врут. Я имел честь намедни беседовать с ее высочеством Елизаветой Александровной.
Гагарин — впрочем, как и всегда, буквально воплощал собой уверенность, утонченные манеры и ту аристократичную небрежность, которая редко достается даже сиятельным князьям в бог знает каком поколении. Погода на улице выдалась жаркой, так что сегодня он выбрал светлый костюм, надетый поверх угольно-черной рубашки. Никакого галстука — зато пуговиц сверху расстегнуто две или даже три. На ком-нибудь другом это наверняка смотрелось бы неуместно или даже безвкусно, но, но старик умел любой костюм носить так, что столичные модники в четыре раза моложе тут же принимались копировать его наряды.
Икона стиля, черт бы его побрал.
— Вы действительно собираетесь занять должность канцлера Государственной думы? — поинтересовался женский голос за кадром.
— Да, это так. — Гагарин чуть склонил голову. — Рано или поздно кто-то должен был взять на себя смелость и принять нелегкое бремя, которое прежде нес безвременно покинувший нас его сиятельство Иван Петрович Мещерский. И, по единодушному мнению заседателей, сейчас я справлюсь с этой работой куда лучше любого из них. Возраст дает о себе знать, конечно же. — Гагарин улыбнулся и будто бы невзначай пригладил и без того безупречно уложенные седые волосы. — Однако на год или два меня еще хватит. Вполне достаточно, чтобы подыскать себе достойную замену.
— И что же сподвигло ваше сиятельство?..
— Как я уже говорил — личная беседа, — с явной охотой отозвался Гагарин. — С той, кого я надеюсь уже через неделю назвать «ваше императорское величество». Полагаю, я буду первым, кто сообщит соотечественникам это судьбоносное решение: Елизавета Александровна считает, что затягивать не следует. — Гагарин посмотрел прямо в камеру. — И назначила коронацию на третье сентября — уже через неделю.
— Господь милосердный… — Морозов стиснул пульт от телевизора так, что тонкий пластик затрещал. — Прекратите это безобразие!
— Прекратить? — с мрачной ухмылкой поинтересовался Книппер. — Прямо сейчас отправиться на Дворцовую площадь и арестовать Гагарина? Боюсь, это едва ли возможно… Не говоря уже о том, что старик силен, как сам черт. Я не рискнул бы выйти против него ни в одиночку, ни вдвоем, ни даже…
— Я знаю! — рявкнул Морозов. И, взяв себя в руки, продолжил уже тише. — Знаю, черт бы вас всех побрал… Нельзя дать девчонке надеть корону. Сейчас — нельзя. Значит, у нас есть всего неделя, чтобы…
Мысли скакали, как бешеные, и ничуть не желали встать в привычный ровный строй. Морозов изо всех сил пытался заставить себя дышать ровнее, но пока без особого успеха. Вытер со лба пот рукавом кителя, бросил взгляд на стоявшую на полке бутылку коньяка…
А телевизор, тем временем, продолжал издеваться.
— А что вы думаете об исчезновении нашего героя — Владимира Острогорского? Куда мог подеваться советник ее высочества? — продолжила невидимая репортерша. — И как вы прокомментирует слухи, которые…
