– Идём. Не слушай их, Онил, – осторожно разворачиваю девчонку, касаясь её плеча.
Потому что если не уйдём сейчас, велик риск того, что я вернусь и всё-таки закончу начатое. Сука договорится что одна, что вторая.
В дверях комнаты Онил стоит её двоюродная сестра. Пялится на меня во все глаза, широко открыв рот. Сейчас она – один в один мамаша.
– Изыди, Сандра, – бросаю раздражённо, кивком головы указывая направление, в котором ей следует двинуться.
– Я Сара.
– Мне плевать, исчезни.
Растерянно моргает, но послушно отступает, пропуская в комнату сестру. Вхожу следом за Роуз и захлопываю дверь прямо перед длинным носом Сандры. Отрезаю нас от внешнего мира... Достаю из кармана брюк пачку сигарет и подхожу к окну. Распахиваю его настежь, впуская в комнату шум дождя, и оперевшись спиной о подоконник, щёлкаю зажигалкой.
В комнате царит полумрак, но тоненькую фигуру Онил, присевшей на краешек кровати, я вижу предельно отчётливо. Даже не верится, что вот она передо мной. Настоящая…
Курю, медленно выпуская дым, и пытаюсь успокоиться, ведь в ушах до сих пор звенит мерзкое «шалава сопливая», и злость по-прежнему требует выхода. Меня всегда слишком глубоко задевало то, что связано с Роуз. А уж если кто-то обижал её, то вообще сносило крышу капитально.
Её тяжёлый вздох отзывается уколом под рёбрами. Смотреть на неё такую невыносимо. Ещё там в траурном зале отметил нездоровую худобу и болезненную бледность. Роуз стояла рядом с отцом. Строгое чёрное платье. Безучастный взгляд, потухшие глаза.
Такая потерянная и маленькая…
Очень хотелось подойти, но её всё время окружал кто-то из родственников или знакомых. А потом она и вовсе ушла. Не знаю, что случилось.
На кладбище я всё же поехал. Как бы не складывались мои отношения с Элис Онил, чувствовал, что так будет правильно. Вопреки словам её подруги, никакого удовлетворения от случившегося я не испытываю. Мне искренне жаль мать Роуз. Я никогда всерьёз не желал ей мучительной болезни или смерти. Однако да, в какой-то момент мне всё же стало не по себе. Я ведь и правда проклинал её. В то утро, когда она путём шантажа отправила Роуз во Флориду и в ту ночь, когда я ехал оттуда на своём додже домой. Орал как ненормальный, что ненавижу их обеих… Но нет, такого исхода у Бога я не просил.
Дождь шумит всё громче, а мы оба по-прежнему молчим. Роуз сидит, опустив голову. Сгорбилась, худенькие плечи то и дело подёргиваются. Она сейчас напоминает куклу с поломанным механизмом. И боюсь, внутри всё гораздо хуже, нежели кажется снаружи. Она ведь, как всегда, борется с собой и старается держаться. Из последних сил.
Потушив окурок о пепельницу, отталкиваюсь от подоконника и направляюсь к ней. Запихнув обиды и претензии куда поглубже. Сейчас то, что произошло между нами год назад, не имеет значения. По крайней мере, не в данный момент. Девчонка потеряла мать, и я пришёл поддержать её. Когда такие вещи происходят в жизни любимого человека, важно быть рядом. Даже если этот человек тебе уже не принадлежит…
Присаживаюсь на корточки перед ней.
– Роуз… Ты в порядке?
Слова даются с трудом. В глотке будто песок. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потому что она поднимает голову и я, помимо воли, попадаю в плен её прекрасных глаз.
Кивает. Сглатывает...
Разглядываем друг друга… Жадно. Долго. Излишне внимательно. Пристально. Будто не виделись целую вечность. Хотя для меня этот год без Неё и был грёбаной вечностью. Серые, одинаковые будни сменяли друг друга, а я всё загибался по девочке, так хладнокровно распрощавшейся со мной.
Хочется протянуть руку. Коснуться. Но я понимаю, что это… лишнее.
Изменилась ли она?
Чем живёт?
И кому принадлежит тот голос? Парень её? Так быстро смогла меня забыть?
Последняя мысль приходит очень вовремя. Полосонув остриём бритвы, сбивает морок, и Роуз, очевидно заметив перемену, снова опускает глаза.
В эту самую минуту распахивается дверь, и в комнате появляется её старший брат Кидман.
– Роуз, – он спешит к нам. Садится рядом с сестрой на кровать. – Они ушли. Все. Я настоял на этом. Ты как?
– Нормально, – отвечает она ему бесцветным голосом.
– Лерой, извини за это. Я не думал, что Клэр и Линда устроят нечто подобное. Мне искренне жаль.
– Да брось, Кид, ерунда. Мне не привыкать.
– И всё равно. Стыдно, что это произошло в нашем доме. Роуз, её слова… Не принимай близко к сердцу, хорошо? – с беспокойством косится на сестру. – Идём, тебе нужно в душ, ты ведь вся промокла.
Встаю и наблюдаю за тем, как Кидман провожает её в сторону ванной. Как только они исчезают за дверью, возвращаюсь к окну. С тоской смотрю на дом, что стоит напротив. Мой дом...
Мы всю жизнь живём по соседству с семьёй Онил. И дочерью строгой, недоброжелательной Элис я заинтересовался ещё в далёком детстве. В ней мне нравилось абсолютно всё. От потешно вздёрнутого носа – до кончиков светлых, выгоревших на солнце волос. От взгляда, метающего стрелы – до скромной, искренней улыбки. Адресованной, конечно же, не мне. Куда уж хулигану и раздолбаю до рафинированной гимнастки. Однако уже тогда я поставил себе цель. Решил, что когда повзрослею, обязательно сделаю всё для того, чтобы Роуз Онил была со мной.
– Картер, ты не мог бы побыть с ней какое-то время?
Оборачиваюсь. Кид, утомлённый и напрочь эмоционально выпотрошенный, стоит напротив.
– Конечно. У меня билет на завтрашний вечер. К сожалению, на более длительный срок задержаться не смогу.
– Я очень признателен тебе за то, что ты приехал, – он тяжело вздыхает и кладёт ладонь на моё плечо. – Честно говоря, я пока вообще не понимаю, как жить дальше.
Обнимаю его и ободряюще похлопываю по спине.
– Крепись, Кид. Больше сказать мне нечего.
Он кивает. Мы оба прекрасно понимаем, что громкие оды соболезнующих – пустой звук. Никакие слова не способны помочь пережить боль утраты. Тем более, когда речь идёт о твоих близких.
– Нам нужно ненадолго уехать, врач позвонил, хочет поговорить.
– Ясно.
– Спасибо, что отвёз Лоретту в больницу.
– Перестань благодарить, в самом деле, мы ведь не чужие, Кид. Как бы там ни было.
Так и есть ведь...
– Всё равно спасибо, – качает головой он. – Пойду, отец уже ждёт в машине. Присмотри за Роуз, ладно? Я очень за неё переживаю. Она сама не своя.
– Езжай спокойно, Кид. Нормально всё будет.
Я спускаюсь вниз вместе с ним. Щёлкаю кнопкой электрочайника и терпеливо жду, пока он закипит. Завариваю ромашковый чай для Роуз (ещё не хватало, чтобы она ко всему прочему заболела) и возвращаюсь в комнату. Всё ещё не вышла. Это начинает напрягать. Сперва думаю дать ей ещё немного времени, но когда слышу это… пальцы непроизвольно хватаются за дверную ручку и тянут её на себя.
– Роуз…
Девчонка сразу попадает в поле зрения. Она в полотенце, сидит прямо на кафельном полу. Прижав колени к груди, тихо плачет. О чём свидетельствует тот факт, что её плечи периодически дёргаются.
Делаю шаг вперёд. Закрываю кран и вынимаю пробку в ванной, позволяя воде убежать вниз. Ещё немного и потопа было бы не избежать.
– Эй… Давай-ка встанем, – поднимаю её, игнорируя слабый протест.
Она не смотрит на меня, стыдливо опускает глаза и сжимает узел полотенца, открывающего взгляду гораздо больше, чем ей хотелось бы.
– Идём, не надо здесь сидеть. Слышишь?
Роуз послушно кивает, пытается взять себя в руки, но очевидно нервы уже натянуты до предела. В какой-то момент она делает короткий, судорожный вдох, а потом, не сдержавшись, начинает рыдать.
Так и думал, что этим кончится, слишком отстранённо-равнодушной она казалась.
– Роуз…
Ох, мать вашу, видеть её слёзы очень тяжело. И смотреть на то, как искажаются тонкие черты лица в приступе острой боли. Если бы мог, забрал бы эту боль. Лишь бы только не плакала. Не убивалась вот так.
Наплевав на гордость, притягиваю девчонку к своей груди. Обнимаю её, осторожно сжимая в своих руках.
