– Уверен? – его интонация выражает сомнение.

– Всё уже неважно, Рид, – опускаю взгляд на свои руки. – Слишком далеко всё зашло. Я… не контролирую себя рядом с ней.

– Всегда так было.

Качаю головой.

– На этот раз я перешёл черту. Хотя раньше мне казалось, что я никогда этого не сделаю, – потираю шею и закрываю глаза.

Всё ещё трясёт…

В голове сумбур.

В груди – чёрная дыра.

Снова прокручиваю тот эпизод… и от самого себя тошно.

Зачем ты это сделал?

– Не понял, это щас о чём? – напрягается Рид.

– Я… её ударил, Брукс… – признаюсь, ощущая неимоверный стыд, заполняющий каждую клетку моего тела.

– Что ты… сделал, повтори-ка… я не расслышал, – изумлённо переспрашивает он, поднимаясь со своего места.

Естественно, снова бросается на меня. Но на этот раз защищаться я не хочу...

Резко толкает на поручни. Бьёт по лицу, и скулу мгновенно обжигает огнём.

– Спятил, Лерой? – хватает за футболку и встряхивает.

– Похоже на то, – соглашаюсь я, встречая осуждение в его глазах.

– Ты не мог, кто угодно… Я, но не ты! – не верит. Явно был лучшего мнения о своём друге…

– Я тоже так считал, – убираю от себя его руки и потираю ушиблённую скулу.

Нормально так приложился, но боли недостаточно...

– Как это произошло? – пилит меня по кускам ожесточённым взглядом. – На хер ты вообще к ней попёрся, идиот?

– Тебя искал. В глаза тебе хотел посмотреть.

– Ой дебииил, – он поражённо вздыхает и оседает в кресло.

– Слово за слово, поскандалили. Она начала истерить, смеяться… и я… залепил ей пощёчину.

Теперь однозначно это – моё худшее воспоминание. А не тот дождливый день в Джексонвилле.

– Я никогда себе этого не прощу. Здесь не может быть никаких оправданий. Я... не должен был этого делать.

Пальцы, которыми я держу сигарету, дрожат. Ко рту не в состоянии поднести её. Неврастеник.

– Мне нельзя к ней приближаться и больше я себе этого не позволю.

– А извиниться ты не хочешь? – наконец прерывает обет молчания.

– Какие к чёрту извинения, Брукс? О чём ты? – снова тянусь к бутылке. – Мне в своём собственном аду гореть за это всю оставшуюся жизнь. И никакое «прости» тут не поможет. Слушай, а ведь её мать была права. Я такой же, как он! Такой же, как мой отец!

– Нет, ты – не он, – хочет убедить меня в обратном, но напрасно.

Надо смотреть правде в глаза. Дурная кровь всегда даёт о себе знать...

– Элис не зря всеми силами пыталась уберечь от меня Роуз, – сажусь прямо на пол и прислоняюсь спиной к прохладной стене. – Она достойна лучшего. Чёртов неуравновешенный псих рядом – это не то. Совсем не то… Все вы были правы, у наших отношений никогда не было будущего.

– Лерой…

– Знаешь, смотрел на неё ещё мелкую… а внутри уже тогда всё горело и плавилось. Думал, вырастет – себе заберу. Защищать буду, беречь её… В лепёшку расшибусь, но сделаю счастливой, – сглатываю битое стекло, вставшее в глотке, и горько усмехаюсь. – Сделал твою мать...

– Думаю, она была счастлива с тобой, Картер, – кладёт руку мне на плечо.

– Хорошо, если так...

Любила ли Роуз меня по-настоящему? 

Увы, у меня нет ответа на этот вопрос. 

Может быть… А может, ей так только казалось… 

В любом случае, тот год, который мы провели вместе, был особенным для нас обоих. Я чувствовал это...

– Надо отпустить её, Лерой. Ты сможешь? – Рид нарушает тишину первым.

– Смог ведь однажды.

Чуть не подох, но смог… 

– Это будет самым верным решением. Вы зациклились друг на друге. Она провоцирует, ты слетаешь с катушек. Это путь в никуда. Бедой закончится, понимаешь? – разъясняет словно недалёкому.

– Понимаю, Рид. Я всё прекрасно понимаю, – окурок летит в сторону.

Я никогда не смогу забыть эту девчонку, но оставить в покое обязан. 

– Эмбер – идеальный для тебя вариант. Наверное, – добавляет он, когда я стреляю в него убийственным взглядом. – Тебя не кроет рядом с ней. В этих отношениях ты спокоен.

– Потому что это совсем другое, Рид. Даже близко не то… Мой мотор рядом с ней стучит ровно. Хотя я не отрицаю, что она по-своему дорога мне.

– Тогда верни всё как было. Так будет правильно?

Не то спрашивает, не то утверждает.

Да кто знает, как оно правильно… И можно ли так цинично и эгоистично поступать с человеком, которому ты дорог. 

– Скажи, ты любишь Смит? – несколько секунд изучаю звёздное небо над головой.

– Какого хера ты переводишь тему? – недовольно взъерепенивается.

– Простой вопрос. Любишь или нет? – допиваю содержимое стакана, ставлю его на стол и всё ещё жду от него ответа.

– Ненавижу это грёбаное слово, – психует, почёсывая бровь. – Какое значение ты в него вкладываешь?

Сам осознает однажды. Все оттенки этого слова можно лишь прочувствовать. Смысл пустой пьяной болтовни? 

– Это я к чему… – слышу, как настырно звонит внутренний телефон. – Не вздумай косячить. Взгляни на меня, неудачника и сделай выводы. Не упусти… своё, Рид. Но лезь туда, только если действительно любишь.

Он внимательно на меня смотрит и откидывается на спинку кресла.

Что там происходит в его отбитом мозгу – не ясно.

– Пойду гляну, кого черти принесли… – принимаю вертикальное положение и, шатаясь, возвращаюсь в номер...

Сижу на пустынном пляже до самого рассвета. Наблюдаю за тем, как солнце лениво поднимается в небо, нехотя цепляясь за редкие, перистые облака...

Тело ломит, голова дурная, а на душе так темно и мерзко, что не передать никакими словами. Осознание того, что я наделал, оседает чёрной сажей внутри...

Угнетает.

Отравляет.

И медленно убивает.

Что я чувствую в данный момент? Мне жутко стыдно и чертовски больно. Больно за Неё...

Честно говоря, не ожидал от себя подобного поступка. Я всегда был уверен в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не трону Роуз. Но, к собственному ужасу, я даже не помню момент, в который у меня окончательно отказали тормоза. Только её смех. Оглушающий и звонкий.

Урод конченый! Будь Элис жива, она непременно сказала бы своей дочери: «Я же тебе говорила, он себя ещё покажет…» 

И вся печаль в том, что была бы права!

Надо же, уму непостижимо, спустя столько лет я начинаю понимать, почему мать Роуз всячески вставляла палки в колеса. Почему так жаждала разлучить нас. И почему пошла на крайние меры, когда я позволил себе украсть её дочь… Похоже, она знала наперёд, что однажды я собственноручно наломаю дров и облажаюсь по-крупному.

Увы, именно так и произошло. По сути я не смог доказать, что достоин быть с Роуз. Причина здесь простая – нутро у меня дерьмовое, как ни крути... И дело не только в генах моего папаши, я сам по себе вспыльчивый, агрессивный и неуравновешенный. К сожалению, не только на ринге, но и в жизни…

А ведь казалось, что я наконец-то немного успокоился. Обрёл штиль с Эмбер и всё такое. Но стоило мне столкнуться со своим болезненным прошлым – и здравствуй, шторм, в котором наш корабль потерпел крушение. Одиннадцать по десятибалльной шкале, как любит выражаться Смит.

Накрыло с головой. Затопило ненужными чувствами и эмоциями. Настолько противоречивыми, что в пору свихнуться и лишиться рассудка.

Думаю, именно это со мной и произошло...

Оказывается, можно любить и ненавидеть одновременно. Страстно желать и презирать себя за это. Испытывать нездоровую необходимость в том, чтобы человек-триггер был рядом, но при этом настолько же сильно хотеть, чтобы он исчез из твоей жизни навсегда.

Бред полный… но как есть. Теперь уже правда всё это не имеет значения. Есть границы, которые стёрлись. Точнее, я сам их перешёл…

Рид находит меня после восьми. Молчит. Хмуро осматривает мой непотребный внешний вид и протягивает руку.

Да, осуждает. Да, страшно злится, но всё равно даёт понять, что, несмотря ни на что, готов поддержать своего шизанутого друга. Всегда так было и всегда так будет. Даже в свете недавних событий. Тем более, что по итогу история с Онил оказалось какой-то нелепицей. Спасибо моей больной фантазии и присущей ему беспечности.