«Что ... говорят о Государ??» — спросил ген. Дубенскій какого-то полковника, прибывшаго в Псков 2 марта с первым по?здом из Петрограда посл? революціонных дней. «Да о Государ? почти ничего не говорят», — отв?тил полковник.

Намек на убійство Распутина.

Палеолог разсказывает, что 28-го в 5 час.  дня его пос?тил челов?к, высоко стоящій на іерархической л?стниц? бюрократіи, н?кто К. (Коковцев?), заявившій, что он прибыл к нему по порученію Родзянко для того, чтобы узнать мн?ніе посла по поводу проекта думскаго комитета о монархіи.

В эту ночь при. объ?зд? города Гучковым в его автомобил? был убит кн. Вяземскій, давній единомышленник Гучкова и соучастник в подготовк? посл?дняго дворцоваго переворота. Вяземскій погиб от одной из т?х случайных «шальных пуль», которых было много в т? дни в Петербург?. Эту версію без всяких каких-либо оговорок передавал мн? лично и сам Гучков.

В это ц?ликом ув?ровал, напр., Чернов, в качеств? историка революціи.

Свид?тели, бывшіе в Псков?, утверждают, что документ, привезенный думскими делегатами, был написан рукою Шульгина. Не очень можно дов?рять мемуаристу с такой ослабленной памятью в отношеніи собственных д?йствій.

Распространившаяся в Дум? молва и вызвала, в?роятно т? недоброжелательно-скептическіе разговоры, которые услышал Набоков 2 марта в Таврическом дворц?.

Повседневность записей в «дневник?» Палеолога должна приниматься весьма относительно. Ясно, что многія записи д?лались задним числом: так не мог Палеолог в полночь 1-го марта получить сообщеніе о «секретном» зас?даніи представителей «либеральных партій», на котором в отсутствіе соціалистических депутатов во Врем. Ком. р?шался по предложенію Гучкова вопрос о будущей форм? правленія и было принято р?шеніе о немедленной по?здк? в Псков, чтобы добиться от Царя добровольнаго отреченія.

«В то время, — пояснял очень обще в Комиссіи Гучков — были получены св?д?нія, что какіе-то эшелоны двигаются к Петрограду. Это могло быть связано с именем Иванова, но меня это не особенно смущало, потому что я знал состояніе и настроеніе арміи и был уб?жден, что какая-нибудь карательная экспедиція могла, конечно, привести к 'н?которому кровопролитію, но к возстанавленію старой власти она уже не могла привести».

Чхеидзе вообще не принимал почти никакого участія в работах Врем. Ком., но вовсе не отказывался от званія члена Комитета, как утверждал Гучков.

Привожу, конечно, перевод.

Дал?е Керенскій говорит, что делегаты вы?хали около 4 час. дня.

«Не возражали ли вы против принятія формы республиканскаго правленія сразу» — настаивал Соколов. — «Да там и р?чи об этом не было... По этому вопросу выказываться не приходилось. Со стороны Исп. Ком. это предъявлено не было. Я помню, я возражал по н?которым вопросам, касающимся арміи и смертной казни».

Из этих слов Гучкова вытекает, что возраженіе Керенскаго в смысл? нарушенія «полномочій» относилось только к воцаренію в. кн. Михаила.

Нам предстоит впредь не раз цитировать указанную запись в дневник? Андрея Вл. Этот дневник выд?ляется среди других доброcов?стностью и точностью в изложеніи фактов, нам изв?стных.

Автор разсказывает, как грабителя переод?вались солдатами для того, чтобы им?ть свободу д?йствія. Образныя иллюстраціи подобных «обысков» по квартирам можно найти в воспоминаніях Кельсона и др. Не сл?дует, однако, преувеличивать роль этих «полчищ» уголовных. Характерна, напр., московская статистка, не отм?тившая увеличенія преступности за март по сравненію с отчетами прошлаго времени («Р. В.»). И уголовный мір подвергся в изв?стной степени облагораживающему мартовскому психозу. Чего стоит, напр., одно сообщеніе о революціонной идилліи в Одесс?, как начальник разбойнической шайки Котовскій, приговоренный к каторг?, отпускается из тюрьмы «под честное слово» для предс?дательствованія на «митинг? уголовных». (Впрочем, возможно, что газетное сообщеніе и пріукрасило д?йствительность, и Котовскій не то «разбойник», не то «анархист», прославившійся в большевицкія времена, был просто освобожден толпой из разгромленной тюрьмы — газеты передавали, что из 2.200 б?жавших арестантов 1.600 вернулась). Но и через полгода у?здный комиссар из Раненбурга доносил правительству, что в «знаменитой Братовк?» (Нарышкинской вол.), «изв?стной своими ворами», в дни революціи краж не было, потому что на сход? «дана была клятва: кражи прекратить ».

Агрессивность толпы можно было бы прекрасно охарактеризовать разсказом небезизв?стнаго Авалова-Бермонта, появившагося в столиц? на другой день революціи, в самый разгар уличных столкновеній, если бы все пов?ствованіе мемуариста не вызывало сомн?ній — он даже дату революціи плохо запомнил: для него «роковым днем» является 26 февраля. Бермонт уложил из м?ст? перваго же солдата, который пытался его обезоружить, взял извозчика и встав на пролетк? с револьвером в руках, без больших затрудненій выскользнул из окружавшей толпы. Храбрый мемуарист негодует на т?х типовых героев, с которыми он встр?тился в Петербург?, и которые носили офицерское званія, но забыли о воинском долг?.

Общее число н?сколько больше — 1.656, но, по словам Мартынова, сюда были включены забол?ванія, который на счет революціи поставлены быть не могут (малокровіе и пр.!!). В газетах эти забол?ванія бол?е правдоподобно были отнесены к числу «нервных потрясеній».

Среди «181» имена многих остались «неизв?стными».