Но совершенная, конечно, ерунда, что для устройства «похорон жертв революціи собрали из больниц т?ла китайцев, умерших от тифа. Об этих покойниках-«революціонерах» говорит Мельник-Боткина, повторяя злостную пародію н?которых современников.

Провінція нам может дать много прим?ров того, что можно назвать революціонной идилліей. Напр., в Екатеринослав? помощник полицеймейстера полк. Б?локонь шел во глав? манифестаціи 3 марта; в Бахмут? полиція охраняла порядок в аналогичной манифестаціи; в Харьков? губернатор объявил 4-го, что всякое выступленіе против новаго правительства будет «всем?рно пресл?доваться и караться по всей строгости закона»; курьезно, что о «привлеченіи к отв?тственности» врагов новаго строя говорил никто иной, как м?стный начальник жандармскаго управленія.

Драма в Луг? 1 марта (в этот день Луга, пережила то, что Петербург пережил 28-го) может явиться довольно доказательной иллюстраціей. Вот как она изображена в воспоминаніях Вороновича. Я вынужден отбросить вс? характерныя детали, объясняющая обстановку, в которой произошел арест Менгдена группою солдат разрозненных частей, преимущественно артиллеристов новобранцев, при попустительств? кавалергардов, среди которых «наш старик» пользовался значительными симпатіями. Мотив ареста был тот, что нужно арестовать офицеров «из н?мцев» по подозр?нію в шпіонаж?. Подлежали аресту по приготовленной «записочк?»: фон Зейдлиц, бар. Розенберг, Собир, Эгерштром и гр. Клейнмихель. Первые трое, оказавшіеся в управленіи, были, взяты на поруки кавалеристами и оставлены на свобод?. Полк. Эгершгром и ротм. Клейнмнхель были приведены на гауптвахту, гд? был заключен ген. Менгден, как не признающій новаго революціоннаго правительства. Воронович подчеркивает, что Эгерштрома и Клейнмихеля «ненавид?ли вс? солдаты пункта» (Клейнмихель наканун? приказал «всыпать сто розог» за неотданіе чести). Вызывающее поведеніе арестованных, т. е. угрозы со стороны их в отв?т на «глумленіе» солдат, вызвали самосуд, жертвой котораго сд?лался и Менгден... «Убійство Менгдена — говорит Воронович — произвело на солдат удручающее впечатл?ніе. Я слышал, как многіе предлагали немедленно разыскать убійцу старика и расправиться с ним». Что касается Штакельберга, то зд?сь была и н?которая специфичность в обстановк?. По разсказу кн. Путятиной, жившей в сос?днем дом?, старик генерал со своим деньщиком оказали вооруженное сопротивленіе «в теченіе н?скольких часов» толп? солдат, пытавшейся проникнуть в дом.

«Страх» и «неув?ренность» отм?чает и упомянутая выше протокольная запись опроса в Волынском полку. «Стадо баранов» скажет про перепуганных запасных старик Врангель.

Трудно опред?ленно р?шить этот вопрос, хотя во всей литератур?, начиная с сов?тской «хроники» революціонных событій, приказ этот цитируется, но среди опубликованных офиціальных документов (два воззванія временнаго Комитета, пом?ченныя 27-м) его н?т. Нельзя забывать, что типографская техника в первую ночь еще так плохо была налажена, что одно из первых сов?тских обращеній, предлагавшее населенію пріютить и накормить возставших солдат, распространялось по городу в литографированном вид?.

В воспоминаніях (с обычной неточностью) можно найти отклик закулисной борьбы, происходившей в собраніи. В Исп. Ком. «явились возбужденные офицеры» — разсказывает Суханов — которые жаловались «на злостное искаженіе их позиціи, так как из Временнаго Комитета, куда доставлена была резолюція, она пошла в печать уже без Учредительнаго Собранія». «Я прочел резолюцію (т. е. «проект) — вспоминает Шульгин — и кратко объяснил, что говорить об Учр. Собраніи не нужно». Делегаты об?щали «вычеркнуть и провести это в собраніи». Однако, резолюція с Учр. Собр. была проведена единогласно. Родзянко, относя резолюцію на 3-ье марта, говорит, что собраніе («в числ? около ста тысяч челов?к» так и напечатано в гессеновском «Архив?») вынесло «самыя р?зкія резолюціи до требованія ареста имп. Николая II» — «многочисленная депутація явилась ко мн?( тогда во Врем. Ком. с ц?лью поддержать резолюціи и с трудом удалось успокоить взволнованную до невозможности публику». Резолюція была напечатана с упоминаніем об Учредительном Собраніи и, в?роятно, она оказалась не без вліянія на то «новое теченіе», которое к вечеру перваго марта стало нам?чаться в руководящих кругах «цензовой общественности».

По словам солдата-большевика Сорокина, принадлежавшаго к составу Гвардейскаго Экипажа, «революціонная осанка» в. кн. Кирилла шла будто бы так далеко, что он сам, взяв винтовку, отстр?ливался от «городовых» — воображаемых и невидимых врагов.

Подлиннаго текста энгельгардтовскаго приказа я не мог найти. Даже дата его остается сомнительной, ибо многіе из упоминающих о нем относят его к 28-му, не к первому, что, пожалуй бол?е соотв?тствует обстановк?.

Весьма большое, конечно, »преувеличеніе допустили составители «Хроники февральской революціи» в утвержденіи, что «к 4 часам 27 февраля весь город за исключеніем Адмиралтейства, Зимняго дворца и Петропавловской кр?пости находился во власти возставших».

Военныя училища, которыя старое правительство не считало возможным привлекать к подавленію уличных безпорядков, были в февральскіе дни на положеніи «нейтральных» (Мстиславскій). Правильно было бы сказать о положеніи колебательном: один из документов военной комиссіи, пом?ченный 6 ч.50 м. утра перваго марта, гласит, напр., что павловское училище «располагалось, может быть, даже выступить против».

При отсутствіи матеріала приходится воздерживаться от слишком категорических толкованій, к которым склонны комментаторы большевицких изданій, и связать диктаторскія тенденціи Караулова (если только в?рить указаніям Шульгина) с попытками использовать Преображенскій полк.

Стеклов, очевидно, им?л в виду упомянутое объявленіе Энгельгардта.

Челов?к иного лагеря, сын члена Гос. Думы Алекс?ев, тогда еще студент Петербургскаго университета, в стать? «Рожденіе приказа номер первый» (с подзаголовком «из дневника»), напечатанной в 32 г. на столбцах эм. газеты «Возрожденіе», развил противоположный взгляд на происхожденіе этого документа. Он утверждал, что сам присутствовал 28-го в Таврическом дворц?, когда «рабочіе и солдатня, представители революціоннаго Петербурга и германскаго ген. штаба создавали «приказ № 1». Алекс?ев вид?л отпечатанный на машинк? оригинал текста с карандашными и чернильными поправками разными почерками, «заготовленный не в пом?щеніи Думы » принесенный Кливинским. В его присутствіи оригинал текста по использованіи почему-то был иниціаторами передан депутату Караулову, с которым представители революціонной демократіи не были в добрых отношеніях. Глаза Алекс?ева вообще в то время вид?ли слишком много, а рука его это многое занесла в «дневник». Явившись утром или в ранніе дневные часы в Думу, он застал «необычайное зр?лище» превращенія Таврическаго дворца в «цитадель» — сп?шно свозилось продовольствіе, заготовляли ручныя гранаты. Вокруг в углах и на балконах говорились р?чи, «ежеминутно» приводились арестованные и т. д. На этой неудержимой фантастик? слишком богатой (памяти очевидца останавливаться, конечно, не стоит. Отм?чаем ее, как посл?днее (хронологически) выраженіе другой версіи происхожденія «приказа № 1», сд?лавшейся также общим м?стом в мемуарах, вышедших из среды представителей «цензовой общественности» 17 г. Там царит на основаніи «внутренняго уб?жденія» в?ра в германское происхожденіе приказа, осуществленного через посредничество особой «подпольной организаціи» (Гучков, Родзянко, Шидловскій и др. — даже отчасти Милюков). У таких «историков» революціи, как Якобій, «приказ № 1», являющій собой выполненіе обязательств перед германским ген. штабом, ц?ликом и проредактароваи посл?дним.