В изложеніи Шульгина Керенскій сказал Мих . Ал., что он принадлежит к партіи которая запрещает соприкасаться с лицами императорской крови (!). Еще бол?е образно представил это Андр. Владиміровичу Караулов. Керенскій заявил, что «поступился вс?ми своими партійными принципами ради блага отечества и лично явился сюда», за что его «могли бы партійные товарищи растерзать»...

По отзыву Караулова Керенскій «наибол?е ярко характеризовал момент». Он сказал, что «вчера еще бы согласился на конституціонную монархію, но сегодня, посл? того, что пулеметы с церквей разстр?ливали народ, негодованіе слишком сильное, и Миша (это запись Ан. Вл.), беря корону, становится под удар народнаго негодованія, из под котораго вышел Ники. Успокоить умы теперь нельзя, и Миша может погибнуть, с ним и они вс?». Эта передача, очевидно, может установить только смысл р?чи оратора, а не подлинныя его слова, равно как и термины «вчера» и «сегодня» должны быть понимаемы относительно.

По воспоминаніям Керенскаго («Новый Журнал»), Шульгин «просто промолчал».

В изложеніи Милюкова, Мих. Ал. все время молчал. В процитированных строках воспоминаній Родзянко говорится о вопросах, поставленных Мих. Ал. — в?роятно, это было уже тогда, когда они остались наедин?. По словам Керенскаго, Вел. Кн. все время проявлял активный интерес, много раз вм?шивался, переспрашивал и просил повторить.

Милюков говорит, что отд?льная бес?да была только с Родзянко, но и Караулов разсказывал Андр. Влад. о бес?д? с Родзянко и Львовым.

Информатор Палеолога передавал ему, что Керенскій попросил Мих. Ал. только не сов?товаться с женой, на что М. А. отв?тил: «Успокойтесь, А. Ф., моей жены сейчас н?т зд?сь. Она осталась в Гатчин?». Сам Палеолог занес в дневник, что Вел. Кн. не там легко уступил бы, если бы «честолюбивая и ловкая» кн. Брасова была в Петербург?.

Впрочем, нельзя быть ув?ренным в том, что опред?ленная точка зр?нія Набокова не установилась под вліяніем поздн?йших размышленій над протекшими событіями. По крайней м?р? ген. Куропаткин при свиданіи с Набоковым 1 мая (17 г.) записал в дневник: «Набоков не очень спокойно относится к происходящему. Говорит, что совс?м не то они ожидали. Что надо было, чтобы Михаил нашел в себ? мужество принять престол. Тогда разрухи и безначалія не было бы. Теперь н?т власти».

Проф. Платонов, преподававшій Мих. Ал. исторію, дал в 1903 г. члену Гос. Сов., руководившему изв?стным «Имп. Рус. Ист. Общ.» Поворцову, такую, расходящуюся с традиціонным представленіем, характеристику Великаго Князя: «им?ет чрезвычайно сильную волю и без торопливости, с неуклонной твердостью достигает раз нам?ченной ц?ли. К сожал?нію, умственно л?нив».

Впрочем, и Караулов, отм?чавшій большое «волненіе», которое испытывали члены Сов?щанія, разсказывал Андр. Влад., что они «все время посматривали в окно, не идет ли толпа, ибо боялись, что их могут вс?х прикончить».

Ниже будет особо разсмотр?но отношеніе фронта к февральскому перевороту.

Ген. Краснов разсказывает, что 5-го и 6-го в 4 кав. корпус? он объявил под «громкое ура» на парад? о воцареніи Михаила Александровича и награждал именем новаго императора георгіевскими крестами.

См. мою книгу «Судьба имп. Николая II посл? отреченія».

«А ргіогі, — пишет он, — можно привести очень сильные доводы в пользу благопріятных посл?дствій положительнаго р?шенія принятія Михаилом престола, несмотря на порочность с точки зр?нія юридической с самаго начала этого акта». «Прежде всего оно сохранило бы преемственность аппарата власти... сохранены были бы основы государственнаго устройства Россіи, и им?лись на лицо вс? данныя для того, чтобы обезпечить монархіи характер конституціонный... Устранён был бы роковой вопрос о созыв? Учр. Собранія во время войны. Могло бы быть создано не Временное Правительство, формально облеченное диктаторской властью, фактически вынужденное завоевать... эту власть, а настоящее конституціонное правительство на твердых основах закона... Изб?гнуто бы было то великое потрясеніе всенародной психики, которое вызвано было крушеніем престола».

В текст? воспоминаній самого Керенскаго сказано, что он заявил Мих. Ал., что берет обязательство защищать Вел. Князя от вс?х. «Мы пожали друг другу руку. И с этого момента мы остались в добрых отношеніях. Правда, мы встр?тились только раз в ночь отъ?зда Царя в Тобольск, но... я им?л н?сколько раз случай оказать услугу в. князю, облегчая ему немного жизнь в новой обстановк?, в которой он находился». Как характерен этот абзац для Керенскаго-мемуарнста! В иностранных изданіях своих воспоминаній он не упомянул, что Мих. Ал. в август? был арестован по личному распоряженію тогдашняго главы правительства.

Б?дный Шульгин, им?вшій, в?роятно, н?сколько потрепанный вид посл? псковских перипетій, не изб?г обвиненій в демагогической приспособляемости ко вкусам толпы. Так кн. Брасова говорила Маргуліесу, что монархист Шульгин «нарочно не брился» и «над?л самый грязный пиджак», «когда ?хал к Царю, чтобы р?зче подчеркнуть свое изд?вательство над ним».

Затрудненія, которыя испытывала военная власть на фронт? при быстротечном ход? событій и при условіях, что верховный главнокомандующій находился на Кавказ?, Ставка в Могилев?, правительство в Петербург?, можно иллюстрировать прим?ром, по существу, может быть, и второстепенным. Первый приказ верховнаго главнокомандующаго, пом?ченный 3-м мартом, совпал с опубликованіем «манифеста» Михаила. В них им?лось р?зко бросающееся в глаза противор?чіе. Ник. Ник. говорил, обращаясь к солдатам: «...что касается вас, чудо-богатыри, сверхдоблестные витязи земли русской, то я знаю, как много вы готовы отдать за благо Россіи и престола»... В манифесте 3 марта выдвигалось Учредительное Собраніе. В Псков? обратили вниманіе на такое «серьезное» противор?чіе. Рузскій хот?л вычеркнуть слово «престол», но его штаб запротестовал (сообщ. Болдырева). Данилов настаивал на замедленіи выпуска приказа и вступил в переговоры со Ставкой, указывая, что «войскам трудно будет разобраться в таком сличеніи времени отдачи приказа верховнаго главнокомандующаго и манифеста в. кн. Мих. Ал., ибо оба документа пом?чены третьим марта. Получается безусловное впечатл?ніе несогласованности очень тяжелое в таких государственной важности и деликатных для сов?сти каждого вопросах». Ставка в лиц? Лукомскаго считала «недопустимым» задержку приказа верховнаго. Нач. штаба, как видно из слов Лукомскаго, не считал возможным какія-либо дальн?йшія задержки, «пока не получится все черное по б?лому», ибо «проволочка» привела уже к тому, что «балтійскій флот окончательно взбунтовался». Мы увидим, что этот формальный вопрос послужил прелюдіей довольно больших осложненій тогда, когда приказ в. кн. Ник. Ник. дошел до Сов?та Р. Д.