Отвергнутая легенда передает, однако, бол?е точно идеологическія концепціи, во власти которых находились руководители "цензовой общественности" в момент переговоров с сов?тскими делегатами. В думских кругах, для которых роспуск Думы был как бы coup de foudre, по выраженію Керенскаго, еще меньше, ч?м в соціалистическом сектор? предполагали, что февральскіе дни знаменуют революціонную бурю. Была попытка с самаго начала дискредитировать движеніе. Гиппіус записала 23 февраля: "опять кадетская версія о провокаціи... что нарочно, спрятали хл?б..., чтобы "голодные бунты" оправдали желанный правительству сепаратный мир. Вот глупые и сл?пые выверты. Надо же такое придумать"[19]. "Событія 26-27 февраля — показывал Милюков в Чр. Сл. Ком. — застали нас врасплох, потому что они не выходили из т?х кругов, которые предполагали возможность того или другого переворота, но они шли из каких-то других источников или они были стихійны. Возможно, что как раз Протопоповская попытка разстр?ла тут и сыграла роль в предыдущее дни... Было совершенно ясно, что инсценировалось что-то искусственное..." "Руководящая рука неясна была, — добавлял Милюков в "Исторіи" — только она исходила, очевидно, не от организованных л?вых политических партій".

"Полная хаотичность начала движенія" не могла подвинуть руководителей думскаго прогрессивнаго блока на героическій шаг. Когда днем 27-го члены Думы собрались в Таврическом дворц? на частное сов?щаніе, никакого боевого настроенія в них не зам?чалось. Сколько их было? "Вся Дума" была на лицо в представленіи Шульгина, собралось 200 членов — исчисляет Мансырев, литовскій депутат Ичас доводит эту цифру до 300. То, что происходило в Дум? 27-го, остается до сих пор неясным я противор?чивым в деталях, даже в том, что касается самаго частнаго сов?щанія — каждый мемуарист разсказывает по своему. Не будем на этом останавливаться.

Создалась легенда, широко распространившаяся 27-го в Петербург?, о том, что Дума постановила не расходиться, как учрежденіе, и что Дума совершила революціонный акт, отказавшись подчиниться указу о роспуск?. Так на периферіи воспринял Горькій, так воспринял молву и П?шехонов. В "Изв?стіях" думскаго Комитета журналистов это "р?шеніе" было формулировано так: "Сов?т стар?йшин, собравшись на экстренном зас?даніи и ознакомившись с указом о роспуск?, постановил: Госуд. Дум? не расходиться. Вс?м депутатам оставаться на м?ст?". Милюков говорит, что безпартійный казак Караулов требовал открытія формальнаго зас?данія Думы (по словам Керенскаго этого требовала вся оппозиція в лиц? его, Чхеидзе, Ефремова (прог.) и "л?ваго" к. д. Некрасова), но сов?т стар?йшин на этот революціонный путь не хот?л вступать. В стать?, посвященной десятил?тію революціи Милюков утверждал, что было заран?е условлено (очевидно, при теоретическом разсужденіи о возможном роспуск?) никаких демонстрацій не д?лать. И потому р?шено было считать Гос. Думу "не функціонирующей, но членам Думы не разъ?зжаться". Члены Думы немедленно собрались на "частное сов?щаніе"[20], и, чтобы подчеркнуть, что это "частное сов?щаніе", собрались не в большом Б?лом зал?, а в сос?днем полуциркульном за предс?дательской трибуной[21]. О "частном сов?щаніи", помимо довольно противор?чивых свид?тельств мемуаристов, мы им?ем "почти стенографическую запись", опубликованную в 21 г. в эмигрантской газет? "Воля Россіи". К?м составлена была запись, очень далекая от "почти стенографическая" отчета, хотя и излагавшая происходившее по минутам, неизв?стно, и всетаки она, очевидно, составленная в то время, бол?е надежна, ч?м слишком субъективныя поздн?йшія воспріятія мемуаристов. Зас?даніе открыто было в 2 1/2 часа дня Родзянко, указавшаго на серьезность положенія и вм?ст? с т?м признававшаго, что Дум? "нельзя еще высказаться опред?ленно, так как мы еще не знаем соотношенія сил". Выступавшій зат?м Некрасов — тот самый, который только что перед этим в Сов?т? стар?йшин, по воспоминаніям Керенскаго, будто бы от имени оппозиціи среди других требовал, чтобы Дума совершила революціонное д?йствіе, игнорируя приказ о роспуск? — предлагал передать власть пользующемуся дов?ріем челов?ку: ген. Маниковскому с "н?сколькими представителями Гос. Думы[22]. Проект Некрасова о приглашеніи генерала из состава правительства и передачи власти в "старыя руки" вызвал довольно единодушную критику. По отчету "Воли Россіи" возражали прогрессист Ржевскій и с. д. Чхеидзе, по воспоминаніям Мансырева, Караулов, по воспоминаніям Ичаса к. д. Аджемов, находившій "среднее р?шеніе", предложенное Некрасовым, "безуміем". Большинство считало, что Дума сама должна избрать орган, которому надлежало вручить полномочія для сношенія с арміей и народом (Ржевскій). Соціалистическій сектор отстаивал положеніе, что иного выхода, как созданіе новой власти н?т — трудовик Дзюбинскій предлагал, временную власть вручить сеньорен-конвенту Думы и посл?днюю объявить "Учредительным Собраніем" (по отчету "Воли Россіи" Мансырев тогда поддерживал Дзюбинскаго). Скептически высказывался Шингарев: "неизв?стно, признает ли народ новую власть". Когда д?ло дошло до Милюкова, то он отверг вс? сд?ланныя предложенія — не желал он признать и Комитет из 10 лиц, который мог бы "диктаторствовать над вс?ми", признавал он "неудобным" предложеніе Некрасова и невозможность созданія новой власти, так как для этого "еще не настал момент". Сам Милюков не помнил уже, что 27-го он предлагал. В "почти стенографической" записи Милюковская р?чь запротоколирована в таких выраженіях: "Лично я не предлагаю ничего конкретнаго. Что же нам остается д?лать? По?хать, как предлагает Керенскій, и успокоить войска, но вряд ли это их успокоит, надо искать что-нибудь реальное" (Д?ло в том, что в это время Керенскій — как гласит запись — обратился к Собранію с предложеніем уполномочить его вм?ст? с Чхеидзе по?хать на автомобил? ко вс?м возставшим частям, чтобы объяснить им о поддержк? и солидарности Гос. Думы).

Через десять л?т свои колебанія Милюков объяснил сознаніем, что тогдашняя Дума не годилась для возглавленія революціи. Мемуаристы осторожность лидера объясняли неув?ренностью в прочности народнаго движенія (Шульгин). По утвержденію Скобелева, Милюков заявил, что не может формулировать свое отношеніе, так как не знает, кто руководит событіями[23]. В изображеніи Ичаса Милюков заключил р?чь словами: "характер движенія еще настолько неясен, что нужно подождать по крайней м?р? до вечера, чтобы вынести опред?ленное р?шеніе". "Тут мы, бол?е экспансивные депутаты, выразили бурное несогласіе с нашим лидером", при чем Аджемов особливо настаивал, что "нельзя откладывать р?шеніе до выясненія соотношенія сил" ("Воля Рос."). По стенографическому отчету Родзянко обратился тогда к собранію с просьбой "поторопиться с принятіем р?шенія, ибо промедленіе смерти подобно". Большинством было принята р?шеніе об образованіи "Особаго Комитета", "Долго еще спорили",— вспоминает Ичас — как его выбрать. Наконец, когда затянувшіяся длинныя р?чи вс?х утомили (л?вые депутаты Керенскій, Скобелев, Янушкевич, Чхеидзе постоянно выходили к толп? и возвращались на сов?щаніе, уб?ждая скор?е приступить к д?йствію), р?шили передать избраніе комитета сеньорен-конвенту, который должен был немедленно доложить Сов?щанію его состав. Посл? получасового разговора Родзянко сообщил результаты. "У меня и моих товарищей — вновь вспоминает Ичас — было такое чувство, словно мы избрали членов рыболовной или тому подобной думской комиссіи. Никакого энтузіазма ни у кого не было. У меня вырвалась фраза:  Да здравствует Комитет Спасенія. В отв?т на это н?сколько десятков членов Сов?щанія стали аплодировать". "Временный Комитет[24]удалился на сов?щаніе (это было около 5 часов), а мы около 300 членов Думы бродили по унылым залам Таврическаго дворца. Посторонней публики еще не было. Тут ко мн? подошел с сіяющим лицом член Думы Гронскій: "знаешь новость. Сегодня в 9 час. веч. прі?дет в Таврическій дворец в. кн. Мих. Ал. и будет провозглашен императором". Это изв?стіе стало довольно открыто курсировать по Екатерининскому залу".