Посколько мы можем признать относительную ц?нность приведенной статистики, посколько приходится заключить, что она опровергает граничащая с инсинуаціей сужденія мемуаристов, пытающихся подчас сознательно каким-то кровавым туманом окутать первые дни февральской революціи. Как ни далека была от уличной жизни придворная дама Нарышкина, все же она не могла бы написать в свой дневник 28-го: на улицах полный порядок, нигд? ни мал?йшаго насилія. Не только люди в "офицерской форм?", но и люди в ненавистном масс? полицейском мундир? не подвергались на улицах Петербурга жестокой расправ? в дни "солдатскаго бунта". Когда бывшій член Гос. Думы Бородин (к. д.) в день десятил?тія революціи вспоминал в нью-іоркском "Новом Русском Слов?", как "полицейских безпощадно убивали в участках и на улиц?", его память, быть может, и безсознательно воспроизводила под напором посл?дующих переживаній н?что такое, что было очень далеко от д?йствительности — слишком разительна была та цифра — 70, которую давала "статистика". Наблюдавшіе уличную толпу, реально отм?чают нам "озлобленность" против полицейских в моменты, когда обнаруживалась стр?льба с крыш из пулеметов (воображаемых), или когда ловили переряженных "фараонов". На этих расправах особо останавливается в своих воспоминаніях бар. Врангель (отец); ряженые городовые, — по его словам, — становились "гипнозом, форменным сумасшествіем" толпы, их ловили и убивали, принимая подчас б?днаго трубочиста с метлой за коварнаго и хитроумнаго фараона. Но, — должен отм?тить мемуарист, — очень скоро интерес к городовым пропал.
В Петербург?, гд? происходили уличныя столкновенія, неизб?жно эксцессов было больше, нежели там, гд? переворот по инерціи совершался в мирном порядк?, и в силу этого носил характер переворота, д?йствительно, безкровнаго. Таков, однако, был характер революціи почти по всей Россіи, и он опред?ляет собой общее настроеніе в гораздо большей степени, ч?м отд?льные, всегда возможные эксцессы; как передавал корреспондент "Русских В?домостей.", в Кіев? говорили, что в революціонные дни в город? погиб всего один челов?к, да и тот из м?ди (памятник. Столыпину)[83]. Убійства офицеров в Петербург? были единичными случаями. Этот факт тогда же отм?тил французскій генерал Лавери в донесеніи шефу своей военной миссіи в Ставк? ген. Женену (донесеніе 28-го пом?ченное 1 1/2 час. дня). Черным пятном на революціи остаются происшедшія в специфической обстановк? трагическія событія в Кронштадт? и Гельсингфорс?: по офиціальным приблизительным данным в Кронштадт? погибло около 60 офицеров, в Гельсингфорс? 39 (этих событій мы еще коснемся в другом контекст?).
Для того, чтобы понять психологію эксцессов, в сущности надлежит разсл?довать каждый случай в отд?льности, ибо подчас вовсе не "офицерскій мундир" сам по себ?, а случайно сопутствующія обстоятельства приводили перем?нчивую в настроеніях толпу к эксцессу... Никакой "правильной, организованной облавы" на офицеров, конечно, не было (утвержденіе Врангеля-отца). Среди таких случайных причин едва ли не на первом м?ст? надо поставить злостную провокацію. В революціонной толп?, в?роятно, шныряло немало "озлобленных, мстительных людей", пытавшихся сд?лать ставку на разнуздываніе стихіи (это отм?чает Петрищев). Их пропаганда усп?ха не им?ла, преломляясь в миролюбивом скор?е настроеніи толпы. Есть и еще н?которая особливость и этих первых эксцессах против офицеров, спеціально отм?ченная адм. Колчаком в телеграмм? Алекс?еву 6 марта. В Черноморском флот? было спокойно: "только на н?которых кораблях., — сообщал Колчак. — существует движеніе против офицеров, носящих н?мецкую фамилію". Эху особливость надлежит отм?тить и в отношеніи Петербурга. Ген. Врангель, прибывшій в начал? марта в Петербург, упоминает среди "жертв обезум?вшей толпы и солдат" н?сколько своих знакомых: "престар?лый гр. Штакельберг, бывшій командир Кавалергардскаго полка гр. Менгден, лейб-гусар гр. Клейнмихель"... Посл?дніе два были убиты в Луг? своими же солдатами запасных частей гвардейской кавалеріи[84].
Трудно не увидать зд?сь проявленіе рикошетом в примитивной, грубой форм? революціоннаго эксцесса той псевдонаціоналистической пропаганды, которая в атмосфер? военнаго психоза родилась в предреволюціонное время, нервируя массы, распространяя фантастическіе слухи о предательств? и изм?н? даже в царской семь?. Надо призадуматься еще над т?м, кто является подлинным виновником рожденія чреватой по своим посл?дствіям легенды "о генералах-изм?нниках" (см. мои книги "Легенда о сепаратном мир?" и "На путях к дворцовому перевороту"). С 1 марта нельзя зарегистрировать ни одного факта убійства ''офицера" в столичном град? Петра. Это само за себя уже говорит. Показательно и то, что в т?х немногих случаях, которые могут быть зарегистрированы, месть почти всегда производилась выстр?лом неизв?стнаго "из толпы".
Конечно, никакой непроходимой попасти между офицером и солдатом на исход? третьяго года войны не было. Много ненормальнаго оставалось в быту, порожденном сословными перегородками стараго режима) но совершенно неизб?жно взаимное общеніе в окопных бивуаках и изм?неніе, демократизація состава низшаго командованія смягчали искусственно устанавливаемую рознь. Но условія, в которых произошла революція, когда солдатская масса почти всегда выступала без офицерскаго состава, совершенно естественно порождали недов?ріе к настроеніям верхняго слоя арміи — что в значительной степени вытекало при неув?ренности еще за будущее из страха отв?тственности за сод?янное. Этот безотчетный страх "отв?тственности" спаивал до н?которой степени массу и заставлял ее держаться за коллектив. П?шехонов разсказывает, какія огромныя трудности предстали перед ним, как комиссаром Петербургской стороны, когда из Ораніенбаума 28-го пришел в столицу "д?лать революцію" второй пулеметный полк и потребовал отвода себ? пом?щенія. Солдат было... 16 тысяч. "До нельзя испуганные, чуть не в паник?, они ужасно боялись расправы, которая может их постигнуть за то, что они над?лали", я потому требовали "пом?стить их и одном м?ст?"[85]. Их пом?стили в знаменитом Народном Дом?, Вся масса производила впечатл?ніе "потревоженнаго улья", — солдатам казалось, что их с умыслом завели в стоящее особняком пом?щеніе, гд? их могут взорвать или иначе как-нибудь уничтожить. Офицерам была отведена небольшая комната, гд? они должны были проводить все время, оставаясь в сущности под арестом. Через образовавшійся полковой комитет комиссар уб?дил полк вернуться в Ораніенбаум, если будет "такой приказ от Сов?та". Но получить "такой приказ" оказалось не так легко, ибо "революціонныя войска не могут быть выводимы из Петрограда и должны оставаться зд?сь, чтобы защищать завоеванія революціи", — сказали в Исп. Ком. П?шехонову, а н?которым в его просьб? почудилась даже "контр-революціонная зат?я"....
Такова была психологическая обстановка, и поэтому первая же попытка от имени Временнаго Комитета ввести стихію в опред?ленныя рамки вызвала н?которое волненіе в гарнизон?. За подписью Родзянко был выпущен "приказ" по поискам, в котором предписывалось вс?м отд?льным нижним чинам и воинским частям немедленно возвратиться в свои казармы, вс?м офицерским чинам явиться в свои части и принять вс? м?ры к водворенію порядка. Командиры частей вызывались в Гос. Думу к 11 час. утра 28-го для полученія распоряженій. Тогдашній предс?датель военной комиссіи, состоявшей формально при Временном Комитет? и фактически объединявшей представителей обоих политических секторов, полк. Энгельгардт в воспоминаніях, напечатанных в бурцевском "Общем Д?л?", говорит, что "приказ" Родзянко не появился, так как, был захвачен в типографіи и уничтожен рабочими, увид?вшими в "желаніи ввести солдат в рамки дисциплины и порядка" — попытку "пріостановить, даже задушить, начавшуюся революцію". Надо думать, что "приказ" в том или ином вид? все же был распубликован[86]. Офицеры стали появляться в своих частях, командный состав возвращалcя на посты, воинскія части дефилируют с утра 28-го в Гос. Дум?, выражая свою в?рность новому порядку и т. д. Представители Временнаго Комитета говорили успокоительныя р?чи, призывая солдат слушаться офицеров: без начальников воинская часть превращается в толпу, которая неспособна выступить организованно и сод?йствовать водворенію порядка — уб?ждали Родзянко, Милюков и др. Но о каких офицерах шла р?чь? Только о т?х, конечно, которые д?йствуют в "согласіи с Гос. Думой". Пока еще трудно при отсутствіи систематически опубликованнаго матеріала, без спеціальных архивных изысканій представить себ? бытовую жизнь воинских частей в первые дни этого переходнаго періода. В соотв?тствіи со всеобщим хаосом н?что хаотическое было и зд?сь. В одн?х частях сохранялся старый командный состав, в других военная комиссія сама назначала во временное командованіе кого-либо из наличнаго состава офицеров (напр., в Волынском полку — приказом Энгельгардта, пом?ченным 8 ч. 30 м. утра 28-го командованіе вручено было двум прапорщикам), в третьих происходили выборы. Не всегда это было самозванным д?йствіем образующейся солдатской вольницы в обстановк? "мятежнаго движенія". Найдите своих офицеров, которые стоят под командой Гос. Думы, и сами встаньте под их команду — рекомендовал 28-го не кто иной, как Милюков, лейб-гренадерам (по отчету "Изв?стій" Комитета Журналистов).