Млада была без сознания: безвольно свисает рука, голова неудобно запрокинута – и видно, как на шее часто бьется жилка. Но дыхание ровное и глубокое – оставалось надеяться, что ничего непоправимого не случилось. Оттолкнув кметя, Хальвдан подошел, расстегнул на Младе плащ и осторожно вытащил из-под спины. Поправил подушку под головой.
– За Лерхом отправил кого? – не оборачиваясь, бросил он Медведю.
– Да, Раску.
Хальвдан качнул головой, увидев темное, непохожее на кровь пятно на рукаве Млады рядом с плечом. Он оглядел девушку и заметил такой же слабо проступающий потек на штанине с внутренней стороны бедра. Похоже, стрелы. И с такими серьезными ранами Млада была в пути больше седмицы? Велика выносливость у девчонки – лишь бы выжила теперь.
– По колдобинам везли галопом, что ли?
Медведь, видно, растерялся, а потому ответил не сразу:
– Да не галопом, но дорога размыта, в колеях вся. А что? Растрясли? – он обеспокоенно заглянул Хальвдану через плечо и едва не схлопотал удар по подбородку, когда тот выпрямился.
– Уйди с глаз моих.
Лицо кметя вытянулось.
– Выйди вон, – более громко повторил Хальвдан. – Еще будешь сейчас у Лерха под ногами путаться.
Медведь усмехнулся нагло, будто имел большее право находиться здесь. Не зря в детинце уже вовсю чесали языками, что кметь таскается за Младой, как щенок. И как бы она его ни прогоняла – отставать не собирается.
– А ты не будешь, воевода? – едко, с явным намерением уколоть, спросил Медведь.
– Что?!
Поняв всю прозвучавшую в коротком слове угрозу, кметь бросил последний тоскливый взгляд на Младу и вышел. Хватило ума не пререкаться дальше. Хальвдан снова повернулся к девушке. Вздохнул, осознав собственное бессилие. Он и хотел бы чем-нибудь ей помочь, даже был сведущ в ранах и их лечении, как и любой воин, не единожды бывавший в сражениях. Но сейчас опасался чем-то навредить. Млада, измученная ранениями и долгой дорогой, заметно осунулась, скулы проступили четче, губы потрескались, а румянец потускнел. Резко выделялись обтянутые кожей ключицы. Под глазами залегли едва не полноценные синяки. Казалось, тронешь не так – и тело воительницы покинут последние силы. Пусть уж лучше Лерх сделает все, что нужно и как нужно.
Благо лекарь не заставил долго себя ждать. Торопливые шаги пронеслись по коридору – и он деловито зашел внутрь. За ним спешила Раска – глаза, как блюдца, – скукожившаяся от страха и волнения. Сверкая лысиной, обрамленной почти что птичьим пухом седых волос, лекарь водрузил свой неизменный кожаный сундучок со всевозможными снадобьями на подтянутую ближе короткую лавку и, близоруко прищуриваясь, наклонился над Младой.
– Жива, – удовлетворенно буркнул он и мельком глянул на Хальвдана, который тихо отступил, освобождая ему место. – Ты не вмешивался?
Строгий голос обычно добродушного лекаря заставил почувствовать себя нашкодившим ребенком. Да и чем дольше Хальвдан стоял в клети, глядя на полумертвую Младу, тем большее смятение его охватывало. Когда-то ему приходилось помогать раненым товарищам, изрубленным в разы хлеще, лишенным в бою руки или почти половины лица. Но почему-то вид лежащей в беспамятстве девушки – такого же воина, как и другие – вгонял его едва не в оцепенение.
– Только плащ снял, – сглотнув, пожал плечами Хальвдан.
Лерх пробормотал что-то невнятно-ворчливое – кажется, на ариванском – и осторожно, но уверенно начал снимать с Млады рубаху. Раска подбежала, чтобы подсобить. Но лекарь вдруг замер и снова обернулся.
– Так и будешь глазеть, воевода?
Теперь пришло время Хальвдану убираться подобру-поздорову. Как бы безобидно ни выглядел княжеский лекарь, а перейди ему дорогу или ослушайся – упреками заклюет так, что голова весь день болеть будет. Лерх даже Драгомира умел переговорить, если очень нужно, а уж тот славился красноречием на все окрестные земли. Но помимо всего прочего лекарем старик был отменным, а потому князь не пожалел золота, когда выкупал его из рабства в Ариване. За это Лерх был предан ему безмерно, и казалось иногда, что он держит правителя, здоровенного мужика, выше себя больше чем на голову, за своего сына – настолько заботится. И сомнения не было, что для Млады – княжеского дружинника – он сделает все возможное.
Хальвдан, вдруг вспомнив, что передал ему Лешко, спешно поднялся в покои Драгомира. О том, что Млада привезла пленника, правителю, конечно же, доложили. Думается, об этом он и хотел поговорить. Стоило только войти, как князь поднялся навстречу, обошел стол и остановился. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение.
– Ты разговаривал с пленником?
Хальвдан едва не споткнулся на ровном месте от такого напора.
– А как себя чувствует кметь, который едва не погиб, тебя не тревожит? – он хмуро оглядел бесстрастное лицо Драгомира.
И заметил, что тревожит. Но князь на то и князь, чтобы перейти сразу к делу. И хранить спокойствие, что бы ни случилось. Хальвдан иногда даже завидовал его самообладанию, коим сам никогда не мог похвастаться.
– Она на попечении Лерха. Беспокоиться не о чем. – Драгомир отвернулся, прошел туда-сюда и снова вопросительно воззрился на Хальвдана, давая понять, что больше о здоровье Млады они говорить не будут.
– Нет, – смирившись, ответил тот. – С мальчишкой я еще не разговаривал. Только узнал, что он – вельд. Каким чудом Млада смогла привезти пленника даже не связанным, я и предположить не берусь. Едва не сотне дюжих деревенских до этого не удавалось, а тощей девице – удалось.
Драгомир улыбнулся так, словно никогда в Младе и не сомневался. С тихим торжеством или гордостью, будто не увидел ее первый раз меньше луны назад, а сам взрастил из отрока. Не зря, получается, заступался и осаживал Хальвдана, когда тот требовал выгнать ее за неподобающее для дружинника поведение. Доверие она оправдала в полной мере. А между тем, если рассудить, картина вырисовывалась странная и загадочная. Раз силой парня удержать не пытались, значит, приехал сам. Какой же вельд добровольно согласится отправиться туда, где его, возможно, ждет не самая легкая смерть? Предатель? Или что еще хуже – соглядатай, который прикидывается желающим помочь?
И задумывалась ли об этом Млада?
– Главное, что наконец-то у нас есть тот, кто сможет пролить свет на вельдов, – проговорил князь, вырывая Хальвдана из размышлений.
– А на смерть троих кметей? Или тебя это уже не волнует?
– Это волнует меня не меньше. Но сейчас каков резон гадать? – Драгомир пожал плечами, сложив руки за спиной. – Просто нужно допросить вельда. Сам займешься или людей Вигена отправить?
Хальвдан знал, каких подручных держит начальник стражи для допросов: с виду – отпетые головорезы и висельники. Спору нет, допрашивать они умели, но вот сомнения вызывало то, как они это делали. Хотя, если нужно, закроешь глаза на любую жестокость.
Он покачал головой.
– Подожди с людьми Вигена. Замучают мальчишку раньше, чем он успеет что-то сказать. Сам потолкую.
Драгомир согласно наклонил голову, но затем подозрительно окинул его взглядом.
– Ты какой-то… пришибленный. Уверен, что справишься? Могу и Бажана отправить.
Хальвдан не сразу осознал смысл его слов. А когда осознал – разозлился. Проклятье! Князь видел его насквозь и наверняка разгадал, что послужило причиной сегодняшней рассеянности. Хоть напрямую и не спрашивал. К чести Драгомира, ерничать первым он никогда не начинал, даже если находился повод – только в ответ на издевки. А потому в его вопросе чувствовалось искреннее участие.
– Уж с тем доходягой, которого привезла Млада – справлюсь, – Хальвдан зачем-то обеспокоенно посмотрел на дверь.
Князь беззвучно усмехнулся.
– Доложишь сразу.
Хальвдан поклонился, как того требовало почтение к правителю, но не слишком низко – как позволяла их многолетняя дружба, – и вышел из покоев Драгомира. Спустившись во двор, не глядя по сторонам, он обошел изгиб замка и направился к темницам. Влажный в преддверии дождя воздух сопротивлялся каждому шагу. Уже смеркалось, а потому кмети, вполне резонно решив, что за событиями прошедшего дня воеводы спрашивать с них ничего не станут, разбрелись кто куда. То и дело они попадались навстречу, и во взгляде каждого читался один и тот же вопрос. Каждому любопытно было бы взглянуть на живого вельда, а то и наподдать ему за все, что творило его племя. И порасспрашивать самолично. А так приходилось ждать, что скажут воеводы или сотники, когда придет время. Те же всей правды точно не выложат, чтобы не трепали лишний раз.
