Бажан, словно почувствовав напряжение Хальвдана, глянул на него и продолжил:

— Млада может знать, где искать того арияш.

Князь свёл брови, его лицо вытянулось. Посох, соскользнув с колен, глухо ударился о пол и Кирилл не сразу поднял его.

— Почему ты так решил? — нарушил возникшую тишину Хальвдан, внимательно всматриваясь в изрезанное тенями лицо воеводы.

— Да потому что она тоже арияш, тупоголовый ты болван! — повысил голос Бажан, но тут же взял себя в руки. — Я ей обещал ничего не рассказывать, потому что здесь она никому не хотела зла. Но сейчас… — он махнул рукой. — Сейчас это уже неважно.

— Так вот, почему… — будто сам себе, пробормотал Кирилл, глядя перед собой.

— Да. Она не просто арияш. Она Грюмнёрэ.

Под дых как будто ударил увесистый кулак, и плечи сгорбила страшная тяжесть. Хальвдан неосознанно провёл ладонью по лбу и всего лишь на мгновение закрыл глаза. Пол под ногами словно качнулся. Час от часу не легче… Одна из Грюмнёрэ, о которых всегда ходило столько легенд, что лучше не слушать. Особенно много — в Ариване. Там их боялись так же сильно, как и восхищались ими. Они казались выдумкой, хоть и едва ли не все убийства влиятельных людей приписывали именно им. А сейчас мало того, что Вигена убил Грюмнёрэ, так ещё и Млада оказалась одной из них.

Хальвдан поднял взгляд и повернулся к Бажану.

— Сам-то ты откуда это знаешь? — на губах против воли снова расползалась ухмылка. Удержать бы её, содрать вместе с кожей. Улыбаться сейчас вовсе не хотелось, но будто в издёвке над самим собой Хальвдан продолжал делать вид, что ему и правда интересно, откуда воевода знает о Младе так много. И скалился, пряча отчаяние, что разрасталось внутри, как какая-то хворь. Наверное, первый раз в жизни он чувствовал себя таким потерянным.

А Бажан только дёрнул плечом и снова расчесал пальцами бороду.

— Я сам в прошлом был арияш. — В его словах не было сожаления. Только горечь давно минувших дней. — Больше двадцати лет назад. И уж научился отличать обычного наёмника от того, у кого в душе пусто, как в твоей башке, когда ты входишь в охоту при виде круглозадой бабёнки.

Хальвдан сжал зубы, удерживаясь от ответной дерзости, и глянул на Кирилла, но на его лице не дрогнула ни одна мышца.

— Ты знал.

Князь только кивнул. Конечно, он не мог не знать, ведь его отец отдавал сына под присмотр бывшего убийцы. И должен был его предупредить. А Хальвдану князь рассказать подноготную Бажана не посчитал нужным. Да разве его прошлое теперь имело значение? Только жизнь Млады вбивалась в виски ржавыми гвоздями.

Она даже не воин. Убийца. И могла бы быть на месте того, кто сейчас скрывается от стражи на улицах Кирията. Арияш, которого Хальвдан сам придушил бы голыми руками, попадись он на пути.

— Отправьте за ней кого-нибудь из кметей. Чтобы через двое суток была тут. — Кирилл поднялся и направился к двери. Но, уже взявшись за ручку, обернулся и посмотрел на Хальвдана. — Говоришь, тебе всё равно, кто она?

Усмехнулся и, не дождавшись ответа, вышел из чертога.

[1] Алмара н`га тури л`асха (ариванс.) — провалиться бы тебе, проклятый.

Треск дров в печи становился всё тише: то ли поленья догорали, то ли Млада всё сильнее погружалась в дрёму, прислонившись спиной к тёплым камням. После бани совсем разморило. Ратибор отправил её туда едва ли не силой, чтобы хорошенько смыла дорожную грязь и восстановила дух. И оставил в предбаннике кусок ржаного хлеба с солью — для духа Банника, дабы не вредил. Банька вышла доброй, жаркой. Кажется, из каждой поры на теле от живительного пара выходила усталость. После Млада переоделась и устроилась в тепле, дожидаясь, что Переслава, наконец, позовёт её к Роглу. Уж второй день подходил к концу, а к вельду попасть всё никак не удавалось — не пускали, объясняя тем, что сейчас ему нужен покой. Вот только утром тот впал в беспамятство и в себя ещё не приходил.

Быстро потянуло в сон. А жена старосты всё хлопотала вокруг, то заглядывала в печь, проверяя, чтобы не подгорел хлеб, то снова исчезала в соседней клети у Рогла, а Младу будто бы и не замечала. Ждан с Ратибором тоже ушли париться, забрав с собой малыша Руслава. И потому вокруг было тихо, отчего спать хотелось сильнее. Млада даже встала и прошлась по клети, но стоило только сесть за стол — снова впала в полудремоту. Пока Переслава не тронула её за плечо.

— Сходи к нему, — мягкой волной сквозь сон колыхнулся её голос.

Млада вздохнула и попыталась сморгнуть мутную пелену. Жена старосты села рядом с ней и устало опёрлась локтями на стол, а потом убрала со лба растрепавшиеся пряди. Её глаза покраснели — и самой бы не помешало отдохнуть — но она продолжала заботиться обо всех, кто находился в её доме. О себе забудь, а гостя уважь, тем более княжеских воинов. Такие путники в деревню заходят нечасто.

— Он пришёл в себя? — подавив зевок, Млада потянулась и с нажимом потёрла переносицу.

Переслава покачала головой.

— Нет, девочка. Боюсь, уже и не придёт. У него там…

Млада резко поднялась с лавки, так, что на мгновение потемнело в глазах, и бросилась в клеть, где лежал Рогл. Там душно пахло травами и сладковато — гниющей раной. В полумраке можно было только различить тёмные спутавшиеся пряди волос на белой подушке, а кожа мальчишки была с ней почти одного цвета. Млада подошла, коснулась покрытого испариной лба Рогла, затем отогнула покрывало и стиснула его в пальцах. Вокруг рубца, что остался от стрелы, на коже расплывалось то же тёмное пятно, как вокруг её ранений когда-то. И так же сочилась необычно чёрная кровь. Но как? Ведь стрелы Рогла не были отравлены! Не иначе очередные происки его отца.

Глупый мальчишка! Ведь было говорено, чтобы не связывался с Зореном, не пытался ему отплатить за детские обиды и жёсткость. Волчонку с матёрым кобелём не тягаться. Млада опустилась на лавку рядом с постелью и долго смотрела в заострившееся, словно обтёсанное слишком усердным плотником, бледное лицо Рогла. Иногда казалось, что его веки трепещут и он вот-вот откроет глаза. Но темень за окном становилась всё глубже, а мальчишка лежал всё так же неподвижно и дышал едва-едва. Только мучительно морщился время от времени.

Не должно было так случиться. Он должен был жить, а не страдать от жестокости своего отца. В конце концов, Рогл, похоже, и правда хотел стать отроком, служить Кириллу и зла никому не желал. А с колько вытерпел унижений и нападок, и ни разу не показал слабости. Казалось, ещё немного, и отроки в детинце станут его уважать и считать за старшего.

Млада, закутавшись в сшитое из козьих шкур одеяло, прислонилась спиной к стене и упёрлась взглядом в потолок. Она будет сидеть здесь — никуда не уйдёт. Она привела Рогла к тому, что с ним произошло. Нужно быть с ним до конца. Хоть кто-то должен быть с ним.

Дремота скоро снова начала наползать, как тень из углов. Лучина на столе погасла, и Млада не стала зажигать новую. Занавесь на двери медленно отодвинулась, и длинное пятно света скользнуло по полу до стены. Ждан осторожно заглянул в клеть и вошёл, продолжая коситься на Рогла.

— Только тронь его, Ждан, — вяло предупредила Млада, снова прикрывая глаза. Знала, что при ней всё равно не решится.

— Да я только… — он совсем уж по-детски шмыгнул носом. — Извиниться хотел. За случай тот. А он, — Ждан кивнул на вельда, — и сам помрёт не сегодня-завтра.

— Извиниться, значит? — хмыкнула Млада и выпрямилась, опустив ноги на пол. — Что, отец хорошую взбучку тогда тебе устроил? Или, может, побили те же мужики, что с тобой были?

Ждан сжал кулак, но ничего отвечать не стал, только некоторое время рассерженно сопел, повернувшись к Младе плечом. Значит, вышло ударить по больному месту. Вряд ли он пришёл бы сам, без отцовского наития. Да и долго собирался — почти два дня. Но видно было по его нахмуренным бровям и по упрямо поджатым губам: обида не прошла, и вины за собой он не признаёт. Что ж, это его право.