…Сергей Иванович спокойно смотрел с мостика за приближающимися вражескими крейсерами — те шли на максимальном ходу, и кочегары порядком вымотались за истекший час. Тем лучше, когда настанет час для бегства, уже будут уставшие порядком. Он наклонился, и прокричал с мостика:

— Вива Эспанья! Вива рей!

Радостный рев застывших у пушек матросов и столпившихся на мостике офицеров, был ему ответом. Теперь испанцы не являлись «мальчиками для битья» — они хорошо напрактиковались в стрельбе. Да и дух на высоте — ведь познали радость побед. А тут бой, возможно и последний в этой войне, а в такой час особенно выкладываются, без чувства отчаяния и обреченности. Чего нельзя сказать о противнике, который сделал последнюю ставку.

— Фуэго!

Башенные орудия рявкнули, отправив в полет два снаряда. Дистанция в тридцать кабельтовых, можно стрелять. Это американцам нужно сближаться, пока свои четырехдюймовые пушки задействуют, а это время под градом 127 мм снарядов американской же выделки.

— Есть, смотрите сеньоры! Мы попали!

Действительно, первый одиннадцати дюймовый снаряд поразил вражеский крейсер. И хоть фугас был начинен порохом, яркую вспышку разрыва на кормовой башне заметили все, радостно закричали. А затем последовало еще одно попадание, крайне удачное — в носовую скулу, чуть выше ватерлинии. А это уже крайне опасно для врага — ведь корабль не сможет держать высокую скорость хода, напор воды просто начнет вышибать переборки. И это хорошо, ведь на подходе броненосец «Бискайя», от него противнику уже не убежать. Так что следует «озаботится» вторым крейсером, ведь ему тоже нужно сбить ход, а то слишком резво бегает.

— Перенесите огонь на мателот, дон Виктор! Надо и в него попасть!

— Будет выполнено, сеньор альмиранте!

Отдав распоряжение, Конкас остался стоять за его спиной, и тут настил под ногами содрогнулся — первый разрыв восьмидюймового снаряда был весьма ощутимый. Сергей Иванович повернулся к капитану, хотел пошутить, но тут за спиной так шарахнуло, что его как пушинку просто снесло с мостика. Странно, но сознания не потерял, и видел себя летящего прямо на выпуклый броневой колпак носового барбета. А там последовал жуткий удар, и сознание тут же погрузилось в темноту…

— Полнейшая хрень! Стоит выйти на секунду, разинуть хлебало… и получить пинок в задницу!

Сергей Иванович жутко матерился, забыв испанский, и полностью перейдя на русский язык. Странно, но в сознание, которое он вряд ли потерял больше чем на минуту, его привела именно боль. Правая, прежде раненная нога настолько «взвыла», однако вместо того, чтобы «отключиться», контр-адмирал Рамос полностью пришел в себя. Болело лицо и рука, ломило плечо, но ногу «дергало» так, что впору было достать из ножен кортик, и провести ритуал добровольного ухода из жизни, который японцы именуют «сеппуку», известное европейцам ритуальное самоубийство как «харакири». А еще непонятно, почему мундир разорван в клочья и распущен на «ленточки», а на белоснежной рубахе, которая непонятным образом уцелела, нет кровавых пятен, да и лицо вроде бы не разбито. И зубы не выбиты — он машинально провел по ним языком — «передок» был в полном порядке.

Но больно-то как, аж глаза из орбит вылезают, и все расплывается, видимо от выступивших слез!

— Ваше превосходительство, вы ранены? Где?

Похвиснева он узнал сразу — единственный русский офицер на флагманском броненосце, буквально напросившийся на службу испанской короне. Послан наблюдателем на войну испанцев с американцами, но он взял его на «Инфанту Марию Терезию» офицером своего штаба, вспомнил, что через семь лет погибнет на «Ослябе» в Цусимском бою. И не прогадал, не трус, за толстой броней не стал прятаться, живенько рванул за своим адмиралом, которого как пушинку снесло с мостика, под которым снаряд разорвался. И судя по мощи самый увесистый, в восемь дюймов, потому что других орудий крупного калибра на американских крейсерах просто не было.

— Вроде бог миловал, но приложило крепко. Ногу сломал не иначе, вон как вывернуло ступню…

— Сейчас, ваше превосходительство, сейчас. Эй, маринеро, быстрее — сеньора альмиранте нужно в лазарет унести!

Сергей Иванович окончательно пришел в себя, русский язык уступил место испанскому, вроде как на короткое время вспомнил, все же «кастильяно» родное для него наречие, сын республиканца, что был вынужден покинуть в марте 1939 года берега Испании, уходя на интернирование к французам с эскадрой «альмиранте» Мигеля Буисы в далекий Тунис.

— Вижу, контр-адмирал Вильямиль подошел?

Вопрос был праздный, все прекрасно видел собственными глазами, потому и на мостик вышел, чтобы посмотреть на подход «Бискайи» и маленькой «Гаваны». Более быстроходные «Кристобаль Колон» и «Нью-Орлеан» обходили неприятеля, отсекая тому путь отступления на север. А там заговорят пушки, и с остатками US NAVY будет покончено за несколько часов, слишком много пришло в Саванну, город и порт в мятежном штате Джорджия крейсеров — целых шесть — все, что осталось в наличии у «северян». Да, были тут еще два монитора, но они так и не убежали далеко, а медленно уходили в гавань, все же накатывали волны, а мореходность у этих низкобортных кораблей, совсем никудышная.

Носовая установка 280 мм «гонтории» не стреляла, орудийный ствол, опущенный вниз, не поднимали. Судя по всему, поломка механизмов, и сами пушки плохие, и работы по их установке проведены некачественно. Отправленный в Испанию «Альмиранте Окендо» будет перевооружен — получит новые 240 мм орудия Гильена-Шнейдера, в сорок калибров. Но вот с «инфантами» решение этого вопроса надолго затянется, до самого конца войны.

— Вам невероятно повезло, сеньор альмиранте — швырнуло на скос броневой крыши, вы скатились вниз и упали как раз за стенку барбета, потому осколки следующего разрыва по броне хлестанули. Хорошо и то, что не разбились при ударе о купол, высота ведь приличная. Давайте, помогу — вас в лазарет нужно немедленно отнести.

— Хорошо, Давид Борисович, — только и кивнул, едва сдерживая стоны — боль была невыносимая. Лейтенант ухватился под плечи, за ноги и туловище взялись два подбежавших матроса, и его живо так понесли, подгоняеемые разрывами вражеских снарядов, от которых маленький броненосец ощутимо сотрясался. Но куда больше американцы давали промахов, вздымавших водяные столбы вокруг флагманской «инфанты» со всех сторон.

Пока несли, и спускались вниз по трапам, бережно передавая из рук в руки, Сергей Иванович оглядывал последствия попаданий вражеских снарядов. Увиденные небольшие разрушения не шли в никакое сравнение с теми обгорелыми и изуродованными остовами броненосцев контр-адмирала Серверы. После неудачного прорыва из Сантьяго испанские корабли выбрасывались один за другим на прибрежные отмели, так что фотографий торжествующие победители тогда сделали немало.

Вот только сейчас история пошла совсем по-иному пути, стоило ему нырнуть с аквалангом в 2024 году, решил изучить остов угольщика «Мерримака». Вот только нарвался на артефакт, своего рода «машину времени», да перенесся в «чернильной капсуле» на 126 лет в прошлое. Вынырнул на поверхность, и к своему изумлению увидел блокированную в бухте эскадру контр-адмирала Серверы. Дальше, как говорят шулера, «масть легла» и «карта пошла», и все с ног на голову перевернулось…

— Вам невероятно повезло, сеньор альмиранте, — старший корабельный врач со знаменитой испанской бородкой, ножницами срезал с него изорванную в клочья обмундирование. Короткий сапог пришлось вообще разрезать острой навахой, от прикосновения к ступне, неестественно вывернутой, Сергей Иванович впервые заорал во все горло, применяя обширную русскую терминологию, которую ни одна цензура не пропустит. Врач наоборот, повеселел, заулыбался — от сердца отлегло, видимо, ожидал чего-то серьезного.