— Снова говоришь глупости, — Хальвдан остановил её руку. — Мне кажется, или ты нарочно?

— Тебе кажется.

Ну, конечно. Она гладила его, ласкала и в то же время била словами по больным местам.

— Выходит, кроме своей, я ещё должен расплачиваться и за чужую ошибку. И я даже готов, но не хочу делать это таким способом. Пусть лучше меня исхлещут кнутом ещё раз.

— Увы, нам приходится иногда делать то, что делать вовсе не хочется, — проговорила Млада, разглядывая гривну на шее Хальвдана и неосознанно проводя пальцем по знаку Рода — на своей. А затем поцеловала Хальвдана, долго и жадно. Прошептала в его губы, чуть отстраняясь: — Но хотя бы сейчас мы можем заняться тем, чего желаем.

И поцеловала снова. Хальвдан сжал её в объятиях, дурея, как будто в первый раз, от её запаха, от её ласк. Он знал, что Млада просто хочет, чтобы он перестал думать. Чтобы забыл обо всём хотя бы на то мгновение, что она в его руках. Рядом. Чтобы остались далеко и князь, и Корибут. И треклятый Земко с его дочерью. И свадьба, от которой, похоже, не уйти.

Млада отдавалась ему неистово и отчаянно. И хваталась за него, как за последнее спасение. Как там, в лесу миртов… Там всё началось. Но сейчас Хальвдан чувствовал, что в этот самый миг, когда она так близко, когда, казалось бы, принадлежит ему без остатка — он её теряет.

Млада и не думала, что детинец встретит так приветливо. Словно родича, по которому все скучали. И казалось бы, должно что-то измениться, но нет, поменялась, видно, только она. Но внешнее спокойствие сердца Кирията оказалось обманчивым: тут деялись свои, не всегда добрые дела. Будто пошатнулась опора, на которой держалось княжество, и скрежет её разрушения отголосками разбегался по всем окрестностям. К тому же случилось ещё то, чего и боялись по возвращении: Кирилл всё же переставал быть собой. Этого не заметил бы нынче только слепой. И его ближники всерьёз задумались, что теперь делать — хоть в темницу правителя сажай, пока пущих бед не натворил — но к дельному решению пока не пришли. А напасти продолжали множиться. Вот и Земко со своим требованием…

Млада вздрогнула, когда в дверь постучали. Она приподнялась на постели, догадываясь, кто пришёл.

— Пустишь? — раздался снаружи голос Хальвдана. Пронёсся сквозь темноту горницы и возился кинжалом под рёбра.

Она до боли закусила губу и покачала головой сама себе:

— Уходи. Лучше нам не видеться теперь.

Так лучше, хоть и не хотелось отпускать его от себя ни на миг. Воевода ещё подождал: слышно было, как он ходит взад-вперёд — а затем ушёл, пробормотав что-то на верегском. Стало невыносимо пусто.

Млада снова легла и вперилась в подсвеченный молодой луной через щель в оконном волоке потолок. Тонкое шерстяное покрывало неприятно льнуло к коже — после рук Хальвдана любое другое прикосновение казалось почти мучительным. А от воспоминаний предательски трепетало что-то в груди. Гнать их. Гнать подальше, зачем себя истязать попусту? Нужно мало-помалу выдирать его из сердца — придётся. А ведь уже поверила, что сможет провести с ним всю жизнь, сколько бы её ни осталось. Знать, всё ж не заслужила. И всё её нутро сопротивлялось этому, а другая, новая, сторона души приказывала смириться.

Смирение — давно позабытое слово.

Да только нынче не о себе надо думать, а о том, как много жизней сберечь. И если женитьба Хальвдана на другой девушке поможет сохранить равновесие и дружбу с тривичами — так тому и быть. Она готова отпустить его. Она готова шагнуть в Забвение — только бы Ведану дождаться. Это её искупление, и его дорогой надо идти до конца.

Знак Рода на шее постоянно жёг кожу: напоминал, что Хозяин близко. Так близко к Яви он ещё не подбирался, но теперь явственно виделось его отражение в глазах и поступках Кирилла. Млада ждала встречи с ним и в то же время страстно желала не видеться.

Тихий стук в дверь раздался снова.

Млада с удивлением взглянула на неё: час-то уж поздний, если не сказать, ранний — дело к утру. Неужто Хальвдан вдругорядь пришёл, не вытерпел? От такой мысли внутри дрогнуло. Смолчать, прикинуться спящей?

Но, кутаясь в покрывало, она подошла и открыла незваному гостю. Неожиданно на пороге оказался Рогл. Взлохмаченный и мрачный, глаза, что две пропасти. Знать, тоже всю ночь без сна маялся.

— Ну, ты придумал, — проворчала Млада, всё же пропуская его в горницу. — Мало мне, что о нас с Хальвданом сплетни по дому мечутся, так ещё и не хватало, чтоб к тебе в полюбовницы приплели.

Вельд невесело хмыкнул. Как только приехали в Кирият, он сразу спал с лица, и заметно похудел, хоть и ел, как любой взрослый отрок. Нехорошо ему было от близости князя, и вся бахвальная радость слетела с него, как высохший песок.

— Это ж какими дурындами надо быть, чтоб такое выдумать, — он уселся на незастеленную лавку. — Так что не бойся. Да и не видел, кажись, никто.

— Вот именно, что кажись, — Млада опустилась рядом с ним, поддёрнув сползающее с груди покрывало. — Что с тобой?

Она коснулась ладонью пылающего лба вельдчонка. Тот дёрнулся, сбрасывая её.

— Он тут. Я чувствую. Я вижу его рать во сне каждую ночь, Млада, — тихо заговорил он будто сам с собой. — Они просят выпустить их. Они ломают ворота. И меня ломают изнутри. Каждую кость.

Он вцепился себе в волосы и упёрся локтями в колени. Млада погладила его по спине, чувствуя, как словно перетекают под его кожей тёмные гибкие потоки Забвения. Проклятая кровь вельдов. На всю жизнь тавро. А ноша Млады — ощущать их и не уметь помочь. Лишь на время она могла облегчить его муки. Подарить одну ночь спокойного сна.

— Подожди ещё немного. Скоро приедет Ведана, — шепнула она, зная, что это слабое утешение. Ждать, что прибудет спасение — когда-то. Когда плохо сейчас. — Она сумеет тебя освободить.

Рогл повёл плечами и выпрямился. Млада взяла его за руку и ринулась внутрь, оплела светом чёрные щупальца немирья, разворошила, точно кудель. Пальцы вельда перестали подрагивать, и жар тут же схлынул, а на коже выступила испарина, словно после лихорадки. Он вздохнул и облегчённо прикрыл глаза, точно высвободился из силков.

Хоть и вытащил его Богша из Забвения, указал путь, да не совсем. Теперь только и приходилось время от времени разгонять мрак в его душе, что становился всё плотнее. Обычно после этого и Младе становилось дурно — много сил уходило. Но она не показывала слабости Роглу, а уж тем более Хальвдану. И училась управлять потоком света лучше, не тратить попусту. Сама училась. Её вразумлять некому.

— Спасибо, — Рогл виновато улыбнулся. — Иногда я думаю… Уж лучше никакой жизни, чем такая.

— Перестань! — Млада отвесила ему хороший подзатыльник. Мальчишка ойкнул. — Мы обязательно выберемся из всего этого.

— А если нет? Я не хочу служить ему. И не стану, — Рогл хлопнул себя ладонью по колену, вставая. — И коль не будет выбора… Ты меня не остановишь.

— Я тебя и в Нави достану да розгами выдеру, коль будешь глупости говорить! Иди лучше спать. Успеешь ещё.

И, словно насмехаясь, во дворе проорал петух. Но Рогл всё же отправился обратно в избу, где жили отроки.

По возвращении те встретили его с возросшей опаской. Но и пренебрежение ушло из их взглядов. А уж непотребные слова о нём говорить они и вовсе теперь остерегались, хоть и знали все, кто чудищ на Беглицу напустил. Ничего, скоро научатся с ним считаться.

А Млада переплела косу и оделась. Пытаться уснуть сейчас совсем уж глупо. Перехватив в поварне каши, чтоб не ждать завтрака в трапезной, она собралась было идти во двор, как по пути её встретил отрок с приказом явиться к князю. Не в чертог, а в покои.

Млада зачем-то проверила на поясе Призрак, словно на бой собралась, и поспешила за мальчишкой.

Кирилл встретил её изучающим взглядом. Утреннее солнце сквозь окно бросало тёплые отсветы на его волосы и лицо, но в серых глазах будто не отражалось. Они пугали бездонностью и холодностью. Князь встал из-за стола, обошёл и присел на его край, скрестив ноги.