— Кладите Рогла здесь…

Подоспевший Зорен расстелил на земле у костра свой плащ, и Медведь осторожно уложил мальчишку на него.

— Вы всё-таки притащили его сюда… — вздохнул за спиной Млады Ждан. — На ваше счастье здесь уже почти никого нет.

Медведь выпрямился и повернулся к нему. Кажется, слишком долго они разглядывали друг друга. Ждан как-то съёжился, потускнел и в конце концов не выдержал — потупился.

— Ну, здравствуй, братец, — хрипло, незнакомым голосом проговорил Медведь. — Давно не виделись. Посчитай с осени, когда ты наш род позором за клевету покрыл.

— Я покрыл свой род позором не больше отца в своё время! — осклабился Ждан, но глянув на остальных, затих.

Млада недоуменно обернулась на Хальвдана, но он только молча взял её за локоть и отвёл в сторону, оставив Ведану и Зорена хлопотать над Роглом, а братьев — разговаривать после долгой разлуки. Не зря тогда показался подозрительным тоскливый взгляд Ратибора, обращённый на старшего сына. Не хотел он распри между ними, а Млада невольно своим упрямством уберегла их от поединка.

— Ты знал, воевода? — пробормотала она, не в силах отвести взгляда от Медведя, который будто бы вмиг сделался на несколько лет старше.

— Знал. А ещё Бажан и Кирилл знали. Но Медведь просил нас никому об этом не говорить. Крепко он с Ратибором разругался тогда. Хоть и сын ему. Только Переславе не родной.

— Бастард?

Млада только догадалась о том, что Хальвдан кивнул.

— Ты пойми, я тоже его не расспрашивал, — он помолчал и добавил: — Но как-то доводилось мне разговаривать с Ратибором. Он хотел, чтобы Медведь стал старостой после него, как придёт время. Только слишком рано оно пришло.

Млада повернулась к Хальвдану и глянула снизу вверх. Его лицо было спокойно и задумчиво. Следы былой неприязни к Медведю полностью сошли с него. Сейчас в едва заметных складках у рта и между бровей читалась только усталость. И почему-то первый раз за всё время Млада ощутила радость от того, что с ней поехал именно верег. Радость далёкую, скользнувшую тенью где-то внутри за беспокойством о Рогле, за злостью на князя и саму себя. За призрачным страхом перед Корибутом, которого она даже никогда и не видела, но теперь ясно ощущала кожей его присутствие. Радость, казалось бы, незначительную и неуместную, но разлившую по сердцу лёгкое тепло.

Хальвдан опустил взгляд и ободряюще улыбнулся.

***

— Мы покамест останемся здесь, Медведь.

Млада накрепко застегнула седельную сумку, только что снятую со спины прекрасного вороного коня, которого ей отдал один из прибывших кметей. Над её плохонькой лошадкой, оставшейся одно что взамен, он только посмеялся, но заверил, что в детинце разницы не заметят.

Чуть поодаль Хальвдан стаскивал свои вещи с крепконогого каурого мерина, на котором приехал сам Медведь. Зорен разводил на новом, сокрытом между деревьев от ветра месте костёр. Навес между стволами был уже натянут. Рогл лежал под ним всё так же без сознания под присмотром Веданы.

— Вы можете расположиться в доме отца, пока Рогл не придёт в себя, — в который раз попытался возразить Медведь. — Там вас никто не тронет.

— Старосте не к лицу идти против своего же народа.

— Я ещё не староста. Да и стану ли им, когда княже узнает, что я вас отпустил. Наложит вето, да ещё из дружины прогонит.

— Будет вече, и тебя выберут вместо отца, — Млада хлопнула ладонью по брошенной на землю сумке и повернулась к Медведю. Он нахмурился и невесело усмехнулся. — Князь не пойдёт против воли людей. Ты — воин, прошедший через бой с вельдами. Рыси уважают тебя. К тому же Ратибор хотел этого. А его они уважали и любили ещё больше. И тебя полюбят — вот увидишь. А чтобы это случилось поскорей, нам с двумя вельдами лучше в деревне не появляться. И уж тем более в твоём доме. Впрочем, кажется, я это уже говорила вчера…

Медведь вздохнул и невольно посмотрел в спину Зорену, который раздувал чуть занявшиеся пламенем ветки. Ещё накануне, когда все они, кроме Веданы, пришли к погребальному костру Ратибора, Рыси косились на вельда с плохо скрываемой ненавистью, и только твёрдый вид Медведя удержал их от открытых нападок. А вспыхнувшие было враждебные возгласы загубил на корню. Неведомо почему деревенские сразу приняли его за старшего. Видно, потому что он очень уж походил на молодого Ратибора. Это стало бросаться в глаза сразу после того, как Млада узнала о том, что кметь его сын. Она даже удивлялась тому, как раньше не замечала такого поразительного сходства. Хоть жизнь и ремесло научили её быть очень внимательной к подобным мелочам. Пусть и бастард Медведь, а люди перешли под его крыло гораздо охотнее, чем под Жданово. Оно и неудивительно: взбалмошный и подловатый парень вряд ли вызывал даже у родичей такое уважение, как княжеский дружинник. Он уже доказал свою твёрдость и отвагу в бою. За ним жители Беглицы будут, как за каменной стеной.

— Значит, Ариван… — Медведь пытливо заглянул ей в глаза. Млада кивнула. — Хоть на обратном пути заедь в гости.

— Коли будет обратный путь — заеду. А ты обживайся поскорей. И подумай над тем, что я тебе говорила про Раску. Хозяйка в доме нужна.

Медведь чуть склонился к её лицу и осторожно провёл пальцами от виска к щеке.

— Ты же знаешь, что… — он подался вперёд ещё, почти коснувшись губами её губ.

— Перестань, — Млада отклонилась от его ладони и глянула поверх спины коня на Хальвдана. Но тот о чём-то говорил с Зореном и не смотрел в их сторону.

— Прости. Но по-другому не могу, — почти прошептал Медведь. — Хоть и знаю, что ты моей никогда не будешь.

— Не буду… Но всё равно я очень благодарна тебе за всё. За то, что останавливать нас не стал.

Кметь горько улыбнулся и вдруг притянул Младу к себе. Обнял, крепко и тепло. Она на мгновение почувствовала его запах, но внутри по-прежнему ничего не дрогнуло. Растворилось в душе сожаление об их единственной ночи — ведь тогда им было хорошо. Этого ли не достаточно? Млада только позволила себе задержаться подольше в заботливых, могучих объятиях и отстранилась.

Медведь тут же отвернулся и, издалека попрощавшись с остальными, запрыгнул в седло и уехал.

Тёплое совсем уж по-весеннему солнце, поднимаясь всё выше по небу, сквозь окно пекло затылок. В покоях с непривычки было душно — хоть стёкла выбивай. И скажи кто, что на дворе только начался Лютень — не поверишь.

Кирилл раздражённо отбросил в сторону записку от древнерского старосты Наяса. И почему же с этим несносным стариком постоянно всё сикось-накось? Ни разу не прошло гладко ни одной встречи, ни разу дань они не заплатили без проволочек. Даже с сотнями для войска кобенились до последнего. Вот и теперь Наяс писал, мол, приехать не может, потому что захворал, а путь до города неблизкий. Дороги раскисли — и в санях, и в телеге ехать одинаково не с руки. И в каждой скупой строчке слышалось нарочито мучительное кряхтенье немощного старца. Хоть Кирилл помнил и его проницательные, ясные не по летам глаза, и больно крепкую для прожившего долгий век мужчины фигуру. Прикидывается, как пить дать. Не упустит оказии щёлкнуть по носу зазнавшегося юнца, хоть юнцом Кирилл уже давно быть перестал.

Прямо того Наяс не сказал, но дал понять: если хочешь узнать о себе и странном душевном недуге хоть что-то — придётся ехать к древнерам самому. Князь — не князь, а уважение к старшему проявить надобно. И уж выдумки то навешанное на уши Хальвдану предостережение или правда — другой вопрос.

Мысленно Кирилл прикинул, сколько ехать до Излома, и глянул на улицу. Погода к путешествиям располагала, хоть дорога за время похода засела костью в горле. К тому же со дня на день должны были вернуться отряды, отправленные вслед за сбежавшей Младой — наверняка уж нагнали. Но деваться всё равно некуда. Такое дело, как разговор со старостой, никому не поручишь. И тянуть больше нельзя. Кирилл это чувствовал нутром. Знал, что его заволакивает чем-то тёмным и вязким.