Повинуясь такой мысли, Геста оглянулась. Окно, залитое светом вышедшего из-за облаков закатного солнца, выглядело даже приветливо. Мутноватое стекло будто плавилось в жарком золоте светила и, казалось, вот-вот потечёт, заплачет прозрачными тягучими слезами.
Геста смахнула с щеки солёную каплю, поднялась, подошла к окну и глянула вниз.
Без дружины князя там пусто и безлюдно. Только стражники прохаживаются у стены детинца и острогов. Маленькие издалека, как копошащиеся букашки. А дальше бурлит город, захлёстывает кипучей жизнью, неутихающей, как течение реки. Они все живут, радуются своим простым заботам, дышат каждодневными делами и отдыхают в тепле своих домов. Они уверены, что всё так, как нужно.
Так почему же Геста не может найти себе покоя? Почему бы не смириться? Тогда сейчас всё было бы гораздо проще. И не наползала бы тень будущего гнева Кирилла, и усмешка Вигена, не колола бы тупой иглой.
Нет. Геста отшатнулась от окна. Если ей суждено пропасть, то она не станет делать это, опустив руки. Она хотя бы попытается всё исправить, снова обрести уверенность.
Только нужно было придумать, как.
И Гесте ничего не оставалось, кроме как приглядываться. Первые два дня своего невольного заточения она наблюдала за служанками, которые приходили к ней каждый раз в одно и то же время, помогали одеться, приносили еду и поддерживали порядок в горнице. С виду это были обычные холопки. Одна невысокая и худая, с жидкой русой косой, в новой клетчатой понёве. С её лица не сходила постоянная кислая мина, будто навязанные обязанности доставляли ей невыносимые мучения. Вторая — дебелая, темноволосая, с внимательным взглядом. По всему — замужняя, так как уже носила бисерную кику. Увидев Гесту она всегда заискивающе улыбалась да и вообще вела себя гораздо приветливее, чем тощая, хоть и молчала так же. Именно к ней первой и обратилась Геста с просьбой передать записку Торе, но, на удивление, девица лишь промолчала и нарочито твёрдо отвернулась, собирая посуду на поднос. В следующий раз Геста предложила вознаграждение, но служанка снова отмолчалась и спешно покинула светлицу, будто испугалась, что её побьют.
Тогда пришлось обращаться ко второй служанке, на которую с виду было ещё меньше надежды. И та полностью оправдала все сомнения насчёт неё: на подкуп не согласилась, да так же, как и первая, не сказала ни слова, словно ей вырвали язык. Гесте даже захотелось проверить, так ли оно. А если не так, то исправить сию несправедливость.
Виген, похоже, хорошо подготовил служанок и предупредил, чтобы они не отвечали ни на какие просьбы. Может, даже припугнул. Начальника стражи в доме всегда побаивались. Не зря он держал в стальной узде и стражников, и гридней. Даже успевал время от времени давать указания кметям.
И Геста вдруг осознала, что служанки запросто могут доложить Вигену о её просьбах. Ведь никакие обязательства не удержат их от этого. Правду сказать, мало какие девушки в детинце любили её. Кто-то завидовал, кто-то посмеивался — насолить каждая будет рада. И потому Геста притихла на день в ожидании новой встречи с Вигеном, но её не случилось. Знать, пожалели девицы пленницу. Да только знай, почему ей запрещено выходить, верно, всё обернулось бы гораздо хуже.
Но, несмотря на это, Гесту охватил страх и подозрительность. Ей постоянно мерещилось, что за ней наблюдают и о каждом движении докладывают начальнику стражи. Она ходила по светлице, заглядывала во все углы в надежде обнаружить там какой-нибудь потайной ход или нишу, в которой можно было бы спрятаться соглядатаю. Но стены были ровными, за очагом тоже ничего не оказалось, как и за спинкой кровати. Геста кружила от стены к стене, и с каждым днём всё яснее осознавала, что скоро сойдёт с ума от одиночества и безысходности.
Дни проплывали мимо, сменяя холодный зимний свет тьмой, которую разгоняли огоньки лучин, а Геста думала, как ей поступить. Ничего дельного на ум не приходило. Но в очередной раз прохаживаясь по комнате, она однажды наступила на осколок склянки, которую не так давно разбила о дверь. Видно, служанки убирались в комнате не слишком-то усердно. Геста замерла, прислушиваясь к сочному хрусту стекла, и улыбнулась осенившей голову мысли.
Утром, перед тем, как должна была прийти служанка с завтраком, Геста аккуратно разрезала кожу чуть выше запястий, старательно размазала кровь, чтобы выглядело достаточно внушительно и пугающе и, громко опрокинув стул, легла рядом на пол. Руки саднило и тёплая кровь ощутимо, хоть и слишком медленно, растекалась по доскам маленькими лужицами. Казалось, служанка, как назло, задержится, а то и вовсе не придёт. Но вскоре дверь с привычным звуком отворилась и громкий вскрик едва не заставил Гесту улыбнуться против воли.
Служанка с грохотом поставила поднос на стол и убежала, что-то, торопливо сказав стражникам по дороге. Те, видно, заинтригованные словами девушки, тихо и удивлённо переговариваясь, заглянули внутрь.
— Вот жеж… — выругался один.
Второй только хмыкнул. Кто-то из них осторожно поднял Гесту с пола. Пахнуло чужой кожей и потом. Ей захотелось вырваться, но она только безвольно повисла в руках стражника, откинув голову.
— Совсем уже из ума выжила, — буркнул тот над ухом и уложил Гесту на постель. Впрочем, в его голосе слышалась только усталость, словно он тут же зевнул от скуки.
— Дык посиди столько взаперти, я погляжу на тебя. А то — девица! — хмыкнул второй. — Ну, скоро там Ярка? Так невеста-то князева помрёт тут. Сначала от Вигена по шее схлопочем, а потом…
Его напарник только тяжко вздохнул. Скоро раздались приближающиеся шаги, и чуть дребезжащий голос Лерха наполнил комнату суетой:
— Чего тут столпились? Пошли вон. А ты тряпиц мне чистых дай и воды тёплой принеси! Живо!
Стражники, чуть позвякивая оружием, вышли из светлицы, сердито поругиваясь на лекаря. Служанка выскочила вслед за ними. Лишь хлопнула дверь, Геста открыла глаза и дёрнула за рукав Лерха, который уже склонился над своим неизменным сундучком, выбирая нужные снадобья. Тот вздрогнул и, неосознанно прижав какую-то плошку к груди, обернулся.
— Тьфу ты! Так ведь и гикнуться можно.
— Мне нужна твоя помощь, Лерх, — прошептала Геста, косясь на дверь, достала из-за пояса спрятанную там записку и протянула лекарю. — Передай это Торе. Прошу тебя.
Лерх попятился, выставляя пред собой руку, словно защищаясь от удара.
— Нет! Даже не проси! Если Виген узнает…
— Но как он узнает? — Геста приподнялась на локте и раздражённо уставилась на Лерха. Ещё не хватало, чтобы ещё и он начал упрямиться. — Всего лишь маленькая услуга. Вспомни, сколько я тебе денег отдала за снадобья, которые мне не помогли!
— Тебе уже ничего не помогло бы, — прищурился Лерх. — Думать надо было, когда к неучёной знахарке пошла дитя изводить!
— А всё же ты продолжал серебро из меня тянуть. Прохвост плешивый! Будто Кирилл мало тебе платит.
Лекарь замялся, озираясь, будто решал, не стоит ли ему уйти прямо сейчас. И пусть неудавшаяся невеста князя умирает на своей постели. Затем с досадой брякнул плошкой, едва не бросив её обратно в сундучок, и резко выдернул записку из пальцев Гесты.
— Хорошо, — прошипел он. — Но это в первый и последний раз.
— Нет. Ещё, когда Тора ответит, передашь ей деньги. Большего от тебя не потребую.
— С ума сошла?! — взбеленился лекарь. — Что ты задумала? Тебе мало того, за что тебя посадили под постоянный надзор? Знать, это не простая провинность, раз Виген тебя здесь запер.
Геста со странным облегчением подумала о том, что в замке, видимо, не знают, за что она находится в плену в своих же покоях. Виген, когда надо, умеет пресекать слухи. И то верно. Незачем всем вокруг знать о том, что ещё вилами по воде писано. Если вдруг Кирилл откажется верить в то, что Геста задумала убийство Млады, начальник стражи будет иметь очень глупый вид. Поэтому лишние разговоры ему пока не нужны.
— Твоё какое дело? Значит, мне нужно! Будешь приходить, будто справляясь о том, как я выздоравливаю. Больше себе резать руки не буду.
