Король издаёт смешок и подводит меня к большому королевскому шатру. Он откидывает полог и заводит меня внутрь.

В полумраке я вижу трон, на котором сидит сам Ивар Стормс. И в первое мгновение мне кажется, что он мертв.

Его руки прикованы к трону толстыми цепями, как и грудь, так что он, судя по всему, не может даже пошевелиться. Одежда на нём разодрана, а лицо выглядит так, словно из него высосали всю жизнь. Волосы, которые почти целиком поседели, висят клочьями, и то, что он жив, видно только по его пронзительным глазам дракона, с ненавистью глядящим на короля.

— Да, наш князь уже не выглядит как завидный жених, — издает король смешок. — Он просил меня остановить отбор и сделать победительницей тебя, но это было бы несправедливо, ведь другие участницы так сильно старались, чтобы дойти до этого этапа. Да и я, откровенно говоря, хочу посмотреть, как вы проявите себя в последнем испытании.

Король наливает себе вина из графина и делает большой глоток.

— Тебе предлагать не буду, — он ставит бокал на стол и подводит меня ближе к Ивару. Тот дергается, при моем приближении, но цепи крепко держат его, не давая высвободиться.

Кровь… Ранить дракона почти невозможно, это знает каждый, но я с ужасом осознаю, что на его лице, покрытом ранами, именно она. Почему его дракон не залечивает раны?

— Ну-ну, потише, Ивар, друг мой, — говорит король, по-дружески похлопывая Ивара по плечу, когда тот дергается особенно сильно.

— Будь проклят ты и весь твой род, — цедит Ивар, тяжело дыша и с ненавистью глядя на короля. — Зря ты оставил меня в живых. Пока бьется мое сердце, я клянусь тебе, каждый удар будет ради того, чтобы прикончить тебя.

В ответ на это Маркус II лишь закатывает глаза.

— Можешь сказать пару слов претендентке. Надеюсь, ты подберешь подходящие слова, ведь от неё теперь зависит судьба твоей дочери, князь. Для остальных у тебя ничего не нашлось, так может найдется для той, которая тебе так приглянулась?

— Отпусти их, отпусти моих дочерей! — рычит Ивар, пытаясь выпутаться из цепей, но всё тщетно. Сил ему явно едва хватает на то, чтобы дышать. — Останови это безумие, пока не поздно.

И тут я начинаю понимать, что Ивар не знает. Он не знает, что Мия со мной, он думает, что её тоже выкрал король.

— Прости, Ивар, но теперь судьба твоей Лили в руках богов и претенденток. Такова воля судьбы. Когда всё будет кончено, ты будешь мне благодарен и поймешь, что я совершил для тебя величайшее добро.

Король гладит Ивара по волосам, и на мгновение мне кажется, что в его голосе звучит неподдельное сочувствие к Ивару.

— Угрозы свои, князь, оставь при себе. Радуйся, что я сегодня в хорошем настроении и делаю скидку на твою болезнь и затуманенный разум. У тебя был тяжелый день и тяжёлая ночь, всё, что нужно тебе сейчас — это немного подождать. Теперь судьба твоей дочери в руках тех, кто участвует в отборе. Ни ты, ни я уже ни на что не можем повлиять. Выбор сделан, и теперь исход дела в руках богов.

Король похлопывает Ивара по щеке и отходит от него.

Я встречаюсь взглядом с Марианной и двумя оставшимися претендентками, которые стоят в стороне. От её всегдашней самодовольной улыбки не остаётся и следа. Теперь в её глазах я вижу только тревогу, когда она бросает взгляд на Ивара и тут же отводит его в сторону, словно ей стыдно.

— Пойдемте, девочки, — говорит король и увлекает остальных претенденток прочь из шатра, оставляя меня и Ивара наедине. — У каждой претендентки должно быть пять минут с возлюбленным.

Когда все покидают шатер, повисает минута вязкой тревожной тишины. Я не осмеливаюсь даже смотреть на истерзанного Ивара и просто стою рядом, пытаясь унять дрожь.

— Подойди поближе, — хрипит Ивар, и когда я поднимаю взгляд, вижу, как тяжело ему делать каждый вдох, чтобы что-то сказать.

С ужасом смотрю на его истерзанное болезнью и ранами тело, и в груди рождается странное чувство, которое я никогда не думала, что смогу испытать к этому дракону, к тому, кто послужил причиной всех моих страданий и по чьей вине наша дочь теперь в лапах безумного короля. Но всё же... всё же он отец моих девочек и всегда им будет, так что я, против своей воли, испытываю к нему чувство жалости.

— Дай, пожалуйста, воды, — хрипит он, и я подношу к его губам чашку с водой. Он пьет маленькими глотками, и по его подбородку текут капли, смывая запекшуюся кровь.

— Я сам во всем виноват, — шепчет он. — Я довёл до этого. Прости, Адриана, прости, что тебе пришлось участвовать в этом безумии. Ты очень хорошая девушка. Любой будет счастлив взять тебя в жены.

Он снова дергается, и цепи звенят, не давая ему шелохнуться.

— Мои силы на исходе. Проклятие не даёт мне умереть, но едва поддерживает мою жизнь.

— Проклятие?

Мой собственный голос звучит едва слышно.

— Я скажу тебе правду, Адриана. Никто не знает, и я сам не знал, что проклят, до недавних пор. Я убил свою жену, и за это я несу проклятие её матери. Элис… Моя бедная Элис. Она умерла вдали от дома, разлучённая со своими детьми, совершенно одна, и всему виной только я. Если бы я только мог вернуть всё назад, если бы мог всё исправить... Но теперь и моих дочерей ждёт гибель от рук этого подонка...

Его тело содрогается крупной дрожью.

Я прикасаюсь рукой к его щеке и стираю с неё слезу. В эту минуту я не чувствую ни злости, ни ненависти к нему, я чувствую лишь жалость к умирающему человеку. А то, что он умирает, совершенно очевидно. Дотрагиваясь до него, я вижу, как трепещет его сердце, вижу, как слабо течет по его венам кровь. Любой на его месте был бы уже мёртв, но его удерживает что-то.

Я не обращаю внимания на хохот короля, который за пределами шатра что-то громко обсуждает со своими придворными, не обращаю внимания на музыку и на гомон толпы. Я вижу только то, о чём говорит Ивар, — чёрные призрачные нити, опутывающие всё его тело, не дающие его тканям напитываться жизненными силами. Я прикладываю вторую руку к лицу Ивара и теперь безошибочно распознаю в этих чёрных нитях знакомую руку, руку моей матери.

И в этот момент в памяти всплывает тот день, когда я видела её живой в последний раз, тот день, когда она говорила с Иваром. Как сейчас, я вижу её вытянутую руку и слышу слова о том, что если по его вине упадёт хотя бы волос с моей головы...

Я забыла об этом, вытеснила неприятное воспоминание почти сразу после того, как это произошло. Но теперь они возникают с невероятной ясностью, так, словно это было вчера.

— За что? — бросаю я слова, словно камни в воду, их заглушает стук моего сердца.

Сейчас, здесь, стоя перед моим умирающим мужем, что я хочу услышать от него? Раскаяние? Сожаление? Нет. Мне не нужно ничего из этого. Одного его вида достаточно, чтобы вся злость слетела с меня, оставив в душе лишь горечь о не прожитой жизни, которую он разрушил своими руками, что теперь закованы в цепи.

Я не хочу слышать его сожалений, они ничего не изменят. Не хочу слышать его раскаяние, оно не может перечеркнуть прошлого. Ничто не может. Но почему я всё ещё здесь, почему слушаю его?

Почему мне не всё равно? Ведь я хотела именно этого. Хотела, чтобы он заплатил за то, что натворил. Хотела, чтобы он пережил хотя бы малую долю тех страданий, что причинил мне.

Но его страдания не радуют меня, а лишь увеличивают боль в моём сердце.

Он поднимает глаза и смотрит пристально, словно видит в эту минуту не Адриану, а меня, его жену, которая скрывается за её личиной. Я невольно вздрагиваю, боясь, что кольцо перестало работать, но, бросив взгляд на свои волосы, вижу, что они по-прежнему длинные и тёмные, а значит, иллюзия работает.

— Я бы хотел сказать, что всё дело в драконе, Адриана, — с горькой усмешкой говорит он, — но дракон — это часть меня, так же как я — часть дракона. Я был разъярён, я не поверил ей, вместо этого я предпочёл поверить собственной ярости и сгубил мою Элис. Только я и никто больше. А теперь по моей вине погибнут мои дочери.